Как сердцу высказать себя

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречёная есть ложь...
                Тютчев


Письма Розы для Лео, написанные из Парижа в 1896 году, все в первую очередь деловые, т.е. посвещённые их газете и подготовке к второму интернациональному конгрессу социалистических рабочих и профсоюзов в Лондоне. После конгресса было решено больше газету не выпускать, поэтому Роза вернулась в Швейцарию. Там она в мае успешно защитила диссертацию.
В личной же жизни трудности не исчезли.

16.07.1897 Швейцария

Нет, я не могу дальше работать. Меня постоянно отвлекают мысли о тебе. Мне нужно написать тебе пару слов. Мой дорогой, любимый, тебя нет рядом, а вся моя душа заполнена тобой, обнимает тебя. Тебе, конечно, кажется это странным, м.б. даже смешным, что я пишу тебе  это письмо, когда мы живём в 10-ти шагах друг от друга, видимся по три раза на день, и кроме того, ведь я же только твоя жена, к чему эта романтика — писать ночью собственному мужу письма? Ах, мой золотой, пусть всему свету покажется это смешным, только не тебе, хотя бы ты отнесись к этому письму серьёзно и сердечно, с тем чувством, с каким читал мои письма тогда, в Женеве, когда я ещё не была твоей женой. Потому что я пишу его с тем же чувством, как тогда, и также вся моя душа стремится к тебе, и также мои глаза наполняются слезами (здесь ты, конечно, усмехаешься - «Меня же всякая мелочь может довести до слёз!»).
Дциодцио, мой любимый, знаешь, почему я пишу тебе письмо, вместо того чтобы всё это устно сказать? Потому что я больше не в состоянии с тобой об этих вещах непринуждённо говорить. Я теперь чувствительна и недоверчива как заяц. Малейший твой жест или ничего не значащее слово сжимают моё сердце и закрывают рот. Я только тогда открыто могу с тобой говорить, если окружена тёплой доверчивой атмосферой, а она теперь так редко между нами случается! Посмотри, сегодня я была поглощена необычным чувством, которое вызвали пара дней одиночества и мыслей о нас, у меня так много мыслей, которыми хотелось бы поделиться, но ты был рассеян, смешлив и считал, что тебе не нужна «физика», тоесь как раз всё то, что меня в этот момент заполняет. От этого мне стало так больно, а ты посчитал, что я  просто недовольна, потому что ты торопился уходить. Может быть, я бы не отважилась на это письмо, но немного того чувства, которое ты проявил при нашем прощании, придало мне отваги, крохи аромата прошлого, вспоминая о котором каждую ночь, перед сном я едва не задыхаюсь в слезах на подушке. Мой дорогой, мой любимый, твои глаза, конечно, уже нетерпеливо ищут - «К чему  она, наконец, клонит?» Знаешь, чего я хочу на самом деле? Я хочу тебя любить, хочу чтобы между нами была мягкая доверчивая атмосфера, как в былые времена. Ты, мой любимый, часто воспринимаешь меня  слишком поверхностно, поэтому ты всегда думаешь, что я «дуюсь», потому что ты уходишь или из-за чего-то подобного. Ты не можешь себе представить, что мне ужасно больно от того, что наши отношения для тебя что-то чисто внешнее... Я очень хорошо чувствую эту поверхностность, я её чувствую, когда вижу твою мрачность и когда ты, молча, с недовольной миной о чём-то думаешь и весь твой вид говорит мне — это не твоего ума дело, занимайся своими делами;  я чувствую это, когда вижу, что после какой-либо большой нашей ссоры ты её внутренне обдумываешь, приходишь к каким-то выводам, решаешь со мной как-то поступить, а я при всё этом остаюсь за бортом, и только собственным мозгом могу пораскинуть, что и как ты думаешь; я это чувствую после каждого нашего единения, когда ты отодвигаешь меня в сторону и принимаешься за работу; в конечном счёте я это чувствую, когда в мыслях просматриваю всю свою жизнь, всё моё будущее, в котором я представляюсь  марионеткой, которую заставляет  что-то делать внешний механизм. Мой дорогой, мой любимый, я не жалуюсь, я ничего не хочу, лишь одного, чтобы ты не каждый мой плач воспринимал, как женскую сцену. Может быть, даже наверное, я чаще виновата, что между нами нет ровного тёплого отношения. Но что я могу поделать, я не могу изменить своего поведения. В каждый момент поступаю так, как диктует мне чувство, когда в моей душе накапливается много любви и страдания, я бросаюсь тебе на шею, когда ты меня оскорбляешь своей холодностью, это разрывает мою душу на части, и я тебя ненавижу, я могу тебя убить. Мой золотой, ты же можешь это понять, ты же постоянно это делал раньше для тебя и для меня, что касается наших отношений! Почему же теперь ты этого не хочешь вместе со мной сделать? Почему ты оставляешь меня в одиночестве? Ах, боже, я обращаюсь  так к тебе, при этом м.б. правда, что мне всё чаще кажется , что ты  меня БОЛЬШЕ  ТАК НЕ любишь?  Правда, правда — я это часто чувствую...
Если я обо всё этом думаю, то что-то говорит мне, что ты теперь был бы счастливее, если бы мог бросить все дела и от всего убежать. О, мой любимый, я вполне понимаю, я вижу как мало ясности для тебя в наших отношениях, как я действую тебе на нервы с этими сценами, этими слезами, этими мелочами, даже неверием в твою любовь. Я знаю это, мой золотой, и когда я об этом думаю, то мне хочется быть где-нибудь быть, у чёрта или ещё лучше не быть, эта мысль делает мне так больно, что я навязалась в твою чистую, гордую, одинокую жизнь со своей неуравновешенностью, своим беспорядком, и к чему, к чему, чёрт побери? О, боже, зачем об этом говорить — бесполезно. Мой любимый, ты опять будешь спрашивать себя, к чему я клоню? Мой дорогой, я хочу лишь, чтобы ты знал, что я тебя собой не слепо и бесчувственно мучаю, хучу чтобы ты знал, что из-за этого часто и горько плачу, и всё же я не понимаю, как мне себя вести, как я должна себе помочь.
То думаю, было бы лучше видеть тебя пореже, другой раз хочу всё забыть и броситься в твои объятья и выплакаться, потом опять приходит эта проклятая мысль и нашёптывает мне — оставь его в покое, он всё это выносит только из чувства такта — и две, три мелочи как раз это подтверждают, во мне поднимается ненависть, я хочу тебя мучить, показать тебе, что не нуждаюсь в твоей любви, что могу без тебя обойтись, потом опять мучаюсь из-за одиночества, и всё повторяется по-кругу.
«Сколько драм!» правда? «Скучно! Вечно одно и то же.» А мне так, будто я и десятой доли того не сказала и совсем не то сказала, что хотела.

Когда язык послушен гласу,
а глас лишь мысли подчинён?
Когда словами не напрасно
был проблеск мысли полонён?

(автор стихотворения мне незнаком, перевод Валентина Надеждина)

Ну, прощай. Я уже как будто жалею, что написала. Может быть будешь злиться? Может, будешь смеяться? О нет, не смейся

Лишь ты, возлюбленный, настоятельно пригласи привидение, как это уже было ОДНАЖДЫ!
Дциодцио, Дциодцио!

Далее следует м.б. её собственное стихотворение, похожее на Цветаевское : «Мой милый, что тебе я сделала»