Офицер

Неподалеку от слияния двух сибирских рек Оби и Иртыша есть деревенька с распространенным в России названием – Луговая. Там и появился на свет Саша Буруцкий. Родители, наверняка, и представить не могли, какие испытания предстоит пройти их сыну.

Александр Вениаминович скептически относится к патетике, высокому слогу и восхвалению своих заслуг перед Отечеством. Не любит громких слов и пафосных речей. Скромный он. Сдержанный в речах и эмоциях. От рядового до подполковника дошел, полагаясь только на себя, свои силы, знания и убеждения.

Первый житейский опыт приобрел в пограничных войсках, послужив в диаметрально противоположных концах страны: в Приморье и на Балтике. Уволившись в запас, возвращался домой, в Нижневартовск, но по случайности задержался в Тюмени.
Пока в управлении оформляли проездные документы, сотрудник отдела кадров поинтересовался дальнейшими планами уволенного в запас пограничника. Видать, приглянулся опытному кадровику стройный парень с умными глазами небесного цвета и спортивной фигурой.

На предложение служить дальше Буруцкий согласился и, повидавшись с родными, отправился в Ленинградскую спецшколу.  Потом была учеба в высшей школе КГБ им. Дзержинского, но это уж заочно, параллельно с оперативной работой, интерес к которой с годами все рос.

Война в Афганистане внесла свои коррективы в судьбу офицера Буруцкого. Он еще не представлял, что это будет за война и сколько она унесет жизней,  но прекрасно понимал, что, должен выполнить приказ. Отправляясь на войну, он дал себе слово приложить все усилия к тому, чтобы предотвратить  гибель своих подчиненных, выросших в мирной обстановке и вынужденных отстаивать чужое конституционное право.

Он тщательно готовился к отправке за рубеж. Учил язык, овладевая многочисленными афганскими наречиями, познавал культуру и традиции народа, привыкал к обычаям и одежде. Прошел обучение на специальных курсах в Ташкенте. В совершенстве овладел фарси. Задачей было стать своим среди чужих, вызывать доверие.

Два с лишним года местом его постоянного жительства стал Баграм, а местом работы – провинция Парван с центром в городе  Чарикар. Преодолеть каждый день 22 километра – дело не простое, поскольку дорога простреливалась, особенно ближе к вечеру, так что не всегда  доводилось ночевать дома.

Отдел промышленной безопасности, руководимый Буруцким,  контролировал трассу от границы до Кабула. А, кроме этого, единственную в провинции электростанцию и фабрики по переработки винограда.

Особой зоной  был тоннель Саланг, участок дороги в районе Паншера, где то и дело горели нефтепроводы, обстреливались колонны грузовиков, грабились обозы с продовольствием, где бесчинствовал непримиримый враг Ахмед-шах Мусуд со своей многочисленной бандой. В отличие от «шурави» диверсанты действовали на своей земле, где знали каждую тропку, каждый камень. Противостоять им было необъяснимо трудно.

Молоденькие  солдаты страдали от холода ночью, от палящего солнца днем, от  того, что каждый глоток воды был на учете. Нередко, добываемый под обстрелом, он мог стоить жизни. На войну попало поколение, лишь в кинофильмах видевшее, как взрывают технику, как убивают людей, как издеваются над пленными. Но и то, виденное, ни в какое сравнение не шло с действительностью.

Под началом Александра Вениаминовича  были молодые сотрудники, с жизненным опытом немного больше, чем у  солдат. И, хотя сам командир недалеко ушел от них, все же его постоянно беспокоила мысль: сохранить каждого. Он учил осмотрительности, бдительности, способности обращать внимание на любую мелочь, все запоминать и анализировать.

Не раз Буруцкому приходилось проводить операции совместно с подразделениями 40-й армии, со спецназом, налаживать охрану дорог, нефтепроводов, промышленных и социальных объектов, устанавливать непосредственные контакты с населением.

 С особой тщательностью Александр  отбирал афганцев, способных и готовых оказать содействие. Устраивать встречи с информаторами на квартирах оказалось невозможным. У афганцев не принято заходить в чужой дом без приглашения. Пришлось использовать чайхану, магазин, пошивочную мастерскую, даже открыть салон по ремонту автомашин, где за день, не вызывая подозрения, могут бывать десятки людей.

