Место под Солнцем. Глава 24. Еще арест?

На следующий день, собираясь на очередную встречу, Мориньер прихватил письмо с собой.
Выйдя за ворота, остановился на мгновение, огляделся. Потом направился к юноше, бестолково изображавшему из себя безжизненную статую на небольшом газоне, на противоположной стороне дороги.
Тот стоял, прислонившись к стволу дерева. Глядел сквозь увитую розами кованую ограду в глубину сада, где, меж кустами, светились в лучах утреннего солнца стены великолепного особняка мадам де Севинье. Изо всех сил изображал, что абсолютно не интересуется тем, что происходит в доме напротив.
 
Молодой соглядатай, заступивший на свой пост этим утром, заметно отличался от остальных, прежних, наблюдателей. Те, все до одного, скорее были похожи на торговцев. Этот же, совсем еще птенец, больше походил на студента – из тех, что толпами бродили по Латинскому кварталу. Долговязый, бледнокожий и худой, но с необычайно острым взглядом - Мориньер сумел оценить пронзительность его, когда, подойдя к молодому человеку незамеченным, коснулся его плеча.
Он застал юношу врасплох – это было несложно.

Мориньеру помогали опыт и наблюдательность. Он поступил так, имея в виду очевидную неискушенность шпиона – отметил момент, когда, обнаружив его, вышедшего из ворот, «студент» отвернулся, притворяясь, что совершенно не интересуется тем, что происходит на противоположной стороне улицы. Нескольких мгновений оказалось достаточно, чтобы бесшумно приблизиться к нему, встать позади.

Остановившись за спиной юноши, Мориньер проговорил тихо:
- Что вы там увидели?
Реакция молодого человека была в точности такой, как и предполагал Мориньер – тот вздрогнул, обернулся, машинально ухватился за оружие, скрытое под темным неказистым плащом. Мориньер ожидал этого – придержал руку юноши. Второй рукой откинул край плаща – двумя петлями к поясу был прикреплен тонкий стилет.
Взгляд, которым был в этот момент награжден Мориньер, сулил неприятности.

Мориньер посмотрел на рассерженного мальчика, на его кисть, сжимающую рукоять. Рассмеялся:
- Оставьте. Сейчас он вам не понадобится. У меня дело к вашему господину.
- К какому господину? - пролепетал юноша, вспоминая об отведенной ему роли.
Только незаметно наблюдать – таково было условие.

- Что? Ваш патрон настоятельно требует, чтобы вы изображали глупца? – спросил Мориньер насмешливо.
Когда юноша не нашелся с ответом, усмехнулся широко.

Достал из-за обшлага рукава подготовленное письмо. Подал его разоблаченному шпиону:
- Роль письмоносца студиозусу-провинциалу подходит больше роли убийцы. 
Юноша покраснел.
- Передайте господину Кольберу. Это срочно.
Голос Мориньера звучал высокомерно, лицо выражало надменность.
- Поторопитесь.

Мориньер не давал юноше ни малейшей возможности его ослушаться. Так что тот, из гордости посоперничав с Мориньером твердостью взглядов, кивнул, выпрямился, зашагал по улице в сторону стоявшего неподалеку экипажа.
Боковым зрением Мориньер отметил как от дома в сторону небольшой, укрытой от глаз прохожих высоким кустарником, калитки направился один из его слуг. Удовлетворенно кивнул - этот ничего не упустит.

*

Дождавшись, когда оба скроются из вида, отправился по своим делам.
Проследовав по улице Тирешап, Мориньер вышел на Сент-Оноре, чтобы, пройдя по той стороне, где находился хлебный рынок, славящийся превосходной выпечкой, дойти, наконец, до Феронри.

Там, в одном из небольших домов, ожидала встречи с ним Мари-Мадлен Фуке.
Мориньер понимал, что разговор предстоит нелегкий.
Шел, вспоминал недавнюю свою беседу с одним из иезуитов - тем, кто на следующий после ареста Фуке день побывал по приказу отца Лашеза в Сен-Манде.

