Возвращение онорины - 1 стрелы дракона

(Альтернативное возвращение Онорины в форт Вапассу к родителям.)
  ***
  Сбежав из монастыря от дамы с жёлтыми глазами {мадам Горреста, индейцы её звали Ассонтекка — приносящая ночь, и даже Атшонвитас — Двойной лик, колдунья}*, которая искала её души, Онорина де Пейрак, маленькая пансионерка из Нотр-Дама, добралась до христианской миссии недалеко от Канавака {французская Канада}*. В то время, когда колдунья уже вовсю проверяла жилища миссии, девочка, как раз добралась до большого дома (семьи Аньеров), стоящего в стороне. Мистер Баннистер де ля Саз, массивный господин, шеф клана Аньеров, уже подходил к двери своего дома, как его сын уже выбежал оттуда с криком:
  — Папа, она там, теперь мы богаты!
  Он обернулся, и, узнав Онорину, сказал ей:
  — А! Не вы ли та девочка, которую разыскивает весь Монреаль?
  Она же вцепилась в его рукав обеими ручками.
  — Умоляю вас, спасите меня от Атшонвитас, женщины с желтыми глазами! Она рыщет с острым ножом по всей миссии, как хищник, хочет снять с меня скальп, и выпить мою душу!
  Но голос мальчика был, пожалуй, единственным, кто упомянул о награде за голову беглянки. Остальные же ирокезы вступились за девочку. Они готовы были скорее отдать свои жизни, чем отдать девочку женщине, которой она так боялась. Они окружили мистера Баннестера со словами:
 — Аквираш, ты сошел с ума? Разве ты не видишь, что эта женщина, которая идёт по следам невинного дитя, — демон? Ты кровный брат одного из наших великих вождей, который сегодня уже мертв, но в тебе находится часть его духа, как ты можешь быть таким бесчувственным? Если ты выдашь ребенка, золото этой дамы задушит тебя. Оно станет причиной твоей смерти, и того, что для тебя еще хуже, — оно разорит тебя.
 Он знал, что это правда.
 — Захлопни свой клювик, — сказал он сыну. — Если ты «вякнешь», я собственноручно сниму с тебя скальп.
 Когда колдунья с делегацией проходила мимо хижины, где была спрятана девочка, мистер Баннистер встал у входа и загородил его своим массивным телом, так что никто не смог заглянуть внутрь.
 Когда же те ушли, двоюродный брат юной Катрин Тетавиты отвел его в сторону:
 — Завтра на заре ребенок будет вместе с нами на пути к Долине Пяти Озер. Никто не будет искать ее там, ибо никто не сможет безнаказанно вторгнуться на законную территорию ирокезов, не рискуя своей шевелюрой. Что касается белой женщины, то ее пол и ее положение не позволит ей пересечь дороги Ля Шин. Она не сможет лететь по воздуху, хотя ее черная душа на это способна. Но плоть удерживает ее на земле.
  Это была осень, время холодов. А потому сняв с Онорины одежду, вымыли её, покрыли ее тело, волосы краской (под индеаночку), вымазали девочку медвежьим жиром от кончиков волос до кончиков пальцев рук и ног, и... положили спать. Теперь старой Онорины, больше не существовало.
 
  Рано утром от дома клана Аньеров в сторону Пяти Озёр вышли две индеаночки: маленькая девочка с луком и стрелами в сопровождении молодой девушки, которая несла заплечный мешок. Девочка младше и была той самой Онориной. Теперь же её звали Красной Тучкой. Хотя Красной Тучке дикая жизнь нравилась, она скучала по маме, братьям... и часто по этой причине дулась. Поэтому её и прозвали Красной Тучкой.
  На третьи сутки путники прибыли в селение Туасшо. Девочку радушно приняла семья Отары из онейутов (из ирокезских племён). Несмотря на жёсткость нравов, семья ирокезов полюбила Красную Тучку, как своего ребёнка. Они учили её стрелять из лука, читать следы, танцевать индейские танцы, и, даже, снимать скальп. Но последнее ей делать разрешили, только, на манекене: человеческом черепе с наклеенным на него скальпом. Тучка всё сделала так, как ее научили. Казалось, что она всю свою жизнь, только и делала, что снимала... что их очень удивило. Но ирокезы её поняли тогда, когда она с большим упоением рассказала им о жестоких сражениях, разыгрываемых перед её глазами... о беспощадных французских солдатах, убивших её брата (конечно, со слов матери)... и о любви матери, когда ночами мать любила её, вкладывая нечто драгоценное в её маленький ротик. Также она упомянула о дяде в сутане (священнике), скрывавшем их от французских солдат. Само собой, что всё это Тучка рассказывала своим, детским языком. Ирокезы весьма обрадовались, узнав, что Тучка была дитём леса, а её мама, была вождём, как и Уттаке. Вот о чём, только она не рассказала, это о своём рождении.
