Глава 85. Император всея толпы

От великого до смешного -один шаг. Сказал Наполеон, не располагаясь мыслями, куда ведет следующий. Шаг за шагом эволюционирует все, в том числе и революционно-демократическое движение к своей итоговой извращенности. Пути порока в этом процессе различны, но принцип сохраняется тот же: зло усугубляется, чтобы не оправдываться за его избыток в прошлом.

История учит, что демократия - это всегда гниение, ибо масса паразитирующих либералов очень скоро становится критической. Это вечные туристы в большой местечковой политике. И с ними -Г. А. Зюганов как гарант свежести второго дыхания. На подходе -батальоны Алексея Навального, для которого второе дыхание сулит обернуться последним вздохом.

Порочным оказался устроительный замысел: сотворение мира посредством войны; совокупность созидательных причин минус сумма созидаемых следствий; отдельные стратегические инициативы плюс общие исторические тупики; утраченные иллюзии, поднятая целина, упавшие рейтинги - эрозия, коррозия, небо в алмазах, ужас в глазах, бам-м!.. И три сестры, наконец, разъехались, получив материнский капитал, и дядя Ваня, похитив золото партии, бежал в Лондон, и доктор Живаго откинулся в Швейцарию, где Ленин формировал оппозицию, и свеча, зажженная за нас Пастернаком, догорела.

И вот уже, шлепая губами с закисшей пенкой слюны, злорадствует некто Игорь Губерман, он же «иерусалимский гарик»: «Нельзя не заметить, что в ходе истории, ведущей народы вразброд, евреи свое государство построили, а русское - наоборот».

В сегодняшней России участь бы ему переменили. Однако не в том анекдот, что недалекий гарик кукарекал. Вот библейский Петр, апостол из вторых рук. Обещаны были ему Учителем многие преференции, «если пребудешь в слове моем», однако доверия оказано гораздо меньше, чем Иуде Искариоту.

Заморочка такая. Петр не должен был в саду за Кедроном поднимать меч на пришедших: арестовать Учителя, и тот поспешно остановил его, дабы не помешал исполниться задуманному пророчеству. Но лихой сподвижник все же успел отрубить ухо одному из стражников. Посланцы первосвященника странным образом не обратили внимания на дерзкий выпад Петра.

Во дворе первосвященника Каиафы, куда Петр проследовал за плененным Учителем, его спросили: не он ли один из смутьянов? Ученик немедленно отрекся, как и велел Учитель, иначе не сбылось бы пророчество о том, кто трижды отречется, прежде чем трижды прокричит петух.

Одна служанка поинтересовалась, не он ли один из них, другая... Почему-то любопытствовали одни служанки. Верный ученик на всякий случай удалился за ворота и там терпеливо дожидался петушиной развязки. Матфей продолжает: «Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя. Тогда он начал клясться и божиться...» (Мтф. 26.73-74.)

Тут, по классическим законам мелодрамы, петух и прокукарекал в третий раз. И Петр, «вышед вон, плакал громко». Не в том анекдот, что плакал. Кто мешал забрать Христова оппозиционера, когда он с мечом на стражников кинулся?

Может, Петр провокатором был?..



Свеча горела на «Дожде»


От великого до смешного -один шаг. А шаг следующий - это появление Алексея Навального на телеканале «Дождь». Как выяснилось, он сейчас рад любой возможности «сыграть в ящике». Неважно, что ведущие там - великовозрастные тинейджеры с густой примесью попсы - сучат тонкими ножками, приветствуя гомосексуальную революцию, и состязаются в косноязычии с Пашей Лобковым, который, в отличие от них, еще и блеет в прямом эфире.

Ну и вот. Каверзные матроны в статусе редакторов необязательных средств массовой инсинуации пригласили осужденного Навального на сладкое, а получилось - на кислое. На все вопросы с понтами они получали разные по форме, но одинаковые по содержанию ответы, суть коих заключалась в трех словах: «Я -император оппозиции». И только на вопрос о том, на какие средства существует августейший политик, последовал грамотно зашифрованный ответ: «Ищи, где украсть».

