Портрет... Голый

                1

  Жил, был художник…
  Да, жил, был художник. Один! Среди ярких своих работ… Среди сочных, но агрессивных красок – багровых, красных, как кровь, пронзительно - фиолетовых…  Желтое с черным, черное с розовым, белое с черным…  И тени, тени, тени!
Говорили, что живописец он отличный, но вот темы! Часто скандальные. Но самая главная – обнаженные женщины.

  Она была на его выставке. В маленьком зальчике. А кто бы разрешил в престижном? Видела его женщин. Необычных, гротескных  в этом буйстве красок, но без намека на чувственность, безжизненных! Куклы, разрисованные  куклы с пустыми глазами! Подумала, что писал не с натурщиц, включал воображение. А лица… Что лица? Они вокруг. Всматривайся! Да и не лица -  фрагменты, детали.

  Посмотрела, забыла! Удивилась, когда остановил  на улице: «А мы с вами соседи, переехал недавно».

  В гости пригласил. Отшутилась, забыла… Дом, работа, командировки. Какие гости?Какой художник? При встрече: «Привет!» Шел иногда рядом, анекдоты рассказывал. Не вслушивалась. Солидный, красивый, вежливый. Говорили, странный! Все – равно ей было, все – равно!

  У него своя гамма красок. У нее своя. Другая! Солнечная и нежно – сиреневая… Светлая, как теплый майский день...

  Спустя лет десять, читая книгу местного писателя, увидела небольшую зарисовку под эффектным заголовком «Голый портрет». С первых же строчек, словно огнем опалило. Автор писал, что однажды молодую красивую женщину не приняли в партию из – за «голого портрета» (так он значился в документах), который написал с нее влюбленный художник. И хоть женщина доказывала, что не позировала, а художника знает постольку – постольку, решение бюро райкома партии было однозначным. 

 Автор добавил: «И несправедливым!» С горечью подумала, что как не хватало этого слова тогда… Тогда!

 ***
  Какая началась гроза! С ливнем, градом… Но она успела! Только чуть, чуть намокли пышные светлые волосы. Вошла, увидела знакомые лица, улыбнулась.  Кто – то отвел глаза, кто – то поджал губы. Устали, решила она, ее ведь «рассматривают» последней.
 
  Но что он такое говорит, этот первый секретарь?  Почему кричит? Она беспомощно закрыла ладонями уши. Из глаз слезы на белоснежную блузку!  И отчаянное: «Неправда! Он никогда не был моим любовником. Я никогда ему не позировала. Все не так! Не так…»
 
  А в ответ обвинения все больней, все жестче…  И вот она уже не она! Не она!  Не мать, не жена, не друг, не уважаемый в городе человек! Дрянь какая – то, дрянь аморальная, которую близко нельзя подпускать к работе, которую она до сих пор выполняла! Которой не место даже в дворниках!  Опозорила город… Опозорила!

  Она повернулась к членам бюро: «Почему молчите? Многие из вас хорошо меня знают. Хоть слово доброе, люди!» Опущенные глаза, застывшие лица. Маски, маски! Куклы!

  - Жить после этого нельзя!  - сказала она тихо и пошла к двери.

  - Окно, окно в холле открыто, - вскрикнул кто – то, - держите ее!

  Крепкие руки ухватили за локоть, повернули к лестнице, довели до входной двери, вытолкнули в дождь, в грозу…

  Она бежала не по тротуару, по улице. Среди потока машин, туфли на шпильках мешали, скинула. Ничего не видела, только кричала: «Мамочка, мамочка моя, где ты?» Водители останавливали автомобили…  А навстречу бежала подруга. Ей позвонили…

  К вечеру, когда она пришла в себя, в кабинет зашел начальник. Не успокоил, сказал, слегка волнуясь:

  - Сама понимаешь, работать ты здесь уже не сможешь. Я хорошо к тебе отношусь, но на меня надавят.

  - У меня есть десять дней, чтобы обжаловать решение, - ответила она твердо, - и я докажу. А пока вы не имеете права не допускать меня к работе.
 
***
 
  Да, жил, был художник! С красками этими, с рисованными куклами, похожими на   женщин. Да и неважно, с чем он еще жил. Какое ей было до него дело. Важно, что произошло. Однажды вечером в дверь позвонили. Открыл муж. О чем – то резко говорил.

  - Этот художник нарисовал твой портрет, - сказал он возмущенно, - принес, как подарок. Я его выпроводил.

  - Что за портрет? – заинтересовалась она и сначала не расстроилась:

  - Да, никто и не поймет, кто на портрете. У него же мазня. Какое - то больное воображение.
   
  А ночью приснилась мать, в гневе! Ругала ее...  Рукой на грязь показывала, словно предупреждала. Она разбудила мужа, отправила за портретом: «Мало ли что ему в голову взбредет. А вдруг будет говорить, что это я, а люди к нему ходят разные.»
 
  Портрет был «голый». На большом куске деревоплиты. И очень красивый. Нежные краски, чистые линии, прекрасные формы. Незнакомка! А волосы, как у нее. И взгляд… Как он только его поймал?

  - Завтра распилишь и выбросишь, - решила она.

