Случай в аэропорту
Объявление очередного вылета оживило, заскучавший было народ, хотя скучать здесь особо не приходилось, но какая может быть скука, если вы всю жизнь по земле влачились под бременем земного тяготения, а тут вам предстоит сбросить все оковы и полететь. Да так высоко — аж дух захватывает, поэтому все были возбуждены, и всех тянуло на откровения, как тянет на исповедь решивших заново начать свою жизнь. Публика в аэропорту была разная, всех возрастов и поколений, сословий и титулов, среди них встречались очень важные персоны и не очень важные, встречались даже совсем неважные, но что интересно - все стояли в одной очереди, все были равны перед полётом в небеса.
Вокзал был несколько необычным, нет, там как всегда, было много людей: они толкались, повышали голос, наступали друг другу на пятки и даже, извините, ругались, что очень редко, но всё же случалось, да и обстановка ничем особо не выделялась. Необычным было то, что пассажиры в то же время, никуда не торопились, как будто они были уверены, что без них рейс не состоится, а быть может, надеялись опоздать. Они хамили друг другу, скорее по привычке, показывая свой гонор, но вдруг осекались и словно спохватившись, начинали извиняться друг перед другом, неловко отвешивая поклоны. Говоря при этом невесть откуда взявшиеся вежливые слова, и даже пытались изрекать неуклюжие комплименты, укрывая при этом глаза, то ли от стыда, то ли от смущения, ведь многие делали это в первый раз. Также необычным было то, что провожающих в здание вокзала не пускали, и они толпились на улице, одетые в чёрное. Одни из них льнули к затемнённым стёклам вокзала и пытались докричаться до улетающих со слезами на глазах, другие веселились в непотребном виде, а третьи с важными лицами кушали пирожки, обсуждая при этом вывеску на вокзале, а доев - спешили удалиться, смахнув несуществующую слезу. Ещё одна странность состояла в том, что человек получивший приглашение на рейс должен был немедленно явиться в аэропорт без вещей и прежде всего, заполнить таможенную декларацию, а его багаж собирали другие и доставляли в аэропорт.
Тем временем около третьей стойки собирался народ, по привычке пытаясь изобразить очередь.
- Проходите, пожалуйста, - отстраняясь, сказала полная дама в широкополой шляпе с весьма заметной родинкой на правой щеке скромной худенькой девушке с рыжей копной волос на голове.
- Нет, нет, что вы, я уже не тороплюсь, - ответила девушка с каким-то обречённым видом, при этом пряча глаза и постоянно одергивая своё коротенькое платьице в мелкий цветочек, словно кто-то неведомый норовился туда заглянуть.
- А я, ещё не тороплюсь, - ответила дама с напускной вредностью, а может и с присущей.
Она достала веер и принялась им нервно обмахиваться, её визгливый голос и жестикуляции стали привлекать взгляды окружающих.
- Но вы же впереди меня стояли, - продолжала упорствовать девушка, по-детски поджимая плечи, при этом чувствовалось, что ей становится не по себе, когда на неё обращают внимание.
- Окститесь, дамы, для того чтобы попасть в это здание никто списки не составляет, а вы здесь очередь устроили, - сказал бойкий старичок небольшого роста в кепке с маленьким рюкзачком за спиной с вечно улыбающимися глазами.
- Не волнуйтесь, - сказала подошедшая к ним работница аэропорта, - дайте мне ваши декларации и приглашения на рейс и пройдите в зону ожидания, - плавным жестом она указала на диваны и кресла, стоящие среди фикусов чуть поодаль, - ваш багаж сейчас доставят.
И добавила, обращаясь ко всем:
- Дамы и Господа, все, кто заполнил таможенную декларацию, проходите в зону ожидания.
Обычно работники подобных заведений сдержанны в своих эмоциях и почтительно вежливы, демонстрируют ничего не выражающую холодную улыбку, как из папье-маше немного похожую на оскал, лицо же этой милой девушки казалось, также ничего не выражало, но её глаза неуловимо как передавали её душевное спокойствие, а главное - доброту. Взглянув в такие притягательные глаза, сам исполняешься доверием и любовью, и хочется обнять и расцеловать и эту девушку, и парня рядом с ней, и вообще всех вокруг, но нельзя — могут не так истолковать.
- Да, - грустно на выдохе ответила дама, когда их сопроводили в зону ожидания. Вдруг, она переменилась в лице, вспомнив что-то и с какой-то несвойственной её комплектации, быстротой рванула к работнице аэропорта, отстранив оторопевшего старичка.
