Итог -

               
                У Пушкина – особая миссия по отношению к
                России. Он связал то, что разрубил Петр.
                Вот почему он – центр нашей культуры,
                средоточие наших национальных ценностей.
               
                Валентин Непомнящий.


                ОТВЕТ  НА  ГЛАВНЫЙ  ВОПРОС

Некоторые искусствоведы утверждают, что иконописцы, прежде чем  взяться за росписи храмов, иконостасов или копирование чудотворных икон проходили особый обряд очищения. Постились, молились, уединялись, чтобы избавиться от пустых и греховных мыслей. Читая многие современные исследовательские работы о наших великих предках, думается что пост, молитва и уединение считается их авторами пустым и бесполезным занятием. Легкость, с которой навешиваются ярлыки на Пушкина, Лермонтова, Есенина, Чайковского… приводит в замешательство. Особенно, после того как становится ясно, что вся эта вакханалия очернения и оболгания  рождена из пустых и ничем не подтвержденных фактов и тянется, в общем-то, в одно и то же место – туда, где слова: Россия, Русь, Славянская Культура, вызывает скрежет зубов и кривые усмешки. Полагаю, что без  личного своеобразного культурного «хаджа», весьма самонадеянно пытаться  своими поделками тревожить души тех, кто является нравственной основой и нашей национальной гордостью.

Не решился бы и я браться за написание данных строк, если бы в год, когда над нашей недавней  великой страной огненным смерчем пронеслась предвестница беды – горькая звезда «Полынь», не совершил с женой в майские праздники паломничество в святое для России место – музей заповедник «Пушкинские Горы». Кроме организованных экскурсий особенно запомнились двухдневные  пешие прогулки по окрестностям Михайловского. Место нашего проживания, чудесно пустынное и тихое, возможно из-за чернобыльской катастрофы, отделяло от него большое поле и вековой  бор. В густом подлеске можжевельника встречались ели в несколько охватов, видимо, помнивших  приезд  Александра Сергеевича в свое родовое имение. По песчаному проселку мы подходили к той точке, где сердце непроизвольно вздрагивало, ибо открывался вид на небольшой домик, такой знакомый по многочисленным рисункам. На его заснеженном крыльце нам виделся полураздетый и озябший  Александр Сергеевич, который под звон колокольцев выбежал навстречу  другу – Ивану Ивановичу Пущину,  завернувшему к опальному поэту в псковскую глушь. 

А дальше, начиналась пушкинская сказка: «Там чудеса….»: тогдашний директор заповедника С.С. Гейченко с нежностью и любовью вам помогал путешествовать по этой сказке. Таблички с пояснениями и  словами  самого поэта гласили: «Здесь вижу двух озер лазурные равнины….», и вы действительно видели две водные равнины, правда, без «паруса рыбаря», а лишь с резиновой лодкой на водной ряби вдали. «У лукоморья дуб зеленый….» и  у озерной излучины на песчаной дороге в Тригорское вы действительно созерцали развесистый дуб, на котором воображение само дорисовывало и златую цепь и ученого кота. «Аллея Керн», - и вы могли пройтись вдоль шеренги старых-престарых лип и присесть на одну из скамеек. «Погреб….», и вы невольно становились свидетелем того, как Александр Сергеевич упорно стрелял в его дверь  из пистолета у еле заметного бугорка, где этот погреб действительно когда-то был зарыт в землю.  В глуши парка вы замечали грот, где наверняка  в уединении слагались  какие-то бессмертные строки. Деревянная часовня и пояснение, что именно здесь поэт воскликнул: «Ай, да Пушкин, а да…», потому как вы видели озера Маленец и Кучане с Савкиной Горки. «Печь с лежанкой изразцовой….», - вы уже внутри дома и сами собой звучит продолжение: «Сразу видно то, что тут люди добрые живут». И хотя из предметов, которых касался Пушкин, пожалуй, единственные – это  бильярдные шары, найденные под домом при раскопках на пожарище, присутствие Пушкина ощущалось всей кожей. Это эпицентр, сердцевина, здесь родился великий русский поэт. Здесь он, затаив дыхание, слушал зимними вечерами свою няню, и здесь начали слагаться строки, ясные и простые, свободные от эллинизмов, латинизмов, …,  которые не могут оставить равнодушными ни одного жителя России, которому дорога отечественная культура. И здесь, невольно, к святым словам: Мать, Родина, Отечество, Семья, Род,  добавляется еще одно – Пушкин.

