Покаянный рассказ
В один из таких дней, ближе к вечеру, когда солнце было ещё высоко, мы с сестрой сгребали возле дома подсохшую отаву, скошенную накануне отцом в последний раз за сезон. Мы складывали её в небольшую копну, чтобы завтра разбросать снова и досушить окончательно. Родители наши были ещё в силе, держали коровку, а отава, как известно, для животных - настоящее лакомство. Подсохшее сено шуршало под граблями, источая тонкий, непередаваемый аромат. Мы занимались делом, разговаривая и смеясь. Работа доставляла нам немалое удовольствие. Рядом играл белокурый хорошенький Миша – мой первенец, первый племянник моей юной сестры, первый внук моих родителей. Наша мать, Мишина бабушка, неподалёку, возле тесового сарайчика, кормила кур.
Мы не заметили, как она появилась - эта чужая незнакомая старуха, одетая в какие-то немыслимые штаны и вытянутую заштопанную кофту. Сухая коричневая кожа лица, глубокие морщины, за плечами - старый вещмешок, так называемый «сидор», на костлявых ногах - резиновые галоши. Подошла и остановилась на перекрёстке, метрах в десяти. - Девки, а куда это я попала? Какая это деревня? - спросила она и надсадно, с хрипом закашлялась. Мама, увидев незнакомку, подошла к нам. - В грибы пошла да заблудилась…»,- пояснила старуха. Именно так, - «в грибы» или «в ягоды», а не «по грибы» или «по ягоды», говорят в нашей местности. - А сама - то откуда будешь? - спросила мать, назвав нашу деревню. - Ширковская я. Вон куда маханула! КилОметров девять лишних прошла, - пояснила та, ставя ударение на втором слоге и не переставая заходиться в кашле. В горле её при этом что-то булькало и переливалось. Старуха пошарила в кармане кофты, достала пачку «Беломора». Вытащив губами папиросу, дрожащими руками долго ловила спичку в маленьком коробке. - И куда ж ты теперь? Скоро вечер, не успеешь уже. Оставайся, ночуй, а утром пойдёшь, - предложила мама. Не помню, ответила ли что на это незнакомка, помню только, что я, придвинувшись ближе к матери, в полголоса стала лихорадочно ей доказывать, что старуха непонятно откуда и непонятно кто, кашляет без перерыва. А может быть у неё туберкулёз - а в доме ребёнок. Зачем, дескать, ты её на ночь оставляешь? Тут и сестра моя, сама ещё школьница, любившая Мишу безмерно, стала на мою сторону. Мама ничего не ответила на мой выпад, а только как-то по-особенному посмотрела. - Подожди, - сказала она старухе,- Сейчас добегу до Мишки Краснухина, если не пьяный, он тебя на тракторе довезёт. Я ему завтра «красненькую» куплю, - и быстро зашагала вдоль деревни. Через скорое время донёсся характерный звук заводящегося двигателя. Мама и после этого нам с сестрой ничего не сказала, но весь вечер была какой-то тихой и разговаривала совсем мало.
С тех пор прошло немало лет. Мой белокурый хорошенький Миша давно вырос и успел превратиться в лысеющего мужика, совсем старенькой стала наша мама, у сестры двое взрослых сыновей и она дважды бабушка. Думаю, давно уже истлели косточки той старухи, да и я сейчас немногим моложе её, тогдашней. Но чем больше проходит времени, тем чаще вспоминаю я тот случай. Как бы мне хотелось вернуться в тот далёкий августовский вечер, взять незнакомку за руку, провести в дом, посадить за стол, покрытый свежей клеёнкой, поставить перед ней кружку с молоком. Но не изобрели ещё аппарата, который смог бы переместить нас по желанию в любое временное пространство и основное свойство времени – двигаться вперёд. И только где-то в дальних закутках нашей памяти, в самых потаённых её отделах, как на полках архива, хранятся наши воспоминания, чтобы через время напомнить нам о том, где мы были неправы или кого-то обидели. Чтобы долгими бессонными ночами стучать пульсом в воспалённых висках: - Пом-ни! Пом-ни! Пом-ни!»
Апрель 2013.
Свидетельство о публикации №214033100178
Галина Шаврикова 21.02.2023 15:29 Заявить о нарушении