Дай, друг, на лапу мне!

                Дай, друг, на лапу мне!

Каждому свое, а кому-то – чужое. Сижу в Публичке, наслаждаюсь библиографической редкостью, выпущенной в Петербурге,  в 1830 году, издательством Николая Греча.  Превосходный кожаный переплет, золотое тиснение, тираж крошечный. Автор – Эраст Петрович Перцов, подаривший через много лет имя-отчество знаменитому Фандорину. Называется книжка «Искусство брать взятки» - это единственное в России сочинение, посвященное такой многотрудной и важной области человеческой деятельности. Как сказал бы классик – архисвоевременная книга!

                С Пушкиным на дружеской ноге 
         
Эраст Петрович Перцов, сын казанского помещика, родился в 1804 году в Воронеже. Окончил  Московский Университетский Благородный Пансион, писал стихи и прозу. В конце 1820-х годов, перебравшись в Петербург, вошел в кружок литераторов и познакомился с Пушкиным. Солнце русской поэзии очень тепло отнеслось и к самому Перцову, и к его сочинениям.                И вот в 1830 году выходит «Искусство брать взятки. Рукопись, найденная в бумагах Тяжалкина, умершего титулярного советника”.  Вскоре Вяземский запишет в дневнике, что Пушкин читал ему наизусть выдержки из книги и говорил, что в ней «много перца, соли и веселости». Благодаря Пушкину многие его друзья познакомились с сочинением Перцова.                В 1832 году Эраст Петрович переезжает в Казань, устраивается на службу – но творчества не бросает. Баратынский пишет Ивану Киреевскому: «Я нашел в Казани молодого Перцова, известного своими стихотворными шалостями, которого нам хвалил Пушкин... Это человек очень умный и очень образованный, с решительным талантом". А вот из другого письма Боратынского: «Он мне читал комедию, написанную прекраснейшими стихами, исполненную остроумия, и ее многие характеры изображены верно и живо». Речь идет о пьесе «Андрей Бичев, или смешные мне люди», которая вышла в Петербурге в 1833 году. В это же время Пушкин приезжает в Казань собирать материалы о пугачевском бунте – и сразу заглядывает в гости к Перцову, в дом на Малопроломной улице. Славно отобедали, в шахматы поиграли… Потом они еще раз мимолетно виделись в Петербурге. Книги Перцова были в библиотеке Пушкина, а Эраст Петрович написал стихотворение, посвященное поэту.               

Чиновничья жизнь Перцова вполне удалась. Он занимал должность правителя Канцелярии Департамента хозяйственных дел Главного Управления путей сообщения и публичных зданий,  вышел в отставку с чином надворного советника. Постоянно устраивал какие-то литературные чтения, любительские спектакли, концерты, пикники, пользовался большим уважением среди местной интеллигенции. После отставки редактировал «Журнал общеполезных сведений»,  сотрудничал в «Заволжском муравье», а в «Отечественных записках» напечатал свое теоретическое исследование «О сорных травах». Был щедрым благотворителем, много жертвовал на храм, который построил его отец.  А потом скоропостижно кончились деньги. Эраст Петрович чрезвычайно неудачно разместил свои капиталы и впал в крайнюю нужду. 12 июля 1873 года в Петербурге, больной, оставшийся практически без средств, Перцов кончил жизнь самоубийством. Его жена, дочь генерал-лейтенанта Варвара Николаевна, урожденная Мандрыка, пережила мужа на восемнадцать лет.

                Так поедим!   

На первый взгляд, «Искусство брать взятки» - это юмористическое разоблачение нечистых на руку чиновников. А на второй – руководство к действию. Судите сами: ведь в книге даются подробные советы по всем вопросам  взяточничества. Как надо вести себя при получении взятки? «Слушайте рассеянно, отвечайте нехотя, до той самой минуты, пока проситель прошепчет, что будет вам благодарен”, “возьмите от того, кто дает больше, а прочих с шумом и гневом проводите за дверь». Яркими штрихами обозначена своеобразная философия берущего: «Искусство брать взятки открывает нам прямой путь к счастию». Для духовного утешения алчного чиновника, чтобы не сильно переживал - цитаты из Евангелия: «Всякое деяние есть благо», и «Дающему да воздастся». И, конечно, замечательная классификация взяток. По Перцову, они делятся на три вида: натурой, деньгами и взаимными одолжениями.                Первый вид – самый низший, аркадские, или сельские взятки, которые брали  разными  продуктами или вещами. Этим промышляли мелкие чиновники.   «К сему разряду причисляются обеды, подарки на память любви и дружбы, сюрпризы в дни именин или рождения самого взяточника, его жены и детей; нечаянное забытие вещей на столе или вообще в доме взяточника, продажа движимого имущества или уступка дворовых людей, совершаемая на законном основании, разумеется, без платежа денег, и т.п. Сего рода взимание взяток введено в употребление первобытными лиходателями в древнее время, когда еще господствовала меновая торговля – товар на товар. Взирайте на таковые взятки, как на все прадедовские обычаи, с сыновним благоговением и почтительностью, но принимайте оные с крайней осмотрительностью: мало соответствуя духу нынешнего времени, они могут подвергнуть вас большим неприятностям, чем подвергается историк, делая анахронизмы…»                Путь к сердцу незначительного чиновника, как полагает Перцов, лежит через его необъятный желудок. «Лучшим же из сего рода взяток справедливо почитают обеды: такие взятки скрываются в безопасном месте, то есть в желудке, никогда не обличаются; и в летописях лихоимства еще не было примера, чтобы обеды доводили до суда и расправы. Я сам знавал многих дельцов, которые постоянно несколько лет «кормили завтраками» просителей, не могущих давать им обедов, а просителей, дающих обеды, удовлетворяли, смотря по числу и качеству блюд… Бывало, придет проситель к такому дельцу на дом. Очень хорошо, скажет бессребреник, я рассмотрю ваше дело в такой-то день после обеда. Если просителем случался человек догадливый, то он тотчас же приглашал дельца в упомянутый им день к себе откушать, и тогда успех дела зависел уже от искусства повара: иных «стряпчих» было не нужно, но если проситель не постигал таинственного смысла слов «после обеда», то и пиши пропало».