И здесь же вы ощущаете боль утраты, подобную боли при уходе из жизни самых близких и родных людей, когда во мраке Успенского собора Святогорского монастыря молча всматриваетесь в посмертную маску поэта на том месте, где с ним прощались в 1837 году его близкие  люди. И у памятника, над  его прахом,  невольно возникает вопрос: «Кто?». Кто посмел лишить Россию ее величайшего сына и выразителя народной души? Кто лишил страну бессмертных ненаписанных произведений, в которых эта душа передавалась бы из поколения в поколение в своей первозданной чистоте и совершенстве?


В 1826 году новоявленный царь вспомнил про А.С. Пушкина, и после изучения обстоятельного доклада  шпиона, следившего за поэтом  в его ссылке, вызвал  последнего в Москву. Существуют два варианта записей их личного разговора. Со стороны Пушкина и самого царя.

"Фельдъегерь вырвал меня из моего насильственного уединения и привёз в Москву, прямо в Кремль, и всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: -"Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением? Я отвечал,  как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: - "Пушкин, принял бы ты участие в 14 декабря, если бы был в Петербурге? - "Непременно, государь, все мои друзья были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!" - "Довольно ты подурачился, - возразил император, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь: отныне я сам буду твоим цензором".

"Я, - говорил государь, - впервые увидел Пушкина после моей коронации, когда его привезли из заключения в Москву совсем больного и покрытого ранами - от известной болезни. Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге? - спросил его между прочим. - Стал бы в ряды мятежников, - отвечал он. На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчет 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания, протянул мне руку, с обещанием - сделаться другим''.

Перед нами, казалось бы,  две  слегка приукрашенные словесами записи одной  истории:

- Где бы вы были 14 декабря, если находились в Санкт-Петербурге?
- Стал в ряды мятежников.

Но насколько они разные! Несколько подробностей и уже А.С. Пушкин перед нами совсем другой! Что это за раны от «известной болезни»? Что за «комплименты насчет 14 декабря»? Что за обещание «сделаться другим»? Да, безобидными деталями можно все вывернуть  наизнанку. Что последовало далее, обычно трактуется высочайшей милостью императора, который, как постоянно пишут, не только соизволил возвратить поэта из ссылки, но даже выразил готовность стать его личным цензором. Для тех, кто готов принять из рук начальства любую награду вплоть до объедков, возможно, это и проявление «милости», но скорее здесь наблюдается   процесс, типичный для любого общества. –   Как шайки воришек не могут существовать сами по себе без толпы зевак, цыганские таборы кочевать по степям, где кроме других таборов нет  крупных мирных поселений с добросовестными тружениками и пахарями. Так и любой самый лживый правитель  не может обходиться без честных и порядочных работников и слуг.

Наблюдая, как вся Россия ждет не дождется новое пушкинское творение, Николай I невольно сравнивал это всеобщее признание и любовь с настороженным отношением к историческим виршам Карамзина. Которые, несмотря на упорное насаждение сверху, упрямо не желали принимать многие патриотичные граждане страны. Возможно, закончив чтение «Бориса Годунова», у Николая возникла дерзкая идея, сделать так, чтобы в новых работах поэта «народ не безмолвствовал», скажем, а громко славил своего государя. Тем более что поэт проявлял нешуточный интерес к истории России.