  Уттаке, главный вождь ирокезов, собирался Тучку оставить в стане до весны, а потом отвезти её домой, в форт Вапассу. В общем, все были довольны: дети играли, взрослые охотились, и все ждали долгожданной весны, до тех пор, пока проклятый Ононтио из Квебека не двинул свои вооружённые толпы в долину Пяти Озёр, и сжёг селение Туасшо, где приютили Красную Тучку. Когда канадцы вошли в селенье, ирокезских трупов было насчитано не меньше сотни. Но это были не все жители Туасшо. Следы оставшихся в живых жителей неожиданно терялись в центре некоего круга, выжженного огнём на траве (по легенде, оставленного стрелой дракона). Ходили слухи, что Уттаке (вождь ирокезских племён), прикрываясь пожаром, проник в селенье, и, тайным подземным ходом, вывел оставшихся в живых людей в безопасное место. Но кто его знает, был ли такой подземный ход? Но людям легче поверить в подземный ход, чем в мифические стрелы дракона, переносящие людей... вопрос: куда?
 
  Вскоре, на пожарище появился молодой, и красивый светловолосый юноша. Его интересовали спасшиеся, особенно женщины и дети, среди которых он надеялся найти сестру. Ходя по стану, он кричал:
  — Он... Он..., — как наткнулся на тот самый круг.
  Неожиданно, к юноше подошла милая взору индеаночка. Взяв руку юноши, она спросила (на ломанном французском языке):
  — Вы, вероятно, одной крови с Красной Тучкой?
  — Почему вы так решили, милое создание?
  — Красная Тучка была похожа на вас!
  На миг юноша закрыл глаза.
  — Была? Вы хотите сказать, что Оно...
  Но девушки уже и след простыл, а у его ног в землю воткнулась стрела, образовав вокруг него весьма внушительного размера огненный круг. Взяв стрелу, юноша снова услышал перед собой тот же голос:
  — Это стрела дракона, по ней вы найдёте Красную Тучку!
  Это была та же индеаночка. Выйдя из темноты, она шла к нему, бесцеремонно смотря к нему в глаза.
  — Спасибо! — сказал юноша, нежно взяв ее за руку. — Как вас звать, милое создание?
  — Адинэй, хранительница стрел дракона из семьи Отары, которые приютили Красную Тучку!
  — Чем мне вас отблагодарить?
  — Вы спрашиваете меня о благодарности? Я потеряла всю мою семью: родных, будущего мужа...
  — Я не ослышался, вы сказали "будущего мужа"?
  — Да, вы не ослышались!
  — Ну что же, милое создание... даю вам слово Кантора де Пейрак, что утешу вас, когда найду свою сводную сестру Онорину де Пейрак!
  — В таком случае, юноша, читайте следы, и моя стрела приведёт вас к вашей Тучке! — сказала девушка, и, подтянувшись на носочках... обмазала обильно его губы... шею медвежьим жиром {ирокезы обмазывают своё тело медвежьим жиром против москитов и обморожения}*. — Поторопитесь!
  Когда верный "рыцарь" ушёл на поиски своей сёстры (Красной Тучки), девушка еле удержалась, чтобы на радостях ничего не выкрикнуть. Только строгое ирокезское воспитание удержало её от такого шага.
 
  Вскоре Кантор нашёл палатку, где лежали раненые, а монахи ухаживали за ними. Его же сестры там не оказалось. Когда же Кантор описал монахам рыженькую, узкоглазую, одетую в камзольчик девочку, те также ответили отрицательно. Но он не сдавался, и продолжал свои поиски. Чисто случайно его взгляд упал на не тронутый огнём вигвам. Он был внутри пуст. Там он увидел тот самый камзол с инициалами "ОдП (Онорина де Пейрак)". На камзоле ни следов насилия, ни крови не было, а где-то он, даже, был запачкан жиром.
  "Её намазали на индейский манер, — подумал Кантор, — но в спешке бежали, покрыв её как индеаночку!"
  Также в вигваме были обнаружены следы его сёстры. Вот она надевала мокасины {индейская кожаная обувь}*. Вот следы от её лука и стрел. А вот следы от мокасинов, выходившие не к кругу, а за пределы стана. Они шли вдоль очередного следа от огня: длинной полосы выжженной травы, пресекающий путь к стану от Квебека. Это полоса уходила к самому лесу, за которым была высокая скала.
