Письмо

Здравствуй, Саша. Мне тут один добрый человек подсказал, что можно писать письма к вам. И я поняла, что у меня есть возможность ответить тебе через годы. Я сейчас очень взрослый человек, но обида делает меня снова маленькой испуганной девочкой. Почему, скажешь, обида? Потому что ты ушёл защищать Родину, а должен был защищать меня и наших будущих детей!
Помнишь, мы шли по залитой солнцем набережной Геленджика? Мы дурачились и фотографировались с твоим другом Валеркой. Мы искали фон для фотографии и забежали в какой-то тёмный закуток. Ты бежал первым. Ты всегда был первым. Я - за тобой хвостиком. Валерка понимающе семенил на расстоянии. Вдруг ты резко повернулся ко мне, и я не узнала твоё лицо. Оно стало по-стариковски жёстким. Ты схватил меня за плечи, резко развернул и грубо потащил меня прочь от того места. Я успела только разглядеть пьяное женское лицо за твоей спиной. Я смеялась, думая, что это продолжение игры. И когда мы снова сидели на горячей лавочке и ели мороженное, запивая колой, ты не ел и выглядел таким взрослым.
Первая любовь - это такая штука, когда всё кажется заслуженным и естественным. Ты был мальчиком, согласным выполнять любой мой каприз, и я, счастливая, капризничала от души. Я канючила не от любопытства, а от досады, что это первая вещь, что ты мне не разрешил. Не разрешил узнать, что же там такое было. И я понимала, что отныне всё грязное и жестокое будет от меня на огромном расстоянии. Что ты мой защитник.
Взрослые на нас навесили много грехов. Было смешно и не обидно. Мы ведь даже не целовались ещё. Но верёвочка, которая нас связала, казалась крепчайшей в мире.
Потом я училась писать тебе письма. Первые письма были полны обиды. Почему ты так далеко и почему ты пишешь в каждом письме подробно о распорядке дня. Я же училась писать нежные вещи. Сколько перевела бумаги...
Ты вызвался сам. Ты мог дослужить на родине и вернуться ко мне. Но ты до мозга костей защитник. Ты решил защищать другой народ. А как же я? На кого ты оставил меня?
Ровно десять долгих лет я оставалась одна. На вопросы, что со мной не так, я отвечала, что мой мальчик, моя половинка, погиб на войне. Многие смеялись, но это была правда. Мой светловолосый голубоглазый мальчик остался там, в чужой незнакомой мне стране. Его маме привезли цинковый гроб, а мой мальчик и наши с ним дети остались в миражах тех пустынь.
Через десять лет я встретила мужчину, похожего на тебя. Точнее на такого, каким бы ты стал, возмужав. Это была другая любовь. Без чувства защищённости, без безоговорочной верности и преданности. Просто время уходило, а женский век короток...
Сашка. Ты не поверишь, моему сыну уже 18 лет, как и тебе. Он бы тебе понравился. Он как две капли воды похож лицом на меня. Таким мог бы быть наш с тобой сын! Я сейчас тебе гожусь в мамки. И я сейчас подумала. Наш с тобой сын был бы намного старше. И он попал бы на другую, такую же страшную войну. Да и ты знаешь. Эти мальчики тоже с тобою там. И меня озарило! Наш с тобой сын мог погибнуть там!
Теперь я знаю, что ты защищал тогда всё наше, всё моё! Я не могу тебя представить весёлым. Ты навеки с тем жёстким лицом и не хочешь говорить, что было там в подворотне, что было там на войне и где ты сейчас.
Добрый человек говорил про письма в рай. Я надеюсь, что ты там и письмо дойдет до адресата. Нет ничего такого, чтобы моего Сашку, моего голубоглазого мальчика, заставило совершить грех по отношению к людям. Ты защитник и должен быть в раю.
Сашенька. Потерпи, мальчик, ещё несколько лет. Когда я уйду, мы вернёмся в этот мир вместе. В мир, где не будет больше войн. Мы проживём другую, новую жизнь вместе. Будем строить дом, растить детей. Долго-долго. Вечно.