- Девушка, помогите, я забыла сделать одно дело, это очень важно для меня, понимаете, … я …, - она принялась быстро что-то шептать на ухо услужливо склонившейся работнице аэропорта.
- Но, вы же сами понимаете, что это невозможно, что подумают там …, - ответила ей вслух работница аэропорта и движением головы показала куда-то за пределы вокзала.
- Понимать-то понимаю, но …, – расстроилась дама.
- Не переживайте, у всех там осталась масса не законченных дел, всё образумится, - утешила её работница аэропорта, - это чей чемодан? – продолжила она, когда доставили первую партию багажа, и назвала фамилию.
Все работники аэропорта были одеты в рубашки и блузки голубого цвета с красными платками и галстуками, а юбки и брюки были чёрного цвета. Воцарилась тишина, всё уставились на огромный перетянутый ремнями чемодан, стоящий на весах. После затянувшейся паузы, высокий плотный мужчина с большими ушами в сером костюме и галстуке, стоящий невдалеке вдруг нерешительно воскликнул:
- Ой, … да это же мой, - это восклицание скорее походило на всхлипывание, - не признал, свет искажает цвет чемодана, - он подошёл к весам, - ей богу, чемодан коричневый, ярко коричневый, а я глянул под углом, … да ещё этот свет необычный, вот и подумал …, это мой чемодан, граждане, да, да мой. Я не отказываюсь, это мой. Господа, это мой чемодан! Я никого не хочу обмануть!
- Свет, цвет …, тяжестей боитесь? - сказал бойкий старичок, - раньше надо было думать.
- Да ничего я не боюсь! С чего вы взяли, - чуть ли не взвизгнул плотный мужчина, театрально отведя руку в сторону, - я же сказал: это мой чемодан и за свои поступки я отвечу.
- Боитесь, боитесь, признайтесь, - прищурив глаза, сказала повеселевшая полная дама в широкополой шляпе.
- Да чего я должен бояться? - возмутился мужчина с большими ушами, - своя ноша не тянет.
- А вот это как раз тот случай, когда своя ноша тянет, и ещё как тянет, - грустно сказал старичок.
- Это обычное дело, у человека возникает страх перед непознанным, необъяснимым. Что ждёт нас там, за горизонтом? - поднял вверх указательный палец долговязый человек, сидевший в кресле возле фикуса, - никто не знает, высокий полёт — он всегда пугает, ведь мы люди созданы ходить по земле, неестественная среда обитания - вот чего мы боимся. Вот и растерялся человек, а вы на него накинулись.
- Такой полёт раз в жизни бывает. А мы к нему и не готовы, - вставила девушка в коротком платье.
- Говорят, мы ещё обратно можем вернуться, - сказала полная дама.
- Чепуха, - возразил долговязый человек и встал с кресла.
Долговязый был одет в красный узкий пиджак в синюю клеточку с коротковатыми рукавами из нагрудного кармана которого, виднелся краюшек синей ткани, серые монотонные брюки также были узкими. У него была одна особенность: когда он говорил, то театрально обращал лицо вверх, приподнимая при этом правую руку с открытой ладонью.
- Я не боюсь, настораживает, но не более, и от чемодана я не отказываюсь, - продолжал оправдываться плотный мужчина, начиная нервничать, хотя его оправдания никому не были интересны.
- Лукавите, - сказал старичок, растягивая слога, - хотя ..., я тоже не боюсь.
- И я не боюсь, - отрезал плотный мужчина, - а, вы боитесь? - обратился он к долговязому человеку в узком пиджаке.
- Я-то? - долговязый вскинул брови, - нет, да и кто же здесь признается, что боится?
- Я боюсь, - вдруг прозвучал негромкий голос. Все стихли и начали крутить головами в поисках источника этих слов.
- Очень боюсь, - повторил голос и все, определив его обладателя, уставились на него. Это была старушка, небольшого роста, с круглым лицом, обременённым годами, с седыми волосами, стянутыми назад гребешком, она сидела на диване и двумя руками держала на коленках узелок.
