Дневник Шуры Елагиной. Продолжение 12

20 Февраля.

Поливановы звали на чай.

Мне почему-то показалось, что папаша не очень-то хотел идти, но отказывать было неудобно.

Карл Эдуардович тоже пришел. В последнее время без него ни одно чаепитие не обходится.

- Вот вы прошлый раз заговорили об общественных катаклизмах, о ценности отдельной человеческой жизни, отказываясь видеть большую картину всемирного переустройства, - начал Карл Эдуардович, едва завидев папашу, - а между тем человечество выходит из периода разобщенности, оно неизбежно движется к слиянию в единый организм, в котором все будет действовать слажено и служить общей цели. Когда человек осознает свое место в этом организме, роль клетки с определенными функциями и не станет стремиться во что бы то ни стало занять другое, не предназначенное ему место, наступит всеобщая гармония. Не будет больше ничего невозможного. Ради этой красоты и совершенства можно вынести любые испытания и пойти на любые жертвы.

- Какой вы фантазер, Карл Эдуардович, - сказала Ксения Львовна.

- Карл Эдуардович опасный фантазер, - уточнил папаша. - Не считайте его слова безобидным чудачеством. Он пытается лишить человека самого главного - личности. Но у него ничего не получится, потому что личность - это душа, а душа бессмертна и неистребима. Поэтому все жертвы, которые он готов принести во имя своей невнятной идеи - бессмысленны и преступны, а сама идея неосуществима, как любая утопия.

- Вы прямо Антихриста из Карла Эдуардовича сделали, - усмехнулся Петр Ефграфович.

Карл Эдуардович обиделся.

- У меня есть определенные религиозные убеждения, отличающиеся от общепринятых, - сказал он, - тем не менее, сравнивать меня с Антихристом было бы довольно странно и неуместно. Во-первых, я не верю в его существование ни в виде материализованного зла, ни в виде отвлеченной идеи, во-вторых, я желаю человечеству отнюдь не гибели, а полного раскрытия его возможностей, золотого века процветания и совершенства. Человечество уже давно движется к этой заветной цели, и если Алексей Иванович не может освободиться из плена романтических иллюзий и предрассудков, тем хуже для него.   

- Я все никак не пойму вас, дорогой Карл Эдуардович, - сказала Ксения Львовна, - вы нам о коммунизме рассказываете или все-таки о чем-то другом?

- А разве название имеет какое-то значение? - отозвался папаша. - По своей сути это и есть коммунизм, каким именем не назови.

- А что плохого в коммунизме? - воскликнул Карл Эдуардович.- Не нужно делать из коммунизма какое-то пугало. Что вам не нравится во всеобщем равенстве, справедливом распределении благ, единстве убеждений, посильном труде, здоровых и свободных отношениях между людьми?

На этих словах Ксения Львовна с Лидией Михайловной выслали меня и Галочку из-за стола. Вслед за нами в соседнюю комнату поплелся и поливановский Гриша, которому было приказано проследить за тем, что бы нам не было скучно. Конечно, Гриша сразу же развалился на диване и думать о нас забыл, от чего я лично не очень-то и расстроилась.

- Вы спрашиваете, что плохого в коммунизме?! - доносилось из столовой. - Я же говорил вам неоднократно, драгоценный вы мой: то, что он неосуществим! Атеисты не могут создать Царства Божьего! Все разобьется о человеческую испорченность, о властолюбие и жадность. Грешный человек не хочет равенства и справедливости, он хочет иметь больше других и жить лучше соседа. Он не желает трудиться для всеобщего блага, он хочет командовать и передавать должность по наследству. Не будет никакого золотого века, потому что вы перегрызете друг-друга, господа-товарищи. А «листьев» и «веток» вам никогда не было жалко! Их и считать никто не станет! Неужели  вы не видите, что из ваших красных косыночниц и парнишек в буденовках растет новая каста пролетарских брахманов?

Это был папашин голос.

Карл Эдуардович отбивался, как мог, но на него наседали со всех сторон.

- А что, собственно, вы имели в виду под свободными отношениями? - спрашивала Лидия Михайловна. - Вы против законного брака, против семейного уклада жизни? 

- Не хочу пугать вас, Лидия Михайловна, - отвечал Карл Эдуардович, - но в будущем никакой семьи не будет. Ваш семейный уклад только мешает единообразию воспитания подрастающего поколения. Это заметил еще Томас Мор. Люди рождают детей из страха перед беспомощной старостью -  кто-то должен подать водички перед смертью, похоронить достойно… В развитом обществе этих проблем уже не будет, потому что все будут обеспечены необходимым с первых дней жизни до самой смерти. Возможно, со временем научный прогресс преодолеет даже ее. Большая часть людей будет свободна от бремени деторождения, а вопросами воспитания и образования  займется государство.   

- То есть как это «свободна»? - не отставала Лидия Михайловна, - Не иметь детей противоестественно. Каждая женщина хочет иметь ребенка…

- Да, - согласился Карл Эдуардович. - И при этом она передает ему свои физические недостатки и дурную наследственность. Не каждая способна родить здоровое и красивое дитя. Человечество должно изменить  отношение к самовоспроизводству. Рождение человека не может быть случайностью или прихотью, оно должно быть хорошо спланировано и научно обосновано. Это сведет на нет рождение маньяков, сумасшедших, больных и дегенератов.

Тут Ксения Львовна не выдержала, встала из-за стола и перешла в нашу комнату.

- А как же любовь? - спросила она у  поливановского Гриши, который, точно так же как и мы с Галочкой, внимательно прислушивался  к разговору в столовой.

Гриша ответил, что в любви не особо разбирается и пусть Ксения Львовна спросит у кого-нибудь другого, например, у Алексея Ивановича.

Это было натуральное хамство.

- Отчего же именно у него? - поинтересовалась Ксеничка.

Но поливановский Гриша не стал вдаваться в объяснения.

Тут Ксения Львовна решила над ним немного подшутить в своем излюбленном шаловливо-бесцеремонном стиле:

- У вас такой вид, будто вы влюблены безответно, - сказала она. - Скажите, кто она? Шурочка или Галочка?

Признаюсь, что я в первый раз посочувствовала поливановскому Грише, но он не дался в обиду и ответил довольно язвительно, что в отличие от некоторых заезжих донжуанов не гоняется за барышнями на десять лет моложе его самого.

- Десять лет, это не такая большая разница в возрасте, - возразила Ксения Львовна. - Вы еще не понимаете этого, Гриша, потому что сами очень молоды.

Гриша мысленно желал ей провалиться сквозь землю - это легко читалось в его глазах.

- Я не так молод, как вам кажется, - холодно ответил он. - И не нужно разговаривать со мной в таком тоне, будто я гимназист пятого класса.

Ксения Львовна засмеялась.

- Полно вам обижаться, Гришенька, молодость - это ваше преимущество. А теперь скажите, кого именно вы называете заезжими донжуанами?

- Кажется, нетрудно догадаться, - ответил Гриша, - у нас их не так уж много.

Ксения Львовна сразу же сникла и ушла в столовую.

Честно говоря, я так и не поняла из-за чего она так внезапно расстроилась - разговор был глупейший.

Вскоре все засобирались по домам.

На улице я спросила у Галочки, о ком говорили Гриша и Ксения Львовна.

- Шура, - сказала она, - ты меня удивляешь. Они говорили о твоем папаше.


Папаша - донжуан? По-моему, Гриша с Ксеничкой просто сбрендили.

                (Продолжение следует)
             http://www.proza.ru/2014/05/13/1430