Телеведущий Тихон Дзядко кукарекнул голосом Ксении Собчак - и осекся, как приговоренный к пожизненному трепету апостол Петр, уступив эфир прогнозу погоды в штате Массачусетс, где ледяные дожди зажигают свечи на столах жителей, оставшихся без электричества и в кои-то веки - без однополого телевизора.

А на «Дожде» как на дожде. Прогнозы не сбылись, резоны улетучились, но вопросы к его императорскому величеству остались. Что будет с ними, со всеми, если когда- никогда экстрадируют Навального на остров Святой Елены? Достанет ли тинейджерам в образе небритой Жизели побуждений к самостоятельным протестам против олимпийской деспотии путинизма? Не утратят ли аппетит болотные хомячки? Озаботятся ли отчаянием великого сиротства авторы «закона Димы Яковлева»? Не сподобятся ли апостолы банного мужеложства претворить дождевую воду в вино и продавать ее по цене «Смирновской»? Не возникнет ли в русской литературе гордый человек, а не числительное в шинели от кутюрье Акакия Акакиевича? Освободятся ли понятия красоты от дворницкого топора и «заскорузлых» сапог Раскольникова, а также от сокровенных мыслей президента Франции о прямой кишке ортодоксального Ле Пена? Не убавится ли дураков среди пропагандистов однополой любви?..

С последним дела обстоят замечательно, однако не так, чтобы очень. Как посмотреть. С того дня, как поголубевший до синевы президент Олланд, прозванный в народе Пустышкой, продавил в Национальном собрании закон об усыновлении детей однополыми парами, дураков на свете только прибавилось. Агрессивная пропаганда гомосексуализма ширится, бесчинствуя на больших дорогах. А что? Евросоюз не выдаст, свинья побрезгует. Свидетельством тому - гламурное издание, одобренное тремя департаментами Еврокомиссии и выпущенное в Париже массовым тиражом. Уникальный текст в защиту завоеваний гомосексуальной революции говорит сам за себя:

«Миллионы французов своими глазами увидели, что семьи гомосексуалов столь же нормальны, как семьи чернокожих, семьи евреев, семьи рыжих или левшей. И естественно, что для них представляется дикостью взять и запретить строить полноправные семьи, воспитывать детей...»

Авторы роскошной агитки не рискнули сказать, что семьи гомосеков столь же нормальны, как и семьи остальных французов. Хотя бы так. Но нет, они, по всей видимости, нормальны ровно настолько, насколько почитаемы любые отклонения от кондиций человеческого индивидуума, созданного «по образу и подобию Божию». Или, скажем, оппозиционного помазанника Навального, для которого виртуальная пастернаковская свеча горела на «Дожде», роняя гефсиманскую слезу на распечатанную сетку рекламных пауз. На свечку дуло из угла, где прятался Лобков, и жар петушиного соблазна -вздымал, как ангел, два крыла крестообразно...

В общем, ток-шоу в студии протекало демократично и, зашибись, либерально. Тема однополой любви предусмотрительно не затрагивалась. Но от смешного до оскорбительного - тоже один всего шаг. Словно пушкинский золотой петушок клюнул в темечко царя Дадона - это заместитель главного редактора телеканала Мария Макеева ошарашила Навального некорректным вопросом от имени всех неродных артистов России:

- А правда ли, что, говорят, вы связаны с Путиным, точнее - с кем-то из его ближайшего окружения? Так говорят многие, кому не наплевать. Вы Фауст или кто?

- Зато мне на них плевать! -ответил Анти-Фауст, отрекаясь в который уже раз. - Императору оппозиции не пристало реагировать на домыслы бесноватых. У меня нет и никогда не было связей с бандой кремлевских жуликов. Плевать!.. Где-то в аппаратной сконфуженно хрюкнул Лобков, у которого такие связи, похоже, имелись, иначе бы он, не способный членораздельно, без блеяния, произнести два слова в эфире, не появился бы на «Дожде» в качестве ведущего программы «Лобков».

- А почему вас боятся? - не унималась Макеева, тоже словившая августейший плевок. - Многие из тех, кому не наплевать, не пошли голосовать за вас только потому, что боятся вас.

