Напишу про любовь

Приближается 70-летие Победы. И в совете ветеранов решили написать книгу о старших товарищах. О тех, кто воевал на фронтах Великой Отечественной, кого уже нет с нами. Составили список, обсудили, кто у кого из родственников и сослуживцев будем брать интервью, кто сам  может написать.

- Я буду писать про любовь, - заявила Зоя Петровна Костенко, седовласая красавица, всегда уверенная в себе и привыкшая действовать решительно. Она много лет руководила областным отделом народного образования. И она вдова Геннадия Григорьевича Костенко, полковника госбезопасности.

Все сразу поняли, о какой любви будет писать Зоя Петровна. Конечно же, о любви всей своей жизни, о муже.

Геннадия Григорьевича я хорошо знала при жизни. Всегда любовалась его статью, его чуть вздернутым подбородком, там был след от ранения, придававший некоторую горделивость облику полковника (хотя горделивостью и  спесивостью он не страдал). Восхищалась его правильной речью, она отличалась высокой культурой (хотя сослуживцы уверяли, что в мужской компании он ужасный матерщинник). А еще его исключительной частностью и нежеланием закрывать глаза на дурные поступки других.
Как-то рассказывал мне Геннадий Григорьевич о своем закадычном друге детства  Яше Путинцеве.

Они как раз окончили 8 классов, когда началась война. Вместе провожали отцов на фронт. И вместе решили больше в школу не ходить, а пойти на курсы трактористом при МТС. Зимой учились, а по весне уже самостоятельно пахали и сеяли, осенью убирали урожай и снова пахали зябь. Работали так старательно, что зерна, полученного Геной на трудодни,  хватило большой семье  Костенко на целый год.

Повестки из военкомата друзья  получили в один день. Радовались: вот они и взрослые, скоро поедут на подмогу отцам. Медицинская комиссия при Тюменском  артиллерийском училище признала Якова годным к службе, а Геннадия забраковала. Врачи сказали: «Подрасти, брат, тебе до нормы одного сантиметра не хватает». Обидно! Как на тракторе работать, так 149 сантиметров роста всех устраивают, а как воевать, так «подрасти!»

Необъяснимо, но с того дня Гена стремительно пошел в рост, его призвали и до самого последнего дня войны он вырос под 190. В победном мае Костенко исполнилось 19 с половиной лет. И к тому времени за его плечами были продолжительные, кровопролитные  бои с фашистами, труднопроходимые леса и болота Белоруссии, переправы через широкие украинские реки, взятые города и села Польши, Чехословакии, Германии. А еще неоценимый опыт фронтового разведчика, воевавшего в составе истребительно-противотанковой артиллерийской бригады и тяжелая контузия под городом Ковель.

Отгремели победные залпы, и «старичков», тех, кто воевал с 1941 года или по возрасту не подходил для дальнейшей службы, демобилизовали, а молодежь осталась в войсках. После расформирования частей Геннадий Костенко попал в 10-ю гвардейскую бригаду, которой командовал дважды Герой Советского Союза генерал Петров, известный исключительной храбростью и мужеством. Лишившись в бою обеих рук, он сумел доказать Верховному командованию, что для комдива главное не руки, а голова и сердце, полное любви к Отечеству, и ему разрешили остаться в строю.
Геннадий Григорьевич часто вспоминал еще одного командира – Николая Федоровича Гонтарева, своего комбата: «В блиндаже его. Бывало, не застанешь – все время на огневых позициях. Дважды он помог мне уцелеть, когда прорывались вместе из окружения и когда на гурьевской переправе намокшая одежда и оружие тянули меня ко дну…»

Костенко уволили в запас  в 1948 году. Подъезжая к станции Голышманово, он сильно волновался: как там, дома?  По письмам знал, что отец вернулся еще в 1943-ем, с перебитыми ногами, после госпиталя, что мама, стараясь прокормить семью, работает на железной дороге.

Пять лет он не был дома. Удивился, как похорошели, расцвели сестры Регина и Октябрина, как подросли все пятеро младших братьев и как постарели, осунулись родители. Еще бы! Такую ораву прокормить и одеть-обуть надо.

Геннадий Григорьевич рассказывал: «Перед дембелем я вынашивал мысль поехать в большой южный город, где цветут деревья и зреют фрукты, где по набережной гуляют нарядные девушки и где можно получить хорошую профессию. А как посмотрел на старенький дом, на родителей, понял: нельзя их оставлять наедине с проблемами. Отец – инвалид. А Елена Яковлевна, заменившая нам с сестрами рано умершую мать, помимо домашних забот, еще на работе шпалы таскает. Рухнули мои мечты о теплом юге. Стал искать работу в Голышманово».

В райкоме партии ему предложили несколько мест. Выбрал должность  заместителя директора мясокомбината, заранее оговорив возможность брать продукты в счет зарплаты. Вскоре узнал, что  предприятию требуется опытный плановик, порекомендовал отца, еще до войны окончившего высшие финансовые курсы в Ленинграде.