- Очень боюсь, - продолжала старушка, - я люди добрые, никогда в жизни дальше, чем на пять километров от своей деревни не отходила и то случайно: пошла по молодости грибы собирать, увлеклась и заблудилась малость, так сколько радости было, когда я под вечер уже свой дом увидела, оказалось, вокруг да около плутала. С тех пор от дома далеко не отходила, а тут в такую даль, конечно, боюсь, я вообще высоты боюсь. Да я много чего боюсь: боюсь грома и молнии, змей боюсь, мышей уже нет, боюсь за сына своего, переживаю, ему уж сорок пять, а я всё за него боюсь, за внучат своих боюсь, кабы с ними ничего не случилось, ой …, да за всех боюсь, как же они тут без меня. У меня ещё коза есть и корова Майка, … - старушка внезапно замолчала, прикрыв рот ладонью, как будто сболтнула лишнего.
- Корова — это хорошо, - одобрил долговязый, - очень хорошо.
- А больше всего я боюсь остаться одна, - продолжила старушка, - на меня страх нападает, ух, - демонстративно вздрогнула она, - когда рядом никого нет. А вот когда все рядышком - такая благодать.
- А у меня наоборот, я не мог остаться один, - сказал долговязый, - моя душа требовала одиночества, а я его не находил, я всегда был, как мне кажется, в гуще всех событий, а хотелось тишины и покоя.
- Заперся бы в комнате, - предложил бойкий старичок в кепке.
- Если я запрусь в комнате, то мысль, что сюда очень скоро может кто-то войти не оставит меня одного. Насущные заботы всегда меня одолевали, а я мечтал остаться наедине со своими мыслями, понимаете? Блуждать в лабиринтах своего сознания, искать новые пути и находить решения, делать открытия и идти вперёд и вперёд. Я хотел жить в своих мечтах и грёзах, плакать и смеяться, восторгаться и разочаровываться, конечно, я понимал, что это невозможно. Но я стремился остаться наедине с собой, чтобы опять и опять окунаться в него — мой мир, но мне мешали окружающие, нужно было постоянно общаться, решать какие-то проблемы, отвечать на вопросы, чьи-то заботы тяготили меня и возвращали в реальный мир, а я мечтал о необитаемом острове. Да, да в какой-то период времени я серьёзно подумывал, чтобы сбежать в дикую тайгу от всего человечества и однажды мне это удалось. Я целых пятьдесят восемь дней прожил один в глухой тайге, среди царства мхов и мёртвых кедров, в обители лосей, медведей и глухарей, мошки и гнуса, где не цветут цветы и не звучит человеческая речь. Меня забросили туда на вертолете, и я наслаждался одиночеством. Ружьё давало мне превосходство в силе, а преданный пёс уравнивал разницу в обонянии и слухе с дикими животными, там я понял, что истинная красота это ни яркие цветочки на клумбе, ни буйство красок, ни блеск, ни вычурность линий созданные человеком, а то, что соткано самой природой – вся её правда, её суть, и я — её ничтожная пылинка, наделённая правом это осознавать! Не это ли прекрасно?
Все молчали, вероятно, думая: имеют ли они такое право и используют ли его.
Подошел очень мокрый, очень высокий и очень носатый человек в шляпе и длинном плаще, с которого на зеркальный пол капала вода.
- Господи, вас, что из ведра окатили, ведь сухо на улице, — сказала женщина в ярком цветастом сарафане средних лет до этого сидевшая в кресле у колонны и молчавшая.
- Там ливень, везде слякоть, грязь, - сказал с пренебрежением человек, утирая свисающую с носа то ли каплю воды, то ли ещё чего-то, - наконец-то я улетаю отсюда, кто последний?
- А что вам не понравилось в этом городе? - продолжала женщина в сарафане.
- Всё, абсолютно всё, прости меня господи! - произнёс очень высокий человек, шмыгнул носом и продолжал:
- В этом городе правят идолы, которых лепят сами люди, причем, чем скверней материал, тем значительней получается идол. Мне противно, почему я должен делать улыбки и кланяться тем, кто мне неприятен и от кого мало-мальски зависит моя судьба. Единственное, что я мог свободно делать в этом городе, так это дышать, да и то уже отработанным воздухом. Чтобы нормально жить, нужно перед всеми заискивать, лебезить, переступать через свои принципы. Чтобы чего-то достичь в этом городе, необходимо унизить себя, чтобы потом «вырасти» и унижать других, причем, чем больше унижаешь, тем ты значительней становишься, мне такое удовольствие не по нутру, - голос его к концу монолога стал мягким и тихим, как будто он уже жаловался, - мне ненавистен этот город, мне ненавистны люди, живущие в нём.
- А вы, когда получили приглашение на рейс? - спросил весёлый старичок в кепке.