Они встретились в небольшой церкви. Время было неурочное. И церковь была почти пуста. 
Сели рядом, какое-то время молчали. Мужчина с отрешенным видом творил молитву. Мориньер ждал.
Наконец, закончив, тот произнес:
- Отец Лашез просил передать вам, монсеньор, что все в порядке: документы, касающиеся нашего дела, из особняка господина Фуке мы забрали. Однако это вряд ли существенно облегчит судьбу господина суперинтенданта.
Мориньер молча ждал продолжения.
- В особняке в Сен-Манде людьми короля за одним из зеркал обнаружена рукопись – в некотором смысле проект восстания против Мазарини.
- Это должно быть теперь неопасно, - заметил Мориньер. - Мазарини мертв. И любые проекты, касающиеся его смещения – ничего не стоят, не так ли?
Молодой иезуит не повернул головы, продолжал смотреть перед собой.
- Так было бы, - ответил, - если бы в этой многостраничной рукописи не шла речь о нашем короле – о слабости его характера, в частности. Несколько исписанных убористым почерком страниц - о злой воле Мазарини, о его абсолютной власти над его величеством и Анной Австрийской. А также планы, предусматривающие укрепление Бель-Иля и Конкарно, информация об отправке туда кораблей с людьми и снаряжением. И еще несколько пунктов, касающихся захвата и удержания в качестве заложников некоторых влиятельных людей.
- Кого именно?
- Государственного секретаря по военным делам, например.
- Летелье? - Мориньер был удивлен.
- Не только…
Еще несколько прозвучавших тогда имен заставили Мориньера нахмуриться.
- Чрезвычайно благоразумно хранить проект развязывания гражданской войны у себя в доме, - мрачно заметил он. - Продолжайте. Что еще?
- Осталось немного, - мужчина иронически скривил губы. – Масса всевозможных документов, разоблачающих связи Фуке с людьми из окружения короля и королевы-матери. А также документы, подтверждающие передачу всем этим людям довольно больших сумм за «полное взаимопонимание». – Вздохнул. - Если бы мы успели тогда обнаружить этот тайник! Но мы едва не столкнулись с людьми короля…
Оправдания Мориньер пропустил мимо ушей. Произнес коротко:
- Имена.
- Герцог Бранкас, маркиз Креки, герцог Ришелье. Монсеньор, их там несколько десятков.
- Завтра мне нужен список. Полный список.
Мужчина кивнул.
- Он у вас будет.

На следующий день список был доставлен Мориньеру. Тот ознакомился с ним, составил полную картину постигшего суперинтенданта несчастья. И… все. Он понимал, что мало что может сделать. С некоторых пор, практически ничего.

Даже то письмо, обнаруженное среди документов, украденных у Кольбера, - очень важное письмо! письмо, за возврат которого Кольбер многое бы отдал… - даже оно ничего не могло теперь дать суперинтенданту.
Если бы один только Кольбер желал уничтожить Фуке, оно могло бы еще облегчить его судьбу. Может быть, даже спасти. Но в той ситуации, что теперь сложилась, Фуке мог полагаться только на милость его величества или непредвзятость судей. И то, и другое представлялось Мориньеру маловероятным.

*

Он знал, что визит его будет бесполезен. Но она позвала – и он не мог не откликнуться.

Он подошел к дому, стоявшему в глубине улицы. Слишком старый и ветхий, он вряд ли мог считаться достойным приютом для тех, кто в нем жил. Но теперь у них не было выбора. 
Мориньер легко коснулся молоточком двери, и та тут же отворилась.
- Прошу вас, монсеньор. Проходите. Мадам ждет вас.

Мориньер прошел в комнату, указанную ему тихой, с трудом передвигающей ноги, старушкой.
- Благодарю вас, господин де Мориньер, за то, что вы откликнулись на мою просьбу.
Мари-Мадлен, выглядевшая теперь усталой и похудевшей, протянула ему холодную руку. Он едва коснулся ее губами. Выпрямился. Смотрел на женщину внимательно – непривычно серьезно и пристально.
Она выдержала его взгляд. Потом повела рукой в сторону кресла.
- Садитесь, сударь. Прошу вас, садитесь.
Он покачал головой, подошел к окну.
- Что вы делаете в Париже, мадам? Разве его величество не приказал вам находиться в Лиможе?
Мари-Мадлен побледнела.
- Да, но его величество потребовал, чтобы я находилась там одна! Мне приказали отправить детей бабушке. Но как я могла позволить своим детям путешествовать в одиночестве? Я привезла их сюда, чтобы передать под опеку моей матери. И сразу же вернусь…
- Сделайте это поскорее. Его величество не терпит неповиновения.