Работа придала Григорию Георгиевичу  второе дыхание. Стараясь не подвести сына, он все силы отдавал развитию комбината и трудился там до выхода на пенсию. Повеселела и Елена Яковлевна: семья сводит концы с концами, мальчишки учатся старательно, девочки окончили педучилище.

Геннадий знал, что младшие всегда будут равняться на него, фронтовика-орденоносца, поэтому мысль о высшем образовании не оставляла его ни на минуту. Но какой вуз, если у тебя даже аттестата зрелости нет?  Пошел в вечернюю школу. Попытался проэкзаменоваться  экстерном. Гуманитарные предметы сдал без труда, на математике застопорился. Рассказывал:

«Экзамен принимала  Фаина Петровна, учительница-соседка. В классе мы с ней вдвоем. Строго оглядев, говорит: «Берите билет. Готовьтесь». С замиранием сердца переворачиваю белый листочек. «Бином Ньютона». Где-то что-то слышал, а с чем этот бином едят, убейте – не знаю, из памяти выпало. Даже вспотел, пытаясь вспомнить. Попросился выйти…»

 В школьном дворе парня в военной форма окружили друзья-болельщики, один что-то на ухо про бином Ньютона бормочет, другой шпаргалку сует. А он, как в тумане.  Там, на фронте, физика с химией гремели и бабахали, сами соблюдая свои законы. А физические тела превращались из здоровых, веселых и сильных в разорванные  трупы, и никаким законом невозможно было их оживить…

Вернулся в класс, сжимая в руке шпаргалку, сел перед учительницей и, глядя ей в глаза, сказал: «Не знаю я этого закона». А она и не думала делать поблажку бывшему фронтовику. Ей даже не пришло в голову поставить ему жиденькую «тройку». Такой она была принципиальной. И за это Геннадий Григорьевич  до самой смерти помнил и уважал учительницу-соседку.  Потому что сам из такой породы.
Аттестат он все-таки получил, а потом и диплом о высшем образовании, с отличием окончив Московскую школу КГБ.

Помимо работы и учебы Геннадий исполнял обязанности  заведующего внештатным отделом райкома ВЛКСМ по физкультурно-массовой работе, устраивал соревнования и спортивные праздники. Его всегда тянуло в школу. Может быть, потому, что мимо пролетели те два старших класса, когда приходит первая любовь, когда заурядные школьные вечера кажутся необыкновенными танцевальными праздниками.

Выполняя комсомольские поручения, Костенко подружился с молодыми учителями и старшеклассниками, среди которых сразу выделил одну – Зою. Она училась в девятом, слыла умницей и активисткой. И у нее были большие теплые глаза, толстая русая коса и строгий нрав.

На волейбольной площадке, футбольном поле и в лыжных гонках не было равных Геннадию Костенко, и  вообще, он был открытым, светлым, притягивающим к себе жизнерадостностью и честностью. Конечно же, Зоя не могла не влюбиться в стройного голубоглазого блондина, такого целостного и надежного.

Сначала он ждал, когда она окончит школу. Потом ждал, когда  окончит пединститут. Потом они поженились, в марте 1953-го, устроив скромную студенческую свадьбу в одном из старых домишек  тюменской Зареки, где Зоя снимала комнату. На свадьбе Геннадий был все в той же военной форме.

Первый  в своей жизни костюм он приобрел в 1955-м. Это был год, богатый событиями и помимо костюма. Во-первых,  появился на свет первенец, Саша. Во-вторых,  Геннадий Григорьевич успешно окончил профессиональные курсы в Киеве. В-третьих, дали квартиру, правда, не отдельную, на две семьи, но зато в центре и с удобствами.

Он служил в контрразведке. В нашу область с ее огромной территорией, словно в гигантскую воронку, сливались разного рода преступники, бывшие гитлеровские приспешники, запятнавшие себя кровью в карательных операциях в Белоруссии, Украине и Прибалтике. Списки разыскиваемых составляли тома.

Костенко работал в розыскной группе, анализируя поступающую информацию, сопоставляя факты, предпринимая решительные действия в нужный момент. Работа кропотливая, постороннему глазу не видимая, но крайне необходимая. И пусть ты маленький винтик в огромной государственной  машине, именно от твоих действий зависит  порой результат деятельности всего механизма. Это Геннадий Григорьевич знал четко.

Конечно, будь его воля и не случись в самом начале его жизни той жестокой войны, избрал бы он себе другую профессию. По натуре он был эстетом. Любил цветы, природу, живопись, искусство. Хорошо рисовал, писал замечательные стихи. Мог бы стать  учителем словесности или дизайнером. Но и тогда, я уверена, он оставался бы мужчиной, превыше всего ценящим  честь и достоинство.

Более полувека  прожили в любви и согласии Зоя Петровна и Геннадий Григорьевич. Конечно, она тоскует по нему. Конечно, его не хватает. Однако, есть утешение:  правнук носит имя  Геннадий. И фамилия у него – Костенко. Стало быть, есть кому  продолжать род и хранить память о славном прадеде.

А я жду, что напишет Зоя Петровна  про любовь.