  - Может, сегодня? – забеспокоился муж, -  что – то не по себе. Впрочем, до утра всего три часа.

   Утром было воскресенье. И рано зашли знакомые пригласить на дачу, на шашлыки… Портрет уже был в прихожей. Его увидели! Удивились, сказали: «Аморалка обеспечена, если узнают наверху. Избавляйтесь».
 
  В этот же день он был уничтожен и выброшен. Но иногда ее спрашивали: «А правда, что ты позировала для обнаженного портрета?»  И сообщали, что видели фотографию. Отмалчивалась. Но кто успел снять, когда, зачем?

  У художника однажды  спросила… Что мог ответить странный этот человек? Люди, мол, заходили на огонек, а кто их знает... Может, и сфотографировали. А портрет подарок. Не стала говорить, что выбросили. Мало ли! И вообще подальше от него, подальше... Странный.

 ***               
   
  Глухая это была ситуация. Ее нигде не хотели слушать, не принимали.  А город шептался, шептался... Коллеги вежливо улыбались, но обходили ее кабинет стороной. Только муж был рядом! Да подруга… По – настоящему только они!

  А время стремительно уходило!  Улетало… Чувствовала, что кроме портрета есть что – то еще, очень важное. И все это только начало... Что? Некогда, некогда было искать причины! Все потом, потом! Ни есть не могла, ни пить.
 
  Решение пришло во сне, ярком и беспокойном, как краски художника. Она увидела лицо человека, к которому следовало ехать. Ехать и ничего не бояться, потому что он так сказал: «Не бойся! И никогда не говори, что жить дальше не стоит». А, может, не говорил, подсознание подсказало. Но  она поехала, чудом попала на прием, все рассказала.
 
  А потом… Не верилось, не верилось! Правда, извинялся не тот, кто кричал на нее! Другие. И правильно она рассудила: было, было другое... Пачка докладных от одного из лучших друзей в разные инстанции. Клевета, изощренная, опасная, замещанная на багровом и черном! Плюс циничная информация о портрете. Ему – то они с мужем рассказывали, как этот художник удачно поймал взгляд. Рассказывали и даже смеялись.
 
  Она потрясенно его спросила:

  - Почему?
 
   Он дрожа губами, ответил:

  - Ты должна была быть со мной, а живешь с другим.
 
  А она – то значения не придавала, когда он называл ее Дульсинеей, руку целовал.
 
  - Может, и портрет заказал ты?
 
  - Может, и я, - усмехнулся он, - умная, выкрутилась!
 
  Она подумала, что все так и есть. Неслучайно женщина на портрете совсем не похожа на куклу, а взгляд… с фотографии. Он часто их с мужем снимал… Подарок!  С умыслом! Ведь ей так и сказали: «Правильно, что уничтожили. Вы учитель. Этим все сказано». 

  Унизить хотел, унизить. А в дом ходил, как родной! Подлец... Она не рассказала мужу, кто и что. Разобрались и разобрались!  Друг исчез – бывает. А художник?  Что с него, странного, возьмешь? Витает мыслями далеко от мира сего. И какое ему дело до того, кто и для чего заказывал «голый портрет». Он не видел, как бежала среди машин босая женщина, плакала навзрыд и звала маму. И не было солнечного, сиреневого, светлого. Только черное с багровым, красное с черным…
 
  А писатель, спустя годы, романтично придумал влюбленного художника…   Люди читают и улыбаются. Середина восьмидесятых, красивая женщина, которую не приняли в партию. Ах, он чудак этот художник!  Лучше бы розы! Но все – равно романтично, хоть и несправедливо.
 
  Они не видели, как ее вытолкнули за дверь, лишь бы не выпрыгнула из окна… Они не знают, с каким изумлением она читала письма лучшего друга семьи. Друга, который решил «поставить спектакль». Стать сценаристом и режиссером... Она ведь все поняла, когда отдышалась, пришла в себя.

   Портрет - декорация. Он так придумал. И на сцене всего лишь кусочек  действия, когда ее безжалостно секут. Зритель в шоке, зритель замер. Тишина в зале... Так надо! А главное произойдет за декорацией, пока они пялятся на этот портрет. Распять! И когда уйдут исполнители, обессиленную снять с креста, чтобы покорилась раз и навсегда.
 
  Он не учел, что она женской своей интуицией, почувствует опасную интригу. И сломает его сценарий. Обыграет его, такого тонкого, умного, близкого к  сильным мира сего.
 
  И в памяти зрителей останется только «голый портрет» из - за которого красивую женщину «высекли», не приняли в партию, какой - художник... Только это! А другого знать и не надо. Багровое с черным! На оголенных нервах! Не надо...

  А художник… Что художник? Просто совпал по времени с этой историей и стал ее участником… 

  А так жил, был… 
 
   ***
  С этой женщиной, красивой и стильной, мы иногда вместе пьем кофе, бываем в театре, на выставках. Иногда мне хочется спросить, воздалось ли кому - нибудь за тот страшный день? Тому другу? Но я не спрашиваю, потому что боюсь ответа. Почему - то боюсь...
   
 
   Наброски к повести.