- Они не меня, они друг друга боятся, - хладнокровно ответствовал император. - Страх, который напитал общество, -он не от меня исходит. И не от Путина, если на то пошло. Ну что вам сделает Путин, вы ему совершенно не нужны. И не перед Патриархом вы испытываете страх - вас нельзя отлучить от Церкви, к которой вы не принадлежите. Сталин? Не смешите людей - он уже шестьдесят с лишним лет как помер. И не от советской власти ваш страх, ее тоже нет, и нечего врать самим себе, что она возвращается. Страх - выпасть из своей ниши, своей маленькой мафии - такой теплой лужицы, где тебя поймут и обогреют сексуальные меньшинства. Страшно увидеть, что ваш кружок занимается дрянью. Страшно остаться одному, наедине с большим миром, поэтому вы идете на митинги, чтобы подержаться за руки таких же запуганных. Вы - за дискурс, за инсталляции Гельмана с инвестициями Прохорова, за умеренную коррупцию и относительно честные выборы, за Евгению Альбац, требующую разделить Россию по Уральскому хребту. Миллиардер Прохоров - ваш президент? Ради бога! Но кто вас так запугал, граждане? Вы ведь даже не чиновников боитесь - они не сделали ничего особенного, чтобы довести вас до такого ущербного состояния. Вы боитесь своей бездарности, своей несостоятельности. Только в окружении подобных вам несостоятельность ваша не так заметна. Вы несогласные, но так и не уяснили себе, с чем или с кем вы несогласные. Может, вы за коммунизм? Но при чем здесь я, император оппозиции?..

В наступившей рекламной паузе не было слышно ни Лобкова, ни заповеданной птицы из отряда куриных. Птица-вещун, видно, растерялась, не понимая, кукарекать или пока погодить. Ведь Навальный, с одной стороны, урожденный кремлевский Анти-Фауст из села Бутынь Московской области, а с другой - провалившийся масонский проект Вашингтона под названием «Император». Отрекшись от кремлевских связей, он ни словом не обмолвился о Госдепе США, да его и не спрашивали про «банду вашингтонских жуликов». Тогда кого он предал, если предал? Кого, если сам он, не стесняясь в средствах, любую акцию превратит в авантюрный «проект» по продвижению наверх своего императорского величества? Это продукт свирепого полураспада эпохи. Верить ему нельзя, потому что он говорит правду, одну только правду, ничего, кроме правды, но никогда - всей правды.

Утратив благорасположение Владислава Суркова, Навальный очень скоро избавился от протухшего образа Георгия Гапона. Никаких шествий, никаких челобитных, мир жирных котов должен быть взорван до основания, а затем... Новый образ был навеян, вероятно, Пастернаком: «Глухая пора листопада. Последних гусей косяки. Расстраиваться не надо: у страха глаза велики... И белому мертвому царству, бросавшему мысленно в дрожь, он тихо шептал: «Благодарствуй, ты больше, чем просят, даешь».

Однако и тут очевидно раздвоение. У Юрия Давыдова есть роман под названием «Глухая пора листопада», в котором главный герой - участник революционного движения и одновременно штатный (штучный.!) агент Петербургского охранного отделения Сергей Петрович Дегаев. Фауст, пошедший на сделку с Сатаной.

Вопрос для небритых Жизелей, практикующих жизнерадостное политическое ерзание в эфире телеканала «Дождь»: кто способен дать больше, чем у него просят?


Комментарий к несущественному


Провокаторы народовольческих времен были политически грамотными людьми и высокими профессионалами. Где учились «рептильному» делу, трудно сказать, но знать и уметь обязаны были многое. Мысли излагали хлестко, выразительно, захватывающе. Сергей Дегаев, математик средних способностей и ушлый демагог, не являлся исключением из этого ряда.

Артиллерийский офицер по образованию, штабс-капитан в отставке, участник революционного движения с 70-х годов XIX века, то есть примерно с 20-летнего возраста. Вначале Дегаев связывал петербургский центр вольнодумного студенчества с «Народной волей». После ареста в Одессе в 1882 году по делу о студенческой типографии тайная полиция устроила ему фиктивный побег из тюрьмы. Явился в Харькове. Ах, как он отважен, как дерзок и несгибаем! Только руки отчего-то трясутся. Пьет много, это факт, и лицо с пегой бородкой какое-то перекошенное, бледное. Вероятно, по той же причине.