Она подошла к нему. Встала рядом. Мориньер слегка повернул голову, взглянул на ее профиль. Думал, что она знает? И хватит ли ей сил узнать больше?
- Расскажите мне все, - прошептала она. - Что происходит? Что я должна делать?

Мориньер посмотрел через окно во двор.
Там играл ребенок – пускал деревянный кораблик-палку в луже, оставшейся после ночного дождя. Хлопал ладошками по грязи. То и дело, желая вернуть уплывавший «кораблик», вступал в лужу. Снова возвращался на «берег».
Мориньер еще не нашел нужных слов. Поэтому вместо того, чтобы говорить об отце, заговорил о сыне – он узнал его. Видел совсем недавно – всего несколько месяцев назад, когда эта семья еще была богатой  и счастливой. 

– Это ведь ваше дитя?
- Да. Но, прошу вас! Давайте говорить о муже! Что с ним? Как он? Как я могла бы помочь ему? – она нервно сплела пальцы, прижала руки к груди.
- Послушайте меня, мадам, - Мориньер чувствовал, что голос его звучит резко, а слова – слишком холодны, но не стал ничего исправлять. - Вы желали меня видеть, и я пришел. А раз так, вам придется выслушать все, что я скажу. Так вот… Ваш ребенок на улице, в полном одиночестве - дурной знак. Это свидетельство того, что вы слабы. А слабым - не выиграть процесса.
Он наклонился к ней, как будто хотел заглянуть в ее лицо, чтобы она прониклась его словами, чтобы осознала их до конца. Потом снова перевел взгляд за окно.
– Маленький вельможа не должен возиться в грязи, словно у него нет ни отца, ни матери. Вы желаете помочь его отцу? Помогите, в первую очередь, ребенку. Дайте ему ощущение покоя и защищенности, верните ему достоинство и смелость.
Он повернулся и увидел, как краска залила лицо молодой женщины.

Мориньер помолчал мгновение. Сцепил пальцы в замок, продолжил говорить тоном ровным.
- Вы спрашиваете, что вы должны делать? Быть сильной. И дарить силу вашим детям и вашему мужу. Для всех них именно вы будете отныне источником надежды.

Он говорил с ней, пока не рассказал все, что считал возможным. Не пытался утешить, не старался ничего утаить. Она должна была быть готова ко всему.
Смотрел на нее сурово, говорил сухо, скрывая расположение, которое испытывал к ней. Он желал бы поделиться с ней своей силой, дать ей то, в чем она нуждалась.
Но он всегда умел правильно оценить свои возможности. Именно теперь никакие его усилия не могли больше облегчить судьбу Никола Фуке. Теперь у него не было ничего, что могло бы ему помочь. Только деньги.
Он положил на край стола туго набитый кошель.
- Возьмите, сударыня. Вам в ближайшее время понадобятся средства.
Она не взглянула даже. Промолчала.

Продолжала стоять рядом с ним.
Мари-Мадлен была бледна. Ее тонкие губы – и те были бескровны.
Женщина закрыла глаза. Потом сказала тихо – так тихо, что он едва расслышал.
-  Я прошу вас… умоляю… помогите. Вы ведь друг короля. Вы можете убедить его… хотя бы попытаться…

Лицо его оставалось бесстрастным. Он молчал какое-то время – он знал, что этот момент наступит.
Не стал ничего объяснять. Лишь когда молчание стало нестерпимым, произнес:
- Боюсь, сударыня, сейчас я больше ничего не могу для вас сделать.
Ее лицо посерело еще больше.
- Я знала. Я всегда знала, что вы – враг моего мужа. Жаль, что он никогда мне не верил. 



*

Следующий день начался с визита его великолепной соседки. Маркиза де Севинье, одна из вернейших поклонниц и подруг Никола Фуке, явилась к нему в первой половине дня. Прошла в гостиную, присела перед камином.
Когда он вошел, склонился перед ней – поднялась. Возбужденно заходила по комнате.
Он успел проговорить необходимое: «Вам стоило прислать записку, и я тут же был бы у ваших ног…», - но она только махнула рукой.
- Послушайте, господин де Мориньер. Вы непременно должны ехать.
Он изобразил негодование – и вы, маркиза!
Начал говорить:
- Может быть, вы, мадам, согласитесь составить мне компанию?..
Она перебила его:
- Вы предлагаете мне бежать с вами? – изумленно распахнула глаза.
Он засмеялся.
- Для начала - позавтракать.