-  Почему бы его гениальность и общенародную любовь не направить во благо стране и на служение  самодержавию? Вон уже и пример подходящий имеется – «Полтава». Как можно не гордиться  царем, чей "лик прекрасен", который  своих "врагов ласкает",  «... заздравный кубок поднимает». А разве казни и ссылки декабристов это прихоть царя? Это же забота об отечестве, спокойствии народа, развитии общества…. Да и не четвертовали никого из сотни с лишним мятежников, вначале осужденных судом, а повесили и только пятерых…. Но Пушкин – это не Карамзин, который с полуслова понимал, какая история нужна для царской семьи. (Позже И.Е. Забелин, разбирая московские архивы, отметит, что Николай Михайлович чисто потребительски выдергивал только нужные ему факты, а целые комплексы исторических документов оставались  не востребованными). Это в «Царе Никите» можно было запросто гонцу вернуть птичек в клетку, «показав» им что нужно. Что можно было показать Карамзину – понятно, деньги. Но чем завлечь  автора «Царя Никиты»? Деньги, конечно, ему тоже нужны. Но можно ли за них купить талант,  разум и душу Пушкина? Ведь он  наглядно продемонстрировал, что гениальность и коварство –  несовместимые качества! Здесь игра должна была вестись более тонкая.

- Прежде всего, Пушкина нужно  вернуть в свет. Находясь в Михайловском, он  независим, полностью свободен и написал столько, что только управляйся читать с бригадой цензоров.  А что у него еще в голове и за душой имелось, никакие шпионы  не угадали, тем более что все чужаки в родных местах поэта были видны за версту. А что фискал  мог выведать у Вульфов, няни,  хозяйского управляющего или  кучера? … Пушкин должен быть на самом виду. В столицах.
 
- Пушкин должен вести активную общественную жизнь. Регулярно являться в общество, встречаться с друзьями, спорить, делать комплименты дамам, отпускать остроты в чей-то адрес. Друзей должно быть много, и среди них  как можно больше друзей не только поэту, но и царю, которым он мог хотя бы вскользь поведать сокровенное. Для этого надо, чтобы Пушкина издавали. Не все, кое-что, что прошло через царскую цензуру. Когда печатают и читают везде твои стихи, то задушевные и откровенные разговоры начинаются непроизвольно, и часто  с уст творца нет-нет, да и сорвется интересное   и перспективное замечание.

- Пушкина нужно   поскорее женить. Обязательно на  бесприданнице. Красавице, ради которой, пришлось  хвататься за любую работу, чтобы обеспечить достаток в семье. Явись богатая жена, да еще такая, что без ума от талантов мужа: попробуй, прижми такого главу семейства, а здесь можно с легкостью направлять замыслы поэта в любом нужном направлении.

- И, конечно, пообещать Пушкину то, что для него всего желаннее. Изучать архивы и исторические материалы. А то, что поэта влекла отечественная история, почти в один голос повторяют все  знатоки и любители его творчества. Про умение очень кратко формулировать суть явления, события или дать  точную характеристику персонажу, и повторять излишне. Единственный недостаток – «непридворность», по словам самого поэта, но да это все напрямую зависит от достатка в семье.

«В многогранной деятельности Александра Сергеевича Пушкина была область, которой сам поэт придавал огромное значение. Он был глубоким знатоком русской истории, занимался её изучением и желал создать панораму реальных исторических событий, потрясших Россию в конце XVII - начале XVIII века…
В своих «Заметках по русской истории XVIII века» Пушкин необычайно точно охарактеризовал эту ситуацию в России: «Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе. Доказательства тому царствование безграмотной Екатерины I, кровавого злодея Бирона и сладострастной Елисаветы». Вот о каких этапах российской жизни Пушкин хотел написать в своей Истории государства Российского. А дальше шла бы история о двух нелегитимных императорах - Екатерине Великой и Александре I. О последнем он пишет: «Покойный государь окружён был убийцами его отца. Вот причина, почему при жизни его никогда не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14 декабря. Он услышал бы слишком жёсткие истины. NB»…
О Екатерине II ещё в 1822 году Пушкин писал: «Возведённая на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счёт народа и унизила беспокойное наше дворянство... Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество». Таких оценок вы не найдёте в современной Пушкину историографии России».

                Н.Петраков, «Отвергнутый историограф России».

«Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра, а Александрову — пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря».
               