  Всё это было странно: эти стрелы... выжженная трава... оружие Онорины (Красной Тучке, как её звали в стане ирокезов)...
  "Надо будет всё прояснить у Адинэй, этого милого создания", — подумал Кантор, и оказался у самой скалы.
  Неожиданно из-за кустов вышла та самая Адинэй. Пользуясь случаем, он проник за кусты. Там была пещера, а точнее, лабиринт различных помещений и коридоров. Когда Кантор прошёл вглубь, он услышал за своей спиной движение камней. Это закрылся вход в пещеру. Неожиданно, в пещере послышались шаги. Тогда кто-то, закрыв рот Кантора сзади, жёсткой хваткой увлёк его в темноту.
  Кантор открыл глаза, только от прикосновения к нему тёплых и нежных рук: она втирала в его тело (и шевелюру) медвежий жир.
  — Адинэй?
  — Да, это я, любимый!
  Он пытался встать. Но она, крепко задержав его за скальп, сказала:
  — Если ты хочешь подарить свою шевелюру Адинэй, то можешь встать!
  Тогда ему пришлось оставить эту затею, а она снова стала ласковой с ним, втирая в его юношеское, но мужественное тело медвежий жир. Он же сказал:
  — У нас во Франции так невесты с женихами не поступают, но ласковы с ними!
  — А я тебя сама выбрала в мужья. Мы с тобой найдём Уттаке, он мне вытащит передние зубы, и повесит как укрощение на твою шею. И это будет знаком для всех, что я твоя жена!
  — Нет, — воскликнул он, — у тебя красивые зубы, оставь их себе!
  Адинэй же из такого народа, где подобные слова воспринимались как оскорбление. Её лицо налилось кровью, и она хотела взяться за нож... но тот бесследно исчез. Тогда, направив палец на лицо юноши, она высказала ему всё:
  — Как ты можешь идти против желания женщины, несчастный!
  Стараясь не гневить девушку, он ласково сказал:
  — Во Франции не так! Там жених надевает на безымянный палец невесты золотое кольцо, но зубы невесты он бережёт, потому, что зубы невесты — это её красота! Понимаешь? — сказал он, и аккуратно приблизил лицо девушки к себе.
  Неожиданно, совсем рядом прозвучал голос:
  — Ну, целуйтесь же, наконец!
  Моментально две головы повернулись на голос. Говоруном оказалась маленькая индеаночка. Кантор хотел с ней разобраться, но узнал в ней родную душу. Это не скрылось от глаз Адинэй.
  — Твоя сестра? — спросила она.
  — Да, Оно... Красная Тучка!
  — Раз так... Ты обещал! А потому... научи меня целоваться!
  — ...десять, одиннадцать... тридцать, — считала Тучка. — Вы молодцы!
  Она была так рада, что Кантор и Адинэй влюбились друг в друга по уши, что, даже воскликнула:
  — Поскорей бы мне вырасти, и целоваться так, как мой брат..!
  Но Тучка так и не дождалась более решительных действий Кантора, потому, что вскоре уснула.
  Тучка проснулась от аромата, достигшего её носа. Когда она поднялась с сена, Адинэй уже подносила к ней чашку с горячим травяным чаем:
  — Это предаст тебе силы.
  Задержав её руку, Тучка посмотрела Адинэй в глаза:
  — Я вчера уснула, и пропустила самое интересное!
  — Я тебе всё расскажу, — подмигнула Адинэй, — потом. Но пока вы с братом спали, я всё приготовила для дальнего пути.
  — Ты пойдёшь с нами?
  — Пойду, — поцеловала Адинэй Тучку. — У меня утром был посланник. Через него я отправила Уттаке вампум {от индейск. wampumpeag: нити с нанизанными на них раковинами, средство запоминания и передачи сообщений у индейских племен Сев. Америки. Содержание сообщения выражалось цветом, количеством и взаиморасположением раковин.}*, что я ухожу с мужем. Так, что Уттаке и совет матерей будет в курсе. — И, положив руку Тучки на свой живот, она добавила, — меньше, чем через год я принесу твоему брату первый плод.
  — И уедешь с ним во Францию?
  — Королевский двор не для индейцев. Это просто смешно! Но твой брат сможет забрать в старый свет своё дитя. А теперь, ополоснись, и садись к мясу.
 
  Адинэй пела, пока Тучка смотрелась в медное зеркальце, стоя под струёй родниковой воды, вытекающей прямо из скалы. Удивительно, но краска, которой она была покрыта, не смывалась, даже, под водой. В этом был виноват медвежий жир: он не только надёжно защищал "грим" Тучки от смывания, но и её организм от переохлаждения. И потому, хотя её кожа и была покрыта мурашами, холодно Тучке не было.