- Что бы ни говорили о вас при дворе, вы несерьезный человек, - всплеснула маркиза руками. – Я теперь в этом окончательно уверилась. Я говорю вам об опасности, что грозит вам, а вы пытаетесь соблазнить меня перспективой провести с вами день за обеденным столом?
- Разве это – не прекрасный способ скоротать время? – улыбнулся он. – Вы расскажете мне обо всем, что знаете. А я обещаю быть лучшим из ваших слушателей.
- С этого момента вы не можете отречься от своих слов! Вы должны меня выслушать! – воскликнула она, отметая его насмешливый отказ говорить о побеге.
- Я слушаю вас со всем вниманием.
- Накануне вечером один из моих друзей… Вы ведь знаете, что у меня, несмотря ни на что, есть друзья при дворе? Так вот один из моих друзей рассказал, что вчера днем господин Кольбер передал его величеству какое-то письмо. Его величество, взяв его в руки, изменился в лице. Он держал письмо двумя пальцами, как держат крысу. У него было невозможно брезгливое выражение лица. И он сказал: «Я сотру его в порошок!»
- При чем же здесь я? – Мориньер улыбнулся легкомысленно.
- Это было ваше письмо.
- Оно было подписано мной?
- Ах, откуда мне знать? Я знаю только, что его величество говорил, что он избрал для вас кару. И ничто и никто не заставит его отступиться от принятого решения.
Мориньер улыбнулся.
- Это испортит вам аппетит?
- Признаюсь вам: с тех пор, как арестован наш друг, мне не доставляют удовольствия обеды. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы вы разделили судьбу несчастного Никола Фуке. Отчего вы никогда прежде… никогда – до того, как нашего суперинтенданта постигла беда, - не признавались, что вы его друг?
 - Я и теперь не стал бы утверждать этого.
 - Но как тогда объяснить ваши действия? Поверьте, слухи разносятся необычайно быстро. Мы многое знаем, о многом наслышаны…
- Может быть, дело в нашем общем преступлении?
Он произнес это буднично. Подал ей руку, повел к столу.
Она приостановилась, погрозила ему пальцем.
- Не говорите ерунды, граф. Вы-то должны знать, что то, о чем вы теперь ведете речь, нельзя назвать преступлением. А если и можно было бы, если бы восторжествовала так называемая справедливость, к которой призывают теперь все эти бездельники на улицах Парижа, то вокруг нашего короля остались бы одни дармоеды, предпочитающие лизать руки его величеству ради подачек. И уж определенно… вы прекрасно знаете причину, заставившую Людовика забыть о справедливости. Не сердите меня, господин де Мориньер!

Он улыбнулся ее непривычной горячности. Снова протянул ей руку.
- Мне так редко приходится завтракать в приятной компании…
Она хлопнула его по запястью.
- И не пытайтесь казаться скромником. Я вам все равно не поверю.

Позавтракать им, впрочем, не удалось. Едва они сели за стол, в комнате появился Обрэ. Лицо его было сурово.
- К дому подъехала карета в сопровождении отряда всадников, монсеньор. И мне не кажется, что это – гости.
Мориньер взглянул на маркизу, сидевшую напротив.
- Я предполагал, что из этой прекрасной затеи с завтраком ничего не выйдет.
- И вы не позаботились о том, чтобы натянуть его величеству нос?
Она шутила. Но была бледна. Мориньер улыбнулся выбранному ею простонародному выражению.
- Представьте себе, нет, маркиза.
Поднялся.
- Может быть, вы предпочтете укрыться, пока я буду говорить с этими господами? Боюсь, совместный завтрак…
Она не дала ему договорить.
- Ни за что. Ни за что не откажусь от удовольствия выглядеть непристойно.
Маркиза де Севинье выпрямилась, взяла в руку ложечку, придвинула поближе тарелочку с пирожным.
- Вы намерены пригласить всех их сюда?
- Всех? – Мориньер улыбнулся широко. – Нет.
Откинулся на спинку стула, расстегнул камзол, расслабил воротник, расправил кружева.
Она фыркнула, прижала ладонь ко рту.
- Мы глупы, монсеньор. А вы – больше того. Вы безумец! Может быть, еще есть возможность?..
Он посерьезнел:
- Нет.