  А.Н. Вульф,  запись со слов  Пушкина

На воплощение данного проекта ушло несколько лет. Правда, в 1828 году все задуманное чуть было не рухнуло. Брат жены покойного Карамзина, П.А. Вяземский,  не на шутку всполошился, когда узнал о том, что А.С. Пушкин может стать продолжателем дела Николая Михайловича. Наверняка  знал он о прохладном его  отношении  к «Истории Государства Российского», и если бы историческое значение сего великого труда было поставлено под сомнение, то выплата ежегодных 50 тыс. рублей семье Карамзиных была  под большим вопросом. Поэтому, видимо, Петр Андреевич  решил нанести упреждающий удар по репутации друга (так до сих пор считают многие исследователи), представив его автором «Гавриилиады». Не учел он единственное обстоятельство, что движущей силой всей этой игры был не Пушкин, а лично царь. Вскоре дело было «окончательно решено», поэт оправдан, а Вяземскому пришлось отправиться в ссылку по обвинению в «развратном поведении и дурном влиянии на молодежь» (похоже, Николай I разобрался, кто на самом деле является автором богохульной поэмы). Когда же Вяземский оправдался перед царем в своей «Записке о князе Вяземском, им самим составленной», был прощен и вернулся на службу в 1830 году в С-Петербург, А.С. Пушкин уже был готов к тому, чтобы стать штатным историографом. У него была молодая жена, вот-вот должен родиться первый ребенок, а  еще на попечении оказались две сестры Натальи Николаевны,  привезенные из разорявшегося Полотняного Завода. Попасть в такое положение Пушкин мог по одной причине. Зная, какие деньги за историческую деятельность получали граф Щербатов и Карамзин, поэт надеялся, что и ему удастся значительно поправить   финансовое положение своей семьи подобным образом,  предполагая, что  литературные издания также будут приносить хорошую прибыль. Николай I, скорее всего, сам  направил мысль поэта в данном направлении.  Дело было за малым – создать  подходящий исторический труд.

21 июля 1831 г. Пушкин писал Бенкендорфу:

«Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».

И уже наследующий день, 22 июля 1831 года,  Плетнёву:

«Кстати скажу тебе новость (но да останется это, по многим причинам, между нами): царь взял меня в службу - но не в канцелярскую, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтоб я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли? Он сказал: раз он женат и небогат, надо дать ему средства к жизни. Ей-богу, он очень со мной мил».

Засучив рукава, А.С. Пушкин взялся за дело. Стал работать в архивах. Правда, спустя всего три года  деятельность эта была омрачена небольшим, на первый взгляд, казусом.

«Он действительно был допущен к архивам,  вскоре написал и издал «Историю пугачёвского бунта», собрал обширный материал по жизни и деятельности Петра Великого. Но одновременно поэта с супругой обязывали посещать Аничков дворец и иные официальные великосветские балы. Это по многим причинам раздражало Пушкина. Он пытался манкировать многими приглашениями, что вызывало недовольство императора и сильно огорчало Наталью Николаевну. Результатом этого конфликта стало присвоение Пушкину камер-юнкерства, обязывающего его в обязательном порядке посещать все официальные мероприятия».
                В.Непомнящий
Поэт откликнулся на это следующим образом:

«Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове... Так я же сделаюсь русским Данжо».

«Маркиз де Данжо, будучи адъютантом Людовика XIV, вёл дневник интимных подробностей частной жизни короля. Потенциальный историограф России одним мановением руки самодержца низводился до уровня историографа альковной жизни императорского двора! Пушкин понял, какую пощёчину он получил».               
    В. Непомнящий

Пытаясь хоть как-то развязать ситуацию и ответить за своё унижение, Александр Сергеевич уже 25 июня 1834 года подаёт официальное прошение об отставке на имя графа Бенкендорфа:

«...Семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужденным оставить службу, и... прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне соответствующее разрешение. В качестве последней милости я просил бы, чтобы дозволение посещать архивы, которое соизволил мне даровать его величество, не было взято обратно».

«Казалось бы, всё логично. Раз я не историограф Петра Великого, а всего лишь «мальчишка» камер-юнкер, то отпустите меня в добровольную ссылку, где я хочу работать над архивами, а не посещать ежедневные балы в Аничковом…» 
В. Непомнящий

Но не тут то было, поэт пишет жене:

«На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и Богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так?» А дальше уже мысль о близкой смерти и о молве, которая ляжет на плечи детей: «Утешения мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах».