           У опытного чиновника все часы – приемные
 
Деньги не пахнут - они благоухают! Второй вид взяточничества – звонкой монетой и приятно хрустящими купюрами.   
С развитием капитализма в России стали очень популярны промышленные взятки, которые брали в суде за рассмотрение того или иного дела. Существовала и такса на ведение разных дел: например, если речь шла о завещании, то чиновник мог потребовать третью часть всего переходящего к наследнику имущества. А при обычной купле-продаже брали минимально десятую часть со сделки. Хуже всего было угодить в капкан к судейским чиновникам. Так называемую «капканную» взятку применяли к людям, совершившим уголовное преступление. Чиновник смотрел, насколько богат его клиент, и вытягивал из него все деньги подчистую - причем степень вины во внимание абсолютно не принималась. Часто конкуренты заказывали клиента важным чиновникам: такая взятка называлась удавкой и предполагала полное уничтожение честного имени и капитала «заказанного» человека. Дела фабриковались, факты подтасовывались, ответчик признавался виновным, и его банкротили.                «Из всей государственной монеты предпочтительно избирайте ассигнации, потому что они переходят из рук в руки без шуму и без стуку, легко промениваются на серебро и золото, даже еще с барышом, мало требуют места и удобно помещаются всюду: в кармане, за галстуком, в сапогах и за обшлагами рукавов», - по-отечески советует Перцов начинающим чиновникам.  И объясняет, что говорить надо на особом языке, чтобы посторонний не понял. Брать деньгами – это значит  «вести дела на чистую», а каждая купюра называется, исходя из ее внешнего вида. Пятирублевая ассигнация – синица, десятирублевая – снегирь, двадцатипяти и пятидесятирублевые – белые голуби, сторублевая – щеголь, из-за ее величины и красивых узоров, двухсотрублевая – пеструшка, по пестроте изнанки. «Сей язык весьма облегчает вас при взаимном разговоре друг с другом: – «метил в голубя, а попал в синицу», «не зевай, ведь у него садки пеструшек» – сии выражения громко произносятся в присутственной каморе, перед зерцалом, при самих просителях, не возмущая общего спокойствия, не поражая никого удивлением. Не правда ли, что сии превращения лоскутков разноцветной бумаги в певчих птиц и рыбу суть истинно пиитические вымыслы, ибо поэзия любит одушевления». Искусство брать взятки, если верить Перцову – это, так сказать, трасформированная поэзия. 

                Одолжить не по лжи 

И наконец, третий, высший род взяток, принятый среди знатных особ, ««суть высшего образования и благороднейшего значения: это утонченность нашего искусства в той же мере, как и класс людей, между коим оные наиболее имеют обращение, утонченнее других классов в общежитии и просвещении… Это взаимные одолжения или по должности, или по приязни; иногда процесс решается в пользу одного тяжущегося на договоре, чтобы он, в свою очередь, доставил делопроизводителю такую-то выгоду по службе; иногда судья уступает наветам всем известного оглашенного ябедника единственно для того, чтобы, поссорившись с ним, не потерять партии в висте; иногда начальник смотрит сквозь пальцы на плутни своего секретаря, любя в нем славного малого, который как нельзя лучше исполняет его домашние поручения; иногда из угождения прекрасной даме мужа сажают под арест, и глазки красавицы – те же взятки. Но ни времени, ни сил моих не достанет, если б я стал исчислять все случаи, где на решение дел имеют влияние знакомство, родство, кумовство, связи, сходство образа мыслей и характеров, приличие и тысячи, тьмы тысяч светских отношений. Взятки третьего рода долженствуют быть названы невещественными». 
Согласно Аристотелю, литература делится на три рода: эпос, лирику и драму. По Перцову, взятки тоже делятся на три рода – «не очевидное ли это доказательство, что искусство брать взятки составляет также отрасль философии?»                Однако, вот поистине гамлетовский вопрос: ведь брать можно не только из кармана ближнего, но и из государственного кармана, не так ли?
»Можно, только осторожно! – объясняет Перцов. - Почему не пользоваться от казны в случае, когда она безмолвствует так же, как просители? Я сам... но скромность, а паче производимое надо мною следствие налагают молчание на уста мои. Могу только доложить вам, что доход, получаемый таким образом, не есть взятка; ибо чтобы взять, надобно дать, казна же не дает, а мы сами простираем к ней руки; от сего-то и происходят выражения нагревать руки, запустить лапу; напротив, в нашем ремесле, если спросят: «имеется ли доход?», то иначе нельзя отвечать, как глаголом: перепадает, потому что действительно в наши карманы деньги падают из карманов просителей, как снег на голову. На сем основании учение о доходе с казны не может войти в план нынешнего моего курса…                …К чему я все это рассказал? Дорогие чиновники, братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои! Конечно, вы можете войти в свой пятиэтажный особняк на Лазурном берегу – или в пропахший куревом и перегаром кабинет следователя-важняка (это уж кому как повезет). Но не лучше ли войти прямо в историю? Прошу вас, напишите продолжение книги Перцова – и благодарные потомки никогда вас не забудут. Ну, и взятки научатся профессионально брать, само собой.  А то, что отнял – то твое. И да не оскудеет рука берущего - особенно в России…
.