- Сегодня же и получил, да какая разница?
- Большая, - вздохнул он, - я получил приглашение три года назад, три года я был в напряжённом ожидании, каждый день я собирался в дорогу, но всякий раз мой рейс откладывался. За это время: я-то жаждал скорейшего полёта, даже подумывал его спровоцировать, то молил Бога о том, чтобы отложил мой рейс как можно дальше. За эти три года всё то, что я раньше терпеть не мог - я полюбил. Во мне произошла, как говорят, переоценка ценностей, я по-другому стал смотреть на мир. Всё началось с того, что я вдруг стал уважительно относиться к ранее ненавистному мне соседу, с которым мы …, разве что в драку не лезли. Я начал с ним здороваться, в ответ он поначалу молчал, потом начал что-то бурчать и наконец – при каждой встрече мы начали улыбаться друг другу, сначала натянуто, а потом искренне. Если я шёл за хлебом, то покупал булочку и для него, а он брал для меня газеты, и мы могли часами болтать на лавочке, ходили друг к другу в гости, попить чай, интереснейший, оказывается, человек, дай Бог ему здоровья, я полюбил делать то, что раньше терпеть не мог, я, как бы, навёрстывал упущенное, понимал и принимал ранее мною отвергаемое, за эти три года я стал другим человеком, я по-другому стал смотреть на мир, я полюбил людей, мне нравится этот город, - сказал бойкий старичок с грустью, - а то, что я иногда задиристо задаю колючие вопросы, так извиняйте, - глупая привычка, за что неоднократно страдал, - с грустью закончил он.
- А меня здесь никто не любил, - грустно на выдохе сказал плотный мужчина с большими ушами, сдвинув шляпу на затылок.
- У вас не было женщины? – удивлённо спросила девушка с рыжей копной на голове.
- Да нет, с этим всё было нормально — у меня от разных женщин семеро детей, но они меня не любят, и не только они — меня не любят люди.
- А вы их? - тихо спросила женщина в цветастом сарафане.
- Не знаю, - опешил мужчина, - а за что их любить?
- За то, что они люди, такие же, как и вы. Вы же себя любите?
- Ну..., да, наверное, - замешкался он и снова сдвинул шляпу на лоб.
- Любовь не надо искать, - сказала женщина в цветастом сарафане, - нужно любить самому. Просто любить – и всё, люди почувствуют это и будут любить вас.
- Чужой любовью сыт не будешь, - произнесла худенькая девушка в коротком платьице.
- Не будешь, - повторил мужчина в костюме, - но и с голоду не помрёшь.
- Чужая любовь расслабляет …
- Раньше надо было о любви думать, - заключил старичок.
Вдруг взоры беседующих опустились, из-за спин вышла маленькая девочка с косичками в коротком сарафанчике с зелёнкой на голых коленках. Она вышла в центр круга, образованном разговаривающими и принялась большими заплаканными глазами разглядывать окружающих людей.
- Здравствуй, девочка, - почти хором, сказали присутствующие. Кольцо вокруг ребёнка уплотнилось – все, кто стоял поодаль тоже подошли посмотреть на это милое создание.
Девочка не отвечала, только щёчки её надувались и слезинки на глазах увеличивались.
- Что с тобой, кто тебя обидел? – спросила рыжая девушка, присев рядом с девочкой, невзирая на своё короткое платье.
- А мне обещали на день рождения подарить птичку и клетку для неё- скуксилась девочка и принялась тереть глаза кулачками.
- Ну раз обещали, значит подарят.
- А разве здесь есть птицы? – спросил долговязый.
- Птицы – не знаю, а только клеток здесь точно нет.
- А райские птицы, разе они не существуют?
- Да тут и солнца то, наверное, нет.
Вдруг лицо девочки преобразилось, она улыбалась, глядя куда-то вверх. Все повернули головы в сторону взгляда девочки. Там, из-за не до конца придвинутой шторы пробивался луч света, а на гардине сидела красивая птица. Все замолчали и в наступившей тишине стало слышно, что она поёт. И чем больше они прислушивались, тем громче становилось это виртуозное пение, оно разливалось по всему зданию и вскоре уже все пассажиры в аэропорту стояли и смотрели на эту птицу.
- У третьей стойки продолжается регистрация билетов и оформление багажа на рейс 2805, - шёпотом, чтобы не мешать пению птицы, напомнил приятный женский голос.
Свидетельство о публикации №214050601541