Почему-то многие исследователи упорно не замечают совершенно очевидный факт, что именно с этого времени начинается стремительное скольжение поэта к катастрофе. С чего бы это вдруг так изменилось отношение и к А.С. Пушкину и его творчеству? Выплывают наружу  сплетни, альковные предположения, хотя, ответ лежит на поверхности. Александр Сергеевич собрал материалы по Пугачевскому бунту и деятельности Петра Великого. Вот только  сведения о Пугачеве  не укладывались в традиционные рамки и никак не вязались с официальной историей. Как могло получиться, что чуть не беглого каторжника народ признал за царя, а для усмирения бунта пришлось использовать регулярную армию во главе с А.В. Суворовым? И почему так тщательно поэта оберегали от разговоров с потомками бунтовавших казаков, что даже некоторых местных жителей казнили без суда и следствия? Возможно,  фигура Пугачева была для Пушкина в значительной степени необъяснимой и таинственной, но дело, скорее всего, было в Петре I, а Николай I упорно подталкивал поэта именно к созданию истории Петра и всячески пытался отвлечь от Пугачева. И тот вынужденно собирал материал о правлении царя-реформатора. Вот только и здесь все получалось  не так, как того хотел русский царь. Фигура Петра  рисовалась  совсем иначе, чем он был изображен в «Полтаве». С чего бы это? Ведь даже после смерти поэта Николай I пропустил мимо ушей предложение Жуковского издать пушкинские материалы о Петре I.

«И все-таки спор, если можно так выразиться, вокруг Петра между царем и поэтом решился в пользу последнего. “История Петра-1”, над которой так долго работал Пушкин и которую, предчувствуя близкую кончину, он так торопился закончить, должна была закрепить эту победу, даже не будучи опубликованной. Сравнения, в которых поэт опирался на исторические документы, были явно не в пользу новоявленного Петра”. Уже после смерти Пушкина в 1840 году, Жуковский попытался издать этот труд. Ответ Николая был лаконичным: “Сия рукопись издана быть не может по причине многих неприличных выражений на счет Петра Великого”». 
 
                В. Непомнящий

А если вспомнить, что в 1836 году поэт и вовсе отмечает, что  отношение к Петру: «никак не может согласить с  личным  к нему уважением», то как-то странно полагать, что он «торопился закончить свой исторический труд, предчувствуя близкую кончину».  Видимо, дело здесь было совсем в другом. Пушкину стали известны такие сведения о Петре Алексеевиче, что не только не мог быть принят к изданию его труд, но даже само их знание стало опасно для жизни поэта. Похоже, он все же догадался, кем на самом деле был Петр I для России.