Лояльно настроенных к новой власти, желающих добровольно помогать в становлении мирной жизни, оказалось немало. Надо было позаботиться и об их безопасности.
Приветливое лицо Александра Вениаминовича становится суровым, глаза темнеют, когда он вспоминает «шалости душманов»: раскиданные на видных местах зажигалки, пачки сигарет, детские игрушки. Нагнется солдат за желанным куревом или ребенок за игрушкой – бах! – и калека. До сих пор не стерлась в памяти картина: двое военных несут на руках афганского мальчика, подобравшего на дороге авторучку. Полные слез глаза, вместо ладошек – окровавленные лохмотья…

Запомнился и собственный день рождения. Собрались друзья и сослуживцы. Как водится, приняли по сто грамм, вспомнили родину, любимых, спели под гитару. В разгар веселья Буруцкому пришлось ненадолго отлучиться. Отъехав совсем немного, он услышал сильный взрыв. Полный недобрых предчувствий, развернулся, помчался обратно. Так и есть – прямое попадание в дом, где остались ребят! Ожидая увидеть страшную картину, выскочил из машины, забежал во двор. Там парни, отряхивая друг с друга пыль и щепки, смеются: «Вовремя мы, Вениаминыч, вышли на воздух покурить!»

Но это, пожалуй, единственный эпизод, когда все закончилось так хорошо. Всякий раз, проходя мимо палаток медсанбата, он слышал стоны раненых и с горечью думал о том, как жить им дальше, искалеченным  этой жестокой  и бессмысленной войной. Еще горше было находиться рядом с той палаткой, где солдаты укладывали в гробы, а потом запаивали в цинк своих ровесников, чтобы отправить в родные села и города. Каково будет матерям встречать  «груз 200»? С какой психикой вернется домой  «похоронная команда? Если вообще вернется...

У Александра Вениаминовича в ту пору было уже два сына, трех и девяти лет. Сильно он по ним скучал, но, даже когда появилась возможность привезти семью в Баграм, решил не делать  этого, не рисковать жизнями жены и детей. В Тюмени его ждала мама, по которой он тоже тосковал, однако, в последний год отказался от отпуска, чтобы не рвать сердце родным и себе очередным расставанием.

Условия жизни на чужбине не отличались удобствами. Напряженка с водой, однообразная пища. Хотелось что-нибудь домашнего: картошки, черного хлеба. Однажды побаловал себя, купил селедочный хвост за 42 доллара, и был счастлив.
Невыносимо знойным афганским летом  грезил сибирскими морозами. Во сне видел бирюзовую водную гладь, слышал шум грибного дождя.

Два года по сути без выходных, хотя местные по пятницам не работают. Но, когда на горных перевалах горят машины, гибнут люди, когда выцеживается из топливного  трубопровода ценнейший авиационный бензин, не до отдыха. Много хлопот доставлял и тоннель на Саланге. Подорвут душманы одну машину в колонне – все встали. Пробка. И неизбежный бой.

Вдоль горного серпантина  блокпосты не поставишь, нужны площадки для укрепления. И они вроде есть, но каждая пядь  плоской земли  перекопана местными крестьянами, засеяна, и уговорить их отдать клочок собственности под военное укрепление невозможно. Под трактора и бульдозеры ложатся, защищая свое «поле». И все-таки кое-кого Буруцкому удалось убедить.

Опыт, наработанный в Афганистане, помог потом на Чеченской войне. К примеру, как защититься от снарядов, летящих в окна? Просто затянуть их сеткой-рабицей, она отталкивает.

Много еще других «хитростей» рассказал Буруцкий друзьям-коллегам, отправлявшимся в чеченские командировки, ведь за два «зарубежных» года он досыта налетался на «вертушках», наездился на БТРах, наобщался с главарями банд.

Два ордена Красной Звезды и «За храбрость» Александр Вениаминович  сдал в музей вместе с «трофеями», сувенирами и фотографиями, свидетельствующими о той длительной командировке. Может быть, в назидание молодым. А может быть, от глаз подальше, чтобы  реже напоминали о войне?

Всякий раз, встречаясь с Буруцким, я восхищаюсь мудростью его суждений, интеллигентностью и той особой выправкой, что свойственна  настоящим офицерам.