Не открывая глаз. Заметки поводыря

Вступление – пояснение.
Всегда думал, что больница – от слова «больной». Сегодня понял, что от слова «боль». Потому, что мне было сегодня больно. За больницу. И за больных. И за Родину. И много еще за чего больно.  Поэтому и напишу то что напишу. Несмотря на манеру изложения – все до последнего слова – реальные события. Пусть утрированные и стилизованные, гротескные и глумливые, но – правдивые.
Сразу оговорюсь, что слово «инвалид» использовано мной в смысле классификации людей в том месте и времени и никак иначе. А не для  того чтобы обидеть иди поиздеваться. Ибо над себе подобными не глумлюсь.

«Море волнуется – раз!»
Море. Море больных людей собралось у кабинета номер пять сегодня. Ведь всем больным хочется исцеление, а зрячим – видения. А мне хотелось понимания. Понимания того, как можно принять такое количество людей. За два часа до начала приема очередь растянулась  на полкорпуса. Не затухающие крики: «Кто последний в пятый?» рикошетом носились по стенам длинного коридора и затухали где-то там, в миллионе парсек, даря кричащим чувство полной безнадежности. Тьма сгущалась.
Начали принимать.  Оказалось, что тут только дадут формуляр-карточку и надо с этим идти в регистратуру. Вызванные в случайном порядке счастливчики, опираясь на палки и костыли, ощупывая дорогу руками легко и непринужденно устремились в неведомое. А те кто остались – остались с носом. Ведь порядок очереди сломался, и никто не знал уже  кто за кем и кто есть кто. Но мы ушли. Ушли от криков «Сам дурак!», «Сама ты тварь!», «Чтоб ты подох!». Ушли, а море – штормило…

«Море волнуется – два!»
Всего два окна были в регистратуре для приема документов на госпитализацию  в этот замечательный  многоэтажный корпус. Детский корпус. Где делают  почему-то операции пенсионерам. Лечат от глауком и катаракт. Но не от чего другого.
Изумительное по своей простоте и наивности объявление: «Инвалиды и дети обслуживаются вне очереди» вызвало у меня легкое чувство когнитивного диссонанса.
Ведь в эти окошки никто кроме детей и инвалидов не стоит. Мне почему-то показалось, что подобные объявления – первопричина всех массовых беспорядков в мире. Тьма растекалась по этому маленькому помещению, осваивалась и апперитивно* готовилась к прыжку.
* от слова «аперитив» (прим. Автора)

«Море волнуется – три!»
Началось все как обычно. Во вновь устоявшейся очереди инвалидов появился инвалид. Вернее – ИНВАЛИД. Выскочив вдруг как чертик из табакерки он подошел к одинокостоящему старичку  и сказал: «Вас тут не стояло!»  Тут же был поддержан одними,  и опровергнут другими.  Назревал шквал. Тьма радовалась предстоящему десерту.
Сам же ИНВАЛИД  подскочил к вдруг освободившемуся окошку и спросил: «Инвалиды – без очереди?» Получив положительный ответ – сунул документы в окошечко.
После чего был уличен окружающими в нарушении конвенции.  И состоялся судьбоносный диалог:
- Ты чего, шкура, без очереди….?
- Я инвалид!
- И я инвалид, но стою в очереди.
- Покажите документы!
- Мы все – инвалиды!
Все окружающие вдруг зашуршали в сумках и карманах и вверх взметнулись десятки документов и справок. Рев толпы гороховым речитативом бился о стены и в сердцах:
- МЫ ВСЕ ИНВАЛИДЫ!!! МЫ ВСЕ ИНВАЛИДЫ!!!..  МЫ…  ДЫ!....ДЫ!....
Тьма повязала салфетку и села обедать.


«Морская фигура замри!»
Я замер. Страшные лица. Горящие, но не видящие ничего и никого глаза. Сжатые до спазма руки, готовые ударить. И   вокруг – море. Море тьмы. И жались по углам случайно оказавшиеся мамашки с маленькими детьми, не рискующие даже подходить  к окошку регистратуры. Ведь там бушевал настоящий шторм. Шторм чьих-то бабушек и дедушек, любящих своих внуков каждый по отдельности, но внезапно будто одномоментно сошедших с ума. «МЫ – ИНВАЛИДЫ!!! МЫ ВСЕ – ИНВАЛИДЫ!!!»
Очередь смешалась, задние отторгали передних. Передние – задних.
Вдруг изниоткуда появилась медсестра, держащая под мышкой трупик ребенка, слегка завернутого в марлю. Она пыталась  пройти к окошку регистратуры, расталкивая стоящих как скалы людей. Тщетно. Тогда она, подпрыгивая начала кричать в сторону окна: «Где труповозка? Где труповозка?»
Я смотрел, как подпрыгивает она, а вместе с ней ножки трупика. И все смешалось вокруг: «и лицо, и одежда и мысли». Почему-то захотелось позвать на помощь. Людей. Хоть каких-нибудь.  Но где ж их взять-то во тьме? 


Послесловие.
После всего этого я проспал часа четыре. Днем. Что совсем несвойственно мне. Мне снились колонны демонстрантов  с транспарантами «Мы – инвалиды!» Бабушки, отнимающие у детей конфеты. Дуэли дедушек на палках и костылях. И маленький трупик ребенка. И я подумал, что не всегда (как у Ильфа и Петрова) побеждает молодость.
И что тьма, она, наверное, в нас. И что мы – ее территория. Территория тьмы. И что может прав был человек, придумавший закон «больше трех не собираться»…