«Пётр «Великий» - весьма интересная и противоречивая историческая личность.
Взять хотя бы слухи о его подмене во время поездки молодого Петра с Великим посольством. С посольством уезжает молодой человек двадцати шести лет, выше среднего роста, плотного сложения, физически здоровый, имеющий родинку на левой щеке, имеющий волнистые волосы, прекрасно образованный, любящий всё русское, православный (правильнее было бы - правоверный) христианин, знающий библию наизусть и т.д. и т.п.
Через два года возвращается человек, практически не говорящий по-русски, ненавидящий всё русское, до конца жизни так и не научившийся писать по-русски, забыв всё что умел до отъезда в Великое посольство и удивительным образом приобретший новые навыки и умения, без родинки на левой щеке, с прямыми волосами, болезненный, выглядевший сорокалетним человек. Не правда ли, несколько неожиданные изменения произошли с молодым человеком за два года отсутствия….
Из поездки возвращается человек, больной лихорадкой в хронической форме, со следами долгого применения ртутных препаратов,  которые тогда использовались для лечения тропической лихорадки. Для справки, следует заметить, что Великое посольство ходило северным морским путём, в то время, как тропическую лихорадку можно «заработать» в южных водах, да и то, только побывав в джунглях. Кроме того, после возвращения из Великого посольства, Пётр 1, во время морских сражений, демонстрировал большой опыт абордажного боя, имеющий специфические особенности, освоить которые возможно только опытным путём. Что требует личного участия во многих абордажных сражениях.
Всё это вместе говорит о том, что человек, вернувшийся с Великим посольством, был опытным моряком, участвовавшим во многих морских сражениях, много плававшим в южных морях. До поездки, Пётр 1 не принимал участия в морских сражениях, хотя бы потому, что во время его детства и юности, Московия или Московская Тартария не имела выходов к морям, за исключением Белого моря, которое тропическим назвать просто невозможно. Да и на оном Пётр 1 бывал не часто и то, в качестве почётного пассажира. Во время своего посещения Соловецкого монастыря баркас на котором он был, чудом спасается во время бури, и он собственноручно делает памятный крест для Архангельского собора, по случаю спасения в буре.
А если к этому добавить тот факт, что, горячо любимую жену (царицу Евдокию), по которой скучал, часто переписывался, когда находился в отъезде, по возвращению из Великого посольства, даже не увидевшись с ней, без объяснения причин, отправляет в женский монастырь. По возвращению из Великого посольства в лето 7207 от С.М.З.Х или 1699 году от Р.Х., почти одновременно, «скоропостижно» умерли П. Гордон, бывший «наставником» молодого Петра и его «друг» Лефорт. Именно с их подачи у молодого Петра возникает желание инкогнито поехать с Великим посольством. Можно и далее продолжить перечислять отличия между тем человеком, который уехал в Великое посольство и тем, который вернулся из оного. Очень многие факты говорят в пользу подмены Петра 1, во время этой поездки. (Сюда же следует добавить казнь, как оказалось, чужого сына-царевича Алексея и уничтожение почти всей собственной армии – стрельцов, знавших настоящего Петра в лицо – Авт.)
Скорей всего, подмена произошла в силу того, что настоящий Пётр оказался далеко не таким сговорчивым, каким его желали видеть хозяева П. Гордона и Лефорта. При таком сценарии, судьбе реального Петра никто не позавидует. Так или иначе, все свои «Великие дела» настоящий Пётр 1, или подкидыш, свершил только после своего возвращения из Великого посольства». …

                http://levashov.info/Articles/History-2.html

Узнав, что Петр Великий был Великим Самозванцем,  А.С. Пушкин  не мог не озадачиться и другими вопросами.  А кто вообще такие Романовы? Что такое истинная история  России и как она соотносится с историей Карамзина,  какой перевод «Слова о полку Игореве» был изготовлен при его участии, и что еще можно найти в российских архивах? Возможно,  своими сомнениями и открытиями он поделился с некоторыми друзьями, что тут же стало известно царю. И если бы  этого не сделал, то мог какое-то время тайно изучать архивы и подбирать интересующие его материалы, что, впрочем,    было не в характере  поэта. Поэтому он оставил себе лишь два пути. Первый, удачливый и денежный – стать сообщником фальсификаторов и лжецов. Второй – честный и недолгий, ведущий прямиком туда, о чем вскоре юный  М.Ю Лермонтов скажет: «И он убит, и взят могилой….».

О том, что Пушкин проговорился  кому-то о своем открытии, и никто серьезно к этому не отнесся, можно судить, как в конце жизни он отмечал с горечью об отсутствии интереса в обществе к правде в истории. Это подтверждает и тот факт, что даже уход со службы и отъезд в собственное имение ему был заказан. То, что он мог написать и кому-то  передать, подобно посланию  «Во глубину сибирских руд…»  –  своим друзьям, не могло не беспокоить Николая I. Начинается активное наступление на поэта по всем фронтам, которое в 1836 году вылилось в настоящую травлю. (За 1836 год у него могло состояться 8 дуэлей!). И всем этим мог управлять только лично сам русский царь. Кто-то в этом очередном дьявольском фарсе участвовал сознательно, кто-то случайно, кого-то заставили. Роли Геккерена и Дентеса оказываются не такими уж и важными в данной пьесе, скорее жалкими, ибо они помимо своей  воли были  втянуты в игру. В первом акте  Дантес струсил, не решился «поднять руку», понимая и не соглашаясь с предстоящим его определением Лермонтова, - что значит Пушкин для России. Для чего даже на потеху светскому обществу женился на Екатерине, чтобы увильнуть от своего предписанного авторами фарса, амплуа. Но позже его все же заставили сыграть  роль до конца. -  Как-то не укладывается в логическую схему поиска причин дуэли считать, что два гомика-иноземца написали восемь одинаковых писем с целью опорочить Наталью Николаевну, за якобы нежелание вступить в связь с Дантесом, одновременно связанного нежными чувствами с Геккереном