*

Они сыграли свои роли необычайно талантливо, немало смущая своим счастливым видом застрявшего у дверей виконта де Мариво - лейтенанта гвардейцев роты герцога де Жевра.
Пока слуги раскрывали  одну за другой двери, пока виконт де Мариво проходил по комнатам – Мориньер с беззаботным видом о чем-то беседовал с мадам де Севинье. Во всяком случае, тот успел расслышать несколько легкомысленных смешков и пару стихотворных строк, прочитанных иронично тем, которого он теперь должен был доставить во дворец. И звонкий смех в ответ.
Виконт де Мариво почувствовал себя смущенным, узнав женский голос.
Завтра, - подумал, - половина Парижа будет читать комментарии этой острой на язык маркизы.

Встал в дверях, чувствовал себя неловко. Его, как будто, не сразу заметили. Несколько мгновений он еще мог наблюдать за тем, как окунает маркиза маленькую ложку в вазочку, наполненную какими-то ягодами, укрытыми взбитыми сливками, как облизывает выпачканные белым губы, как мягко улыбается ей сидевший напротив мужчина.
Наконец, Мориньер взглянул на него.

- Виконт, - воскликнул, - какими судьбами?
Улыбнулся радушно. Пригласил виконта де Мариво к столу.
Но тот отказался, переминался с ноги на ногу.
- Его величество требует вас к себе, - произнес выразительно.
Мориньер развел руками. Поднялся, бросил на стол салфетку. Подошел к сидевшей напротив маркизе. Склонился к ней, взял ее за обе руки, коснулся губами ладоней.
- Простите меня, дорогая маркиза, - проговорил, улыбаясь. – Похоже, вам придется заканчивать завтрак в одиночестве.
Она освободила одну руку, провела ладонью по его чисто выбритой щеке.
- У меня пропал аппетит, - прошептала достаточно громко.
Потом добавила, глядя ему в глаза:
- Возвращайтесь скорее.
Он едва заметно повел плечом.

Едва Мориньер вышел из зала и спустился по лестнице вниз, улыбка сошла с его лица.
Он поблагодарил дворецкого, набросившего ему на плечи плащ, пристегнул шпагу. Не оглянулся, выходя. Гвардейцы, толпившиеся у дверей, последовали за ним. Лейтенант пытался быть учтивым:
- Я вынужден просить вашего прощения, монсеньор! Мне жаль, но его величество потребовал, чтобы вы явились к нему срочно.
Мориньер кивнул.
- Я знаю его величество – вам нет никакой нужды извиняться.

Они сидели в экипаже друг напротив друга. Молчали. Мориньер думал.
Пытался сообразить, о каком письме могла идти речь. Маркиза де Севинье сказала, что его величество был в ярости. «Я сотру его в порошок!»
Послание, которое он, Мориньер, отправил накануне Кольберу, могло вызвать такую реакцию. Но Мориньер очень сомневался, что Кольбер рискнул бы показать его королю. Он не самоубийца. Письмо, которое вот уже несколько недель лежало в одном из тайников его замка в Бреве, было из тех документов, что для каждого, его прочитавшего, оказалось бы приговором. Нет, речь не могла идти о нем.
Но какое другое письмо могло попасть в руки Людовика – Мориньер не мог понять.
Тогда он бросил размышлять. Отодвинул шторку окна – проверил заодно, не воспротивится ли этому сидевший напротив него офицер. Тот не шевельнулся. Даже едва заметно улыбнулся – осень скоро!
Да, лето за окном, определенно, готовилось уступить свои права осени.
Ветер дул влажный и довольно прохладный. Деревья еще были зелены, но зелень эта была тусклой, с легким медным отливом. И солнце, обнимающее своими лучами город, не так согревало, как утешало: несмотря ни на что – я с вами.   


Конец первой части романа "Обрети свой дом"
               
                Продолжение следует.