Урок

                У   р  о   к
                (новелла)

                О, время ! Ты и миг, и бесконечность.            
                Кому-то даришь позор, кому-то славу,
                Кому-то прямую дорогу в вечность,
                Избранным – храбрость, силу и отвагу.



           Диспетчер объявил посадку. Автобус медленно подкатил к посадочной площадке. Люди неторопливо потянулись к передней двери и молча показывали контролёру билеты. Всё выглядело так, как-будто за прошедшие несколько лет ничего не изменилось. Такая же дождливая, влажная погода, такой же мокрый, покрытый грязными лужами асфальт, такие же озабоченные лица…   


           Он, машинально шагая вслед за какой-то щупленькой, аккуратно, но по-простому
одетой старушкой, думал не о предстоящей долгой и изнурительной поездке, а о морщинистых руках старушки. Как-бы он не хотел, но не в силах был оторвать взгляд от этих
маленьких  хрупких, морщинистых рук, каким-то чудом удерживающих непомерно громоздкие и тяжёлые сумки, на фоне которых её маленькая фигурка казалась ещё более
жалкой и ничтожной. Во всём этом было что-то знакомое.


           Старушка села на сиденье соседнего ряда. «Теперь,-подумал он,-есть возможность разглядеть её лицо».  Однако, она сидела неподвижно как статуя, прямо и горделиво держа свою маленькую седую голову и, уставившись в какую-то одной ей известную точку на лобовом стекле автобуса. Солнце перед закатом, становясь ещё ярче и, проникая своими прямыми лучами с левых окон автобуса, как-будто по какому-то волшебству очерчивало профиль этой маленькой статуйки. Это зрелище было  мистическим и  чем-то  далёким от реальности.


           Когда глаза привыкли к обстановке, его пытливый ум, перебирая события последних лет, нашёл нужную информацию. Да, он вспомнил эту женщину. Он вспомнил урок по профориентации в десятом классе. Урок, который в мельчайших деталях запечатлелся в его памяти. Тот памятный урок больше походил на размышление вслух о будущем.
Кто-то говорил искренне, делился сокровенными мечтами, кто-то механически повторял заранее заученные «мысли» о патриотизме, героизме и других высоких материях, а также
о всяких престижных профессиях.


          Его же, сидящего в предпоследней парте, терзала одна и та же назойливая мысль:
«Хоть бы кто-нибудь, хотя бы ради приличия сказал несколько лестных слов об учителях и об учительском труде». Он разглядывал редкие, едва заметные морщинки на
красивом  лице и на белых пухленьких ухоженных ручках учительницы и молчал. Вдруг он почувствовал, что соседка по парте уже долго и пристально смотрит на него. Он повернул голову, и их взгляды встретились. И каково было его удивление, разочарование и досада одновременно, когда соседка встала и как-то жалеючи, будто выражала соболезнование, промямлила: «Елизавета Семёновна, я Вас понимаю! Моя бабушка тоже была
учительницей…»


          В классе наступила тишина. Он ощутил внезапную пронзительную боль и почему-то ему стало очень и очень стыдно…


          За окном автобуса уже давно вместо бесконечных городских зданий и реклам красовались стройные деревья зелёного леса. Елизавета Семёновна всё также с гордо поднятой головой невозмутимо смотрела вперёд.


          Он отчётливо почувствовал ту давнишнюю боль и внезапно проснувшийся  жгучий стыд.

                Абдукаюм Мамаджанов.