«Сначала поэт будто бы не воспринимает пасквиль серьезно: из-за анонимных писем не принято было считать себя публично оскорбленным. Потом выясняется, что такие же письма в двойных конвертах получили для передачи Пушкину еще 7-8 человек: его друзья из кружка Карамзиных, а также Е.М. Хитрово, широко известная в обществе своим добрым и заинтересованным отношением к поэту. Это уже был публичный выпад против поэта и его жены, которую хотели унизить и опозорить в отместку за отказ действовать “по сценарию” анонимщиков. Видимо, наконец-то состоялось объяснение Пушкина с женой. Он предпринял попытку розыска автора или вдохновителя писем и пришел к однозначному выводу, что они исходят от Геккернов и их окружения. Он выяснил, что сорт дорогой бумаги, использованной для пасквилей, применяется в дипломатических кругах, но не придавал, видно, большого значения, чьей рукой они были написаны [3]. Он счел, что разгадал интригу врагов, и его гнев обратился на них, а не на жену, как они рассчитывали. Но, стремясь оградить Наталью Николаевну от сплетен, даже от друзей Пушкин скрывает пока многие известные ему обстоятельства».

                Е.Н. Егорова;  «Ещё раз о роковой дуэли и смерти Пушкина»

Организовать подобный замысел при великом числе фискалов, доносчиков и шпионов, будто бы не зная о назревавшей беде, можно было только с самой верхней ступени власти. И когда эта «царская охота» на поэта была завершена, словно вдох облегчения слетает с уст Николая I во многих оговорках  подельникам и знакомым. В письме вдовы Карамзина приводятся слова императора, сказанные В. А. Жуковскому: «Пушкина мы насилу заставили умереть, как христианина», а уже 3 февраля 1837 года он пишет своей сестре Анне, супруге герцога Оранского, в Гаагу: «Пожалуйста, скажи Вильгельму, что я обнимаю его и на этих днях пишу ему, мне надо много сообщить ему об одном трагическом событии, которое положило конец жизни пресловутого Пушкина, поэта; но это не терпит любопытства почты».

Но Россия взорвалась. Прозвучала звонкая пощечина – «На смерть поэта», возможно, предопределившая судьбу М.Ю. Лермонтова. (Не это ли великое стихотворение явилось причиной всех ярлыков, что позже наклеят и на него?) В.Ф. Одоевский скорбно изрек свое известное  слово:

«Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща! Более говорить о сём, не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава! Неужели, в самом деле, нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!»

Пришлось срочно дописывать новый акт фарса, возможно, с использованием начальных актеров, которых следовало к тому же наградить или выгородить, или уже новых, кто  жаждал всплыть на самый верх светского общества  любым способом, к примеру – С.С. Уварова.

«…К чему эта публикация о Пушкине?.. Что за выражения! «Солнце Поэзии»!! Помилуйте, за что такая честь? «Посредине своего великого поприща»! Какое это такое поприще? Разве Пушкин был полководец, военачальник, государственный муж? Писать стишки… не значит ещё проходить великое поприще!».

