САЛО

Как говорится, час от часу не легче. Они все-таки пригласили нас, акционеров, на собрание. Зал был забит до отказа. Почти. В первых рядах, как говорится, сидели держатели основных пакетов. Потом несколько пустых рядов, очевидно, вместо широкоплечей охраны (ну, если стрелять, то обзор прекрасный!). Но нас, мелких сошек, кому эти самые копеечные акции навязывали, а попросту за них принудительно высчитывали деньги по половине суммы зарплаты, так вот,  нас посадили подальше, причем, на входе проверяли содержимое портфеля. Кроме еженедельника и завернутого в кусок жирной бумаги шмата сала и черного хлеба, у меня ничего не было.

- Ну, показывай, что там у тебя, - строго спросил охранник.

- Сало купил у бабки на углу, черный хлеб, еженедельник, - сказал я.

Улыбнувшись, охранники меня пропустили….

Собрание было нудным, совковым и абсолютно бесполезным. Что-то там мямлили о сложном финансовом положении, извинялись за неначисление дивидендов и клялись исправиться. Дивиденды в позапрошлом году составили аж 35 тугриков! Представляю, какими будут они в этом, менее успешном году.

Вспомнил с усмешкой, как жена хотела, чтобы я выкупил акции у тех сотрудников, кто отказывался от них. А я все откручивался, кивая на то, что, мол, они именные и не продаются. Правда, потом я узнал, что они их все-таки продали с помощью юриста кампании….

Жена, узнав, расстроилась:

- Это сегодня они копеечные, а будет время, когда они будут иметь хорошую цену! Не вечно ж эта страна будет такой! И будет, что оставить детям.

Мы тогда могли это себе позволить – она прилично зарабатывала, работая на себя, а не на дядю. Но, как я понял, сегодня «международное положение» и внутренняя ситуация не позволяет надеяться на лучшее….

Тут к трибуне на сцене подошел вежливый, интеллигентного вида корректный господин в светлой «тройке», как оказалось, держатель основного пакета акций, и тихим голосом, положа руку то ли на Конституцию, то ли на Библию, то ли на Коран, сказал, что он гарантирует светлое будущее кампании, держателям акций и всей стране. Ему дружно все зааплодировали.

После него на сцену поднялся генеральный директор кампании, который опять долго и нудно рассказывал о перспективах развития отрасли, в целом, и нашей капании, в частности. И неожиданно закончил свое выступление словами:

- А все держатели мелких акций уволены. Акции за их финансовою бессмысленностью аннулированы. Охрану прошу вывести их из зала.

Мы, сидящие в задних рядах, не успели ахнуть, как распахнулись двери, и в зал ворвалась охрана, вооруженная автоматами. Они вытолкали нас не только из зала, но взашей из здания Правления кампании, бывшего техникума, который некогда закончили многие из нас.

На противоположной стороне под лучами весеннего солнца золотились купола собора, в пробившейся сквозь прелую листву траве возились воробьи, скворцы пели на тополях вдоль бульвара. Но их песни были слышны лишь, когда спадал почти непрерывный поток машин, двигавшихся в обе стороны.

Мы, жертвы грабежа и произвола, еще какое-то время побазарили, и каждый побрел своей дорогой. Я решил пойти на работу, тем более, что было это рядом. Из всех сотрудников, я, послушав жену, один не продал тогда акции и поэтому только я из всех наших присутствовал на собрании. Но сегодня я проклинал тот день, когда отказался от предложения шефа продать их ему за приличную сумму. Я боялся, что жена узнает и съест меня с потрохами. «Интересно, кого она будет есть теперь, когда узнает о том, что произошло сегодня? – подумалось мне».

Вход в мастерскую оказался закрытым, а из-за двери Ефросинья, зам. начальника, визгливо крикнула:

- Пошел вон и не мешай работать. Ты уволен!

Как и когда она узнала? Неужели знала еще утром?

Я решил пойти поискать ребят. Купил бутылку водки подешевле, - экономить надо! – и пошел в ботсад. Там мы иногда работали в помещении секретной АТС, в небольшом бункере под землей, имевшем еще один вход или выход, всегда закрытый, наверное соединявший АТС с соседним зданием библиотеки. Вообще-то для работы там нужен был пропуск, а у меня его не было….

Вход в АТС был закрыт бронированной дверью. Похоже, внутри никого не было. Я повернулся и пошел в сторону детской площадки, где мы иногда собирались в обеденный перерыв, если не отправлялись в рейс самолетом, в Москву или Симферополь….

