Человек в жерновах истории

Часть первая - ОККУПАЦИЯ


Глава первая - ОСВОБОЖДЕНИЕ

Глава вторая - МЕЧТА (1,2,3,4,5)

Глава третья - СОВЕТЫ (1,2,3,4,5)

Глава  четвертая - ВЫБОР (1,2,3,4,5,6)

Глава пятая - КАРАТЕЛИ (1,2,3,4,5,6)

Глава шестая - ПОБЕГ (1,2,3,4)

Глава седьмая - КАТОРГА (1,2,3)


Часть вторая - СВОБОДА
 

Глава первая - СТАРОСТЬ (1,2,3)

Глава вторая - МУДРОСТЬ (1,2,3)



Часть ПЕРВАЯ - ОККУПАЦИЯ

«Всякая душа да будет покорна высшим властям; 
ибо нет власти не от Бога, существующие же
власти от  Бога установлены».
(Послание к Римлянам Святого Апостола Павла,
13: 1)
;



Глава ПЕРВАЯ

ОСВОБОЖДЕНИЕ

«Блаженны плачущие, ибо они утешатся».
(Евангелие от Матфея, 5: 4)

«Стреляют. Скоро придет и моя очередь. А может, на меня не хотят тратить пули? Решили уморить голодом. Давно тюремные надзиратели сюда не заходили. Все равно, отчего помирать. Только бы скорее кончились мои муки. Господи, я прошу Тебя, сжалься надо мной. Ожидание невыносимо. Я с ума сойду в этом каменном каземате. – Молодой мужчина сжал руками виски, пытаясь унять боль. Он сидел на каменном полу, поджав под себя ноги, и в мыслях прощался с жизнью, - У меня больше нет сил. Скорее бы все закончилось».

Муки ожидания раскаленным железом сдавливали мозг, и, поддавшись глубокому унынию, он застонал, удрученно уронив голову на грудь. Звуки выстрелов раздавались нечасто и глухо, как будто издалека. Сквозь маленькое окно, защищенное железной решеткой, слабо пробивался в подвальное помещение дневной свет.

Воцарилась тишина…

Напряженная долгая тишина…

Эта тишина еще больше угнетала узника. Он сжался в комок от мучительного ожидания мрачной участи. Губы медленно зашептали молитву: “Отче наш…” От волнения пересохло во рту. Мужчина поднялся и подошел к чану с водой, но тот был пуст, только на дне держалась еще влага. Несчастный узник намочил пальцы и приложил их к губам. По телу пробежала дрожь…

Ему стало холодно в этом мире, где сгинули в забвение любовь, тепло и дружба между людьми, а установилась яростная борьба, порождающая ненависть и жестокость. Узник сел на прежнее место и, подперев кулаками голову, погрузился в тяжелые раздумья: «Жизнь непредсказуема. Четыре года мы работали как  каторжные, чтобы каменный сарай на крохотном клочке земли стал нашей  собственностью, и мы тогда могли бы уже работать на улучшение своей жизни. Сестра Маня смогла бы получить диплом семинарии домоводства. Ей так нравится что-то мастерить из тряпок и ниток. У нее в этом талант. Да ведь она уже невеста. Ей нужно было бы собрать достойное приданое. Хотели дать хорошее образование Язепу и обеспечить старость родителям.

Но в миг все оборвалось. Как все странно и непредсказуемо в этом мире. Никто не ожидал, что кто-то будет распоряжаться чужой жизнью, решать нашу судьбу. Слава Богу, что отец не дожил до этого страшного дня, когда мечта всей его жизни несправедливо поругана и все, что он потом и кровью, своим неординарным умом заработал, отняли…»

Раздалось бряцание затвора. Узник нервно перекрестился и зашептал слова Святого Писания: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты».1

Дверь распахнулась, и на пороге появился человек в немецкой военной форме. За ним вошел пожилой мужчина в строгом черном костюме с серой папкой в руке.

- Имя, фамилия, - обратился штатский к заключенному. Тот поднялся с пола и назвал себя. Штатский заглянул в папку и объяснил военному, что Станислав Прусс арестован за неповиновение советской власти и нападение на ее представителя.

- Зер гут! – радостно воскликнул офицер и дружелюбно похлопал арестанта по плечу. – Нах хаузе!

- Иди домой. Ты свободен, разъяснил штатский.

Непонятное состояние охватило Станислава. Он одновременно почувствовал облегчение и удручающую тяжесть.

На улице, глотнув свежего воздуха, поперхнулся и, подняв голову к небу, глубоко задышал. Долго  широкораскрытыми глазами восторженно глядел в голубое пространство. Небо  было изумительно прекрасно. Среди снежных облаков ярко сияло солнце, и его лучи нежно ласкали бледную кожу на лице Станислава. Он будто опьянел от вольного воздуха и чудесного вида окружающей природы. Как  сельский житель он  определил, что месяц года июнь или начало июля, но точное число не знал.

Город Даугавпилс как будто замер. На улицах не видно было жителей. Окна домов плотно закрыты. По обочинам булыжной мостовой стояла военная техника. На ней красовалась эмблема свастики. Повсюду звучал смех и говор солдат на немецком языке.

«Час от часу не легче, - подумал Станислав, - то русские, то немцы. Один черт – оккупация. Своей жизнью не пожить. Опять чужая власть. Опять навязывание чужих законов».

Несмотря на слабость из-за голода и долгого тюремного заключения в сыром холодном подвальном  помещении каменного каземата, он широким шагом быстро дошел до моста через полноводную Даугаву. Шумно бился о каменные сваи моста давольно-таки спокойный поток реки. Пройдя мост, Станислав вышел на большую песчаную дорогу и стремительно направился в свою отдаленную от города волость.

В мыслях стала мелькать вся его жизнь. По большаку с бешеной скоростью пронеслись армейские мотоциклы с солдатами и подняли тучу пыли. Пыль и смех немцев прервали его мысли. Станислав выплюнул попавшие в рот сухие мельчайшие камушки, чертыхнулся, а когда в воздухе рассеялось, посмотрел по сторонам.

Вокруг дороги природа жила своей жизнью, а люди как бы вымерли. На запущенных лугах пасся скот, трава переросла в бурьян. Скотина вытаптывала луг, образуя ямы и кочки. Бурьян, кочки портили картину привычную для этого времени года. Сердце сельского жителя не могло смириться с такой бедой. Оно застонало. Его отец, бывало, от нетерпения и в воскресенье размахивал косой.

Опустился на землю белый аист и храбро выхаживал среди скотины, выискивая корм для своей семьи. Жизнь окружающего мира всегда трогала душу Станислава. Он с восхищением стал вслушиваться в живые голоса природы. Как солнце, засияла улыбка на его измученном лице, и он с упоением вдыхал животворный запах лета. По большаку промчалась грузовая машина с немцами. Вздохнув, Станислав невольно нащупал в кармане документ, выданный при выходе из тюрьмы. Он нахмурился и, устыдившись своей сентиментальности, с опущенной головой, не глядя по сторонам, устремился вперед. Постепенно на него нахлынула волна воспоминаний о недалеком прошлом.
 

1 Евангелие от Матфея, 26:39