«…А в 1837 г. петербургский высший свет охотно обсуждал последние новости, связанные со смертью поэта. Барон Луи Геккерен покинул Россию, не удостоившись прощальной аудиенции императора, что означало для дипломата полную невозможность возвращения. Рана Дантеса скоро зажила, решением суда его приговорили к смертной казни, но по решению царя, действовавшего в рамках сложившейся традиции наказания дуэлянтов, он был разжалован в солдаты и навсегда выслан из России. Его участь вызывала сочувствие даже в кругу некоторых друзей Пушкина, не говоря уже о недоброжелателях поэта. Только позднее, когда открылись неизвестные ранее обстоятельства, точка зрения друзей переменилась. Окружение Дантеса, особенно А.В. Трубецкой и И.Г. Полетика, даже много лет спустя продолжало распространять ложные свидетельства, оправдывающие убийцу и порочащие поэта, его жену и Александру Гончарову. Идалия так люто ненавидела Пушкина, что, будучи уже старухой, грозилась плюнуть на памятник поэту, который собирались открыть в Одессе, где она доживала свой век [6]».
               
                Е.Н. Егорова            

Что делает преступник, чтобы не нести наказание за содеянное? Правильно, всеми силами уничтожает или искажает улики. Что происходит после смерти А.С. Пушкина? Правильно, его начинают изображать гулякой, безбожником, неуравновешенным и скандальным, убогим, обманутым. Иногда правда, наблюдая, как вся Россия читает  запоем его стихи, сквозь зубы цедилось: «Приходится разымать Пушкина: вообще-то он человек, конечно, был так себе, но зато поэт – гениальный. Или: писал замечательно, но – неправильно….». (В.Непомнящий). Особенно не жалели черной краски рисуя его «безбожность». Здесь припоминается рассказ о том, что его не хотели отпевать перед похоронами  («Петербургский митрополит Серафим (С. В. Глаголевский), а за ним и несколько архимандритов отказались участвовать в отпевании Пушкина, и заупокойную службу исполнил местный священник, протоиерей А. И. Малов»). И попытку подправить «Сказку о попе…», заменив того самого попа, ростовщика бесов, на более «правильного» «остолопа»  (а что, в России нет попов, которые служат вовсе не Спасителю?).  Снова на свет Божий выплыла богохульная «Гавриилиада» (а что,  спрятав недавний партбилет, крестясь направо и налево перед алтарем и держа свечу в руках можно стать настоящим верующим?)  По данному поводу, к счастью,  серьезные исследователи выразились вполне определенно:

«У пушкинской религиозности были два основания: первое – это сознание божественности своего дара, как бы взгляд снизу вверх на свое искусство. А второе – это отношение к красоте и любви как к Божественной сущности (потому что для Пушкина – если любви нет, то и Бога нет. Тема любви сопровождала его всю жизнь, она была ему нужна как теодицея)».
                С.Л. Франк.

«Он был человек закрытый, ни в своих письмах, ни в произведениях не декларировал свое мировоззрение. Оно выражалось у него только художественно. И это ему в глазах некоторых православных людей  очень вредило. Они не понимали, как это можно веровать и не очень часть произносить слова «Бог», «Господь», «Христос», «Спаситель»».
                В. Непомнящий.

И все же, несмотря на то, что Николай I от Пушкина избавился и в очередной раз упрятал истинную историю России от ее народа, на восемь десятков лет  продлив романовское иго на русской земле, что-то и у него шевельнулось внутри. Несмотря на то, что свой выбор  сделал, сказав Д.В. Дашкову: «Какой чудак Жуковский! Пристаёт ко мне, чтобы я семье Пушкина назначил такую же пенсию, как семье Карамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек почти святой, а какова была жизнь Пушкина?», но память о великом поэте  не решился извратить полностью. И даже поучаствовал в судьбе его жены и потомков.

Быть может, самому стало стыдно за содеянное? Может быть, этот стыд был связан с подло втянутой в фарс   Натальей Николаевной? Быть  может, не давали покоя строки: «…но есть, есть божий суд….»? Может быть, еще раньше В. Непомнящего признал, что Пушкин ценой свой жизни «связал то, что разрубил Петр»? А быть может, еще за сто лет до  Ивана Ильина понял, что:
«Пушкин был дан нам для того, чтобы  создать солнечный центр нашей истории».


                18 июня. 2014. Вязьма.

        Дорогой внучке Александре в день пятнадцатилетия, рожденной подобно А.С. Пушкину в последний год века,  и названой в его честь, посвящается!