Я по старой привычке, со студенческих лет, я все еще иногда, подрабатывая, продолжал летать стюардом. И меня брали! Иногда мне удавалось взять собой в рейс кого-нибудь из ребят. Подготовка к таким рейсам была сложная, моторошная. Но кое-кому удавалось слетать со мной, правда, крайне редко. В тех случаях мы успевали вернуться до конца рабочего дня – лёту-то всего около часу в Москву, а в Симферополь и того меньше. Еще заправка. Короче, мы ухитрялись слетать и подработать немного. Правда, мафия и там наложила свою лапу. И такие полеты становились большой редкостью. Но сегодня оба маршрута были для нас закрыты – идиотская война «перекрыла кислород» и здесь….

Ребята сидели вокруг песочницы и бессловесно разливали белую жидкость в зацапанные жирными пальцами «гранчаки». Рядом на бортике песочницы на газете лежал кусок сала, точь-в-точь мой, и нарезной черный хлеб. Я даже заглянул в портфель. Мой сверток был на месте. Я его достал и начал разворачивать.

- Осторожно, - спокойно разливая новую порцию по стаканам, сказал Толстый.

В него одного влезало водки больше, чем в нас всех вместе взятых. Он начинал рано утром и заканчивал обычно несколькими часами после окончания рабочего дня. И хоть бы хны, как говориться.

- Осторожно, - повторил он. – Не подорвись.

Я развернул пакет и … вместо сала увидел тротиловую шашку. У меня отняло дар речи. И тут я понял, почему кусок сала, от которого Толстый аккуратненько отрезал ломти, так был похож на мой, купленный утром у бабки по дороге на работу.

- Ты… ты знаешь, кто ты? – крикнул я Толстому.

- Знаю. Давай сюда, и спокойно взял тротиловую шашку у меня из рук.

- Зачем ты это сделал? – крикнул я.

- Как зачем? Чтоб рвануло и разворотило это буржуйское кодло.

- Но ведь погибли бы люди, я бы погиб, у меня семья, дети!

- Не кипиши. Ты ведь жив? И ладушки. Ты бутылку купил?

Я кивнул головой.

- Давай, а то у нас горючее заканчивается.

Я послушно сел на бортик песочницы и он вынул из моего портфеля пол-литра, Толстый умелой рукой откупорил и налил мне в липкий стакан. Я залпом опрокинул содержимое и выдохнул, как Толстый учил меня, человека практически непьющего. Он протянул мне на острие ножа кусок сала. Я снял его и положил на кусок черного хлеба….

Я рассказал ребятам об увольнении, об аннулировании акций. Они беззвучно качали головами и думали что-то свое.

Мы сидели и пили водку, закусывая салом, занюхивая хлебом, когда сало закончилось.Мамы и бабушки уводили от песочницы своих детей. Какой-то старик с палкой пригрозил позвать милицию….

- А вот этого не надо делать, - угрожающе прорычал Толстый.

Он служил в Афгане, и мы, тоже служившие в армии, но в более мирной обстановке, иногда даже побаивались его агрессивного тона.

– Не надо, - сказал он, пьяно икая. И старик ретировался….

Скворцы залихвасто распевали, воробьи чирикали и … я проснулся, с трудом соображая, что это все мне приснилось!

Было раннее утро, солнце еще не поднялось над горизонтом, но птицы пели за окном как в ботаническом саду. И я понял, откуда взялись эти поющие скворцы в моем сне.

Но самое удивительное было то, что я, тот, кто практически никогда не запоминает сны, вспомнил все, до деталей.

Неожиданно проснулась жена, и я ей все рассказал. Она хохотала до слез, представляя это все в картинках: зал с акционерами, и самого главного, клятвенно держащего руку на каком-то томе, меня с тротиловой шашкой в руках вместо сала, и Толстого, протягивающего мне кусочек сала на острие ножа, рычащего на старика, и старика, быстро удаляющегося хромой походкой от страшного огромного пьяницы. А еще мои полеты в роли стюарда, каким-то странным образом попавшие в мой сон.

Но меня больше всего смущал факт реалистичности сна, как будто я побывал в другой реальности и непонятным образом все-таки вернулся в первую….

Утром, по дороге на работу, я заглянул в почтовый ящик и вынул конверт. В нем было приглашение на встречу акционеров ЗАО «Утренний звон».