Соратники зыбким наитием усматривали в нем что-то ненадежное, лакейское, что ли... Да и обстоятельства побега не выглядели достоверными. Дегаев рассказывал: «Я назвался киевским. Везите, говорю, в Киев, там откроюсь. Повезли. Едем пустырем. Знаете, перед вокзалом? Уже темнело, никого. Я выхватил из кармана горсть табаку - и в глаза им, в глаза. Пролетка летит, я прыгаю. Стреляли, ничего- ушёл. Ушёл, и вот, видите...»

Видели. И знали, что не курил. Откуда табак? Загодя запасся? Это в одиночной-то камере? Посмеялись легковерные, и только. Удачливый беглец вновь влился в ряды соратников, будучи уже тайным агентом начальника Петербургского охранного отделения полковника Георгия Судейкина. Сдавал всех, даже близких приятелей. Впрочем, их-то как раз в первую очередь.

После серии громких арестов руководителей «Народной воли» Дегаев сосредоточил в своих руках практически все связи, включая заграничные. Товарищам представлялся эмиссаром мифического исполнительного комитета. Мечтая о скорой карьере по министерству внутренних дел, а может, и при дворе, шаг за шагом расстраивал и нейтрализовывал все акции подпольщиков, пока его не разоблачил с помощью своей агентуры известный народник Лев Тихомиров, проклявший впоследствии все революции вместе взятые и ставший убежденным монархистом.

Желая хоть как-то облегчить участь и спасти свою никчемную жизнь, Дегаев вместе с Коношевичем и Стародворским убил полковника Судейкина ломом на явочной квартире. Подельники прикончили племянника полковника, на свою беду сопровождавшего дядю. Вскоре Стародворский тоже был разоблачен как провокатор. А Дегаеву позволили бежать в Америку, где его невеликие математические способности котировались на общем фоне как выдающиеся. Стал профессором. И застыл, как доисторический муравей в янтаре.

До конца дней своих презирал тщеславных революционеров, этих ссыльных мира сего, кои всегда и везде боялись, ненавидели и предавали друг друга, упиваясь комфортом безответственности. Из всех выданных им, пожалуй, одна только Вера Фигнер оставалась верна своим непонятным принципам. Была при этом поразительно равнодушна к народу, от имени которого вершила революционный террор, и к своим родным.

Лишь два события в тюремной жизни заставили ее испытать неявное потрясение. Первое - когда мать, Екатерина Христофоровна, вопреки ее воле, подала нижайшее прошение царю, и вечную каторгу заменили 20-летним заключением, после чего Вера Николаевна не желала более ничего слышать о ней, равно как и о сестре с братьями.

Вторым событием, поколебавшим монолитную натуру, стала казнь на Шлиссельбургом плацу молодого революционера, родившегося в год ее первого ареста. Судьба отпустила гораздо больше, чем Фигнер могла бы о том просить. Благодарствуйте, силы небесные, только зачем? Прожила долгие 90 лет и умерла в 1942 году, оставив два тома никому не нужных воспоминаний «Запечатленный труд». Что-то весьма смутное, наивное, невнятное и... глупое. Во имя чего существовала? Не жила - существовала. Зачем?..

Нет ответа. И не надо его. Это глухая пора листопада.


Фиолетовый слон

Ну-с, обратимся теперь к нянюшке Герцена и к революционным пеленкам классика, с которых началось брожение умов в России: «Вера Артамоновна, ну расскажите мне еще разок, как французы приходили в Москву, -говаривал я, потягиваясь на своей кроватке, обшитой холстиной, чтобы я не вывалился, и завертываясь в стеганое одеяло...» («Былое и думы», 1987, стр. 29.)

Текст не вызывает недоверия, если не знать, что А. И. Герцен в 1812 году только родился. «Былое» тут неотделимо от позднейших «дум», возникших задним числом у бастарда революции: «Петр, Конвент - научили нас шагать семимильными шагами из первого месяца беременности в девятый». Из сказанного логично следует предполагаемое: топор, коим призывали Русь ко вселенскому бардаку, не в дворницкой под лавкой спрятан был, а в пеленках незаконнорожденного основоположника «русского социализма». Отсюда и вопрос Наума Коржавина: «Какая сволочь разбудила Герцена? Кому мешало, что ребенок спит?»

