Девятиэтажка

Если бы 23-летний студент Виктор мог хоть одним глазком заглянуть в будущее, наверняка он не стоял бы сейчас на крыше девятиэтажного дома с одним единственным желанием свести счеты с жизнью. Обуреваемый лютой тоской и отчаянием, отчисленный с последнего курса университета, лишенный постоянного заработка и утонувший с головой в черной полосе своих неудач, Виктор нашел выход своим проблемам на краю крыши многоэтажки. Он стоял как раз над своей съемной квартирой, из которой пообещал съехать не позднее завтрашнего дня. Ветер трепал его длинные волосы и в его завываниях Виктор отчетливо слышал то зловещее «прыгни», то отчаянное «не надо!». В полуночной тьме перед его глазами расстилался сверкающий огнями город, но Виктор его не видел: перед ним так же ярко, как ночная иллюминация, мелькали картины его никчемной жизни; и громогласное «прыгни!» будто стало подталкивать его к пропасти. Виктор заплакал. Горькие его рыдания подхватил порыв осеннего ветра и унес прочь. «Прыгни, прыгни, прыгни!» - застучало по вискам, и молодой человек в несмелом прыжке бросился в бездну.

Расправив руки в стороны, Виктор пролетел мимо своего окна и зацепил прощальным взглядом свою пустую, милую сердцу комнату. Холодная и грязная, она вдруг показалась ему столь уютной и родной, что на миг захотелось схватиться за обшарпанный карниз окна, но сила притяжения понесла его вниз. 

Чуть приостановившись у окна квартиры на восьмом этаже, Виктор увидел, что темную комнату-спальню озаряла тусклая лампа, и в ее приглушенном свете утопала фигура подростка. Склонившись над письменным столом, мальчик корпел над домашним заданием. Лицо его, красное от напряжения, горело энтузиазмом, он увлеченно бегал глазами по строчкам учебника и быстро черкал что-то в тетради. Пролетающего мимо Виктора он не заметил, и молодой человек оказался у седьмого этажа.

На седьмом этаже был праздник. Из открытых окон разносился гул развеселенного народа. В бумажных разноцветных колпаках и нарядных одеждах они стояли у богатого стола с бокалами шампанского. Тучный мужчина с красным лицом громко произносил тост, кряхтя смеялся, его шутки подхватывали всеобщим смехом и чокались за здоровье именинника. «Как хорошо…», - пронеслось в голове Виктора и он оказался перед окнами шестого этажа.

На шестом этаже было тихо, и слабый апельсиновый свет настенного бра скрывал на мятых простынях два разгоряченных тела. Виктор улыбнулся. На какой-то миг ему показалось, что он завис в сладкой, томной и вязкой, как фруктовый кисель, ауре блаженства и любви. Горячая волна радости накрыла его озябшее тело и долгожданное тепло расплылось по членам приятной истомой. Ему вдруг показалось, что он попал в объятия любимой девушки – так хорошо и уютно стало ему на миг, но ветер ледяным порывом тряхнул его за плечи и кинул к пятому этажу многоэтажки.

И Виктора вновь охватила тоска. Лютая, колючая она хлынула по телу, обжигая словно розгами. На пятом этаже мужчина, одетый в строгий офисный костюм стоял посреди комнаты, устремив мокрые, пустые глаза в потолок, где на крючке от люстры висела самодельная петля. Она чуть покачивалась и еле слышные, зловещие голоса наперебой зазывали мужчину в ее бездну. Виктор отчаянно замахал руками; в его стянутом будто той самой петлей горле застрял дикий вопль «Не надо!», и он вдруг оказался у четвертого этажа.

Там тихая ночь баюкала целую семью. В темной комнате на большом, массивном диване спали мама, папа и маленькая девочка между ними. В конце комнаты на кровати храпел седовласый старик; его жена в красном платке спала у стенки, ткнувшись лицом в подушку. У их изголовья на полу, свернувшись калачиком, лежала большая черная собака. И места хватало всем, и из окна так соблазнительно пахло выпечкой, что у Виктора засосало под ложечкой и он, перед тем как оказаться на третьем этаже, успел испытать и чувство радости, и зависти, и боли.

А на третьем этаже в голых, ободранных стенах комнаты, больше напоминающей мастерскую, творил художник. В грязном фартуке со спутанными волосами, небрежно собранными в хвост, он метался от мольберта к маслу и на его живом, одухотворенном лице читался отпечаток великого Вдохновения. Будто сама Муза стояла перед ним, а он не смел к ней прикоснуться и лишь обжигался о ее божественный стан. 

На втором этаже смотрели футбол. Четверо молодых людей в красных шарфах вскакивали с дивана и кричали в экран то громкое «Давай!», то обидные ругательства. Пиво лилось рекой в комнате, освещенной лишь ярким светом  голубого экрана, эмоции валили через край. «Го-о-ол!» - громогласно разнеслось по ветру и Виктор на радостях достиг первого этажа.

На первом этаже в окне меж цветочных горшков и блеклых занавесок сидела, подперев подбородок рукой, Клавдия Ивановна. В свои 60 тетушка Клава жила с сыном-алкоголиком и каждый вечер садилась у окна в ожидании его возвращения. Своими грустными тусклыми глазами она по привычке впивалась в темный горизонт и лишь тогда на ее бледном лице проскальзывал вихрь эмоций, когда в тиши ночного двора среди утопающих во тьме гаражей показывалась фигура ее сына. Но сегодня ночью перед ее стеклянными глазами пролетел Виктор. «Ах!» - вскрикнул он, увидев, что стремительно приближающийся асфальт черной воронкой заглатывает его с головой, и попытался выскочить из нее силой своего недюжего желания жить. Воронка выплюнула его наверх, Виктор взлетел в черное бездонное небо и с огромной скоростью взмахнул до своего девятого этажа.

Там, как и прежде, горел свет, но почему-то ярче и теплее. Его пустая, холодная однушка теперь была богато уставлена мебелью. На мягком диване, читая книгу, сидела красивая девушка. На полу в окружении кукол – светловолосая девочка. И Виктор… повзрослевший и окрепший в плечах с чашкой чая в руках сидел у кофейного столика и листал журнал.

«Это же я!» - во весь голос закричал самоубийца и черная пасть воронки жадно проглотила его пропащую душу.