Двести лет спустя в стране невеликих революционеров и гениальных марвихеров разбудили мятежное сознание 35-летнего стажера Йельского университета Алексея Навального, ситуативно застенчивого Анти-Фауста и брутального антисемита, социалиста и христианина. Целую толпу гуманистов разбудили в нем. А теперь водят, как дрессированного слона, по всяким болотным тусовкам и влажным ток-шоу, чтобы он, не ссылаясь на нянюшек из масонского братства «Череп и кости», самостоятельно рассказывал, зачем стране нужна оппозиция всяческих меньшинств, наделивших себя правами большинства. А нужна она лишь затем, чтобы мытьем и катаньем поменять нелюбимого Путина в государственном пиджаке «от кровавой гэбни» на любезного пока еще Навального в неформальной фиолетовой майке и такого же колера джинсах. В этом, собственно, и заключалась суть вашингтонского проекта «Император».

Масонские наставники убедили его в том, что любой российский мошенник и казнокрад, даже не будучи евреем, может претендовать на статус политического узника совести с плавным переводом его в разряд лидера внесистемной оппозиции, после чего перед ним откроются реальные виды на президентство.

Кураторы кремлевского проекта, казалось, закрыли эти виды: из шести возбужденных уголовных дел выбрали подходящее, и кандидата в претенденты приговорили к пяти годам лишения свободы. Пусть условно, однако для политика, устремленного к вершинам власти, это все равно что безусловное пожизненное. Следующие выборы, в которых император оппозиции смог бы участвовать, пройдут осенью 2028 года. К тому времени вряд ли кто даже из ветеранов- хомячков будет помнить о Навальном: жил, скажут, был, и куда-то потом подевался.

Бывшие хомячки (бывают ли они бывшими?), вероятно, могут так думать, рассуждая об «актуальном дискурсе», но только одному императору, прошедшему, как Джордж Буш и Джон Керри, школу тайного общества «Череп и кости», ведомо, что оппозиция существует вечно, и существует она для нужд самих оппозиционеров и, между прочим, для нужд действующей власти. Она, действующая, поступает разумно: нехай интеллигентные холопы борются за то, чтобы иметь право бороться. Например, за права коррумпированных до стелек в обуви проходимцев, изгоев-авангардистов, всласть рисующих квадратики и полоски и впаривающих свои шедевры богатым банкирам, и, конечно же, за права педерастов, благоговейно почитающих презентационные какашки галериста Гельмана, а также всех тех, кто в непростых условиях светской текучки сумел запомнить необходимый минимум «актуального дискурса»: Деррида, Уорхол, «Пусси Райот», Бойс, Гройс, Чубайс, Боря Моисеев, Ходорковский, долой Путина, свободу педерастам Уганды, Навальный - наш президент...

Нет, Анти-Фауста не сломить приговором суда. Да и кто из пламенных революционеров не сидел? Только Ленин. Так он и не революционер вовсе, а временный поверенный в делах генерала Людендорфа в России. «Бархатные» соумышленники либерального разбоя 1991 года - все эти Гайдары, Чубайсы, Немцовы, Бурбулисы, Явлинские и прочие дети капитана грантов Джорджа Сороса - тоже не мотали срок, хотя и должны были: «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Россия продана Гайдаром?..»

Навальный знает секрет своего грядущего успеха: «Президентом можно стать и без всяких выборов - в результате революции. Для этого совсем не нужно полстраны, достаточно одного процента населения. Все происходит случайно, никто не знает, что будет завтра. Переедет пьяный гаишник беременную женщину - и начнется бунт, бессмысленный и потому беспощадный. И власть падет под ударами наших тапок, и мы в Георгиевском зале Кремля поднимем первый тост - за холокост!..»

Навальный знает и главную проблему двадцатого века, доставшуюся в наследство веку двадцать первому. Это проблема большинства, угнетаемого меньшинством. Бастард коррумпированной власти - он, как пошехонский Нерон, бьется за свое место под неласковым солнцем России, хотя и сознает, что эпоха первоначального накопления капитала завершилась давно, коммунизм не сбылся еще раньше, как не случилось и демократии, и что от смешного к позорному - тоже всего один шаг.

Последнее утверждение не значит больше того, что оно значит. А солнце ангелы потушат, как утром лишнюю свечу...