  Внезапно, голос Адинэй смолк, и Тучка, временем и жизненными обстоятельствами выработавшая в себе инстинкт самосохранения, насторожилась, подобно зверю, чующему хищника за версту. И награда не замедлила себя ждать: со стороны "столовой" чуткий слух Тучки уловил звуки, издаваемые движением крупной рептилии, но не слышимые обычным человеческим ухом. Пропустив опасность мимо "душевой", где она затаилась, Тучка тихо, подражая хищнику, пробралась к брату. Тот спал младенческим сном.
  Тучка читала следы. Вот лапы хищника, подошедшие близко к брату. Вот слюни хищника, имеющие наркотическое действие. Следов же насилия (крови) не наблюдалось. Вот, след Адинэй, резко оборвавшийся. Почему не было следов борьбы? Неужели этот тот самый дракон, о котором Адинэй Тучке много рассказывала? Единственное, что Тучка учуяла, это запах, источающийся от всякого места, где ящерица прикасалась своим языком.
  "Ящерица что-то искала, — подумала Тучка, — но когда не нашла то, забрала с собой Адинэй!"
  Тут тучка заметила свой сломанный лук, и стрелы. Поскорбев над своей потерей, она встала, протянула свою руку в сторону неизвестности, и воскликнула:
  — Треклятая ящерица, ты сломала мой лук, и за это заплатишь в семеро!
  Тучка, уже, хотела забрать свои слова обратно, но в ответ, донёсся утвердительный рокот рептилии, согласившейся на встречу. Слово было Тучкой сказано. И теперь, обратного пути у неё не было.
  — Надеюсь, не заблудиться в твоих лабиринтах. Было бы обидно, погибнуть здесь, так и не повидав тебя лично.
  На что рептилия согласилась снова.
  Неожиданно, взгляд Тучки упал на брошенную в углу шкуру. Подняв её, Тучка обнаружила другой лук, лучше прежнего, колчан, и стрелы. В новой находке было что-то необычное и завораживающее... но что? Тучка повесила колчан за спину, взяла лук, вытащила стрелу, и натянула тетиву.
  — Ну, хоть, за это спасибо! — сказала вслух Тучка. Вопрос, только, кому?
  Произвольно выбрав в темноте точку, Тучка сказала:
  — Ну что же, стрела, веди меня к этой треклятой ящерице! — и пустила стрелу.
 
  Неожиданно, темнота перед выпущенной стрелой рассеялась, открыв просторное и светлое помещение. Как только Тучка вошла, стрела вернулась к отправителю. Но она не угодила в цель, а была поймана Тучкой. Это произошло именно в тот момент, когда острый кончик стрелы чуть коснулся её носа. На кончике носа выступила небольшая капля крови. Если бы на Тучке были штаны, они явно стали бы мокрыми, а так... Тучка ощутила, как по её ногам потекло нечто тёплое. А вскоре, она и вовсе стояла в своей собственной луже. Если бы она сделала "это" в кустах, всё бы ушло в землю, а так, лужа осталась на каменном полу, источая "аромат" по всему залу. Тучка искала тряпку, чтобы убрать за собой, но все было тщетно: ведь, на данный момент, она была маленькой индеанкой, а потому подтереть за собой не представлялось ей возможным. Сгорая от стыда, Тучка села...
  — Писаных красавиц я не ем! — прозвучал рядом грубый голос.
  Тучка закрыла лицо руками:
  — И ты видел мой позор?
  — Считай, что я тебя съел, — сказал тот, толкнув её в бок.
  Тучка оглянулась. Это был гигантский варан, около десяти метров.
  — Ты не убьешь меня! — сказал Тучке варан.
  — Это почему же? — ответила Тучка, и натянула стрелу.
  — Тебе нужна Адинэй!
  — Не мне, но Кантору де Пейрак!
  — А для себя ты ничего не требуешь?
  — Только то, что взяла по праву сильной!
  Варан улыбнулся. Наворачивая круг вокруг Тучки, он продолжал:
  — Ты не знаешь всего. Понимаешь, Адинэй нарушила обет, а потому, была наказана.
  — Ты её убил?
  — Они втроем счастливы!
  — Ты сказал "втроем"?
  Тучка снова села. "Втроем" — это означало одно: они были там с малышом, который в настоящем мире был, только, в проекте. Но мир мечты, это одно. В реальном же мире...
  "Кантор... Нет! — вырвался изнутри неё немой крик, — Мама не выдержит, если узнает. Вечно спать..."
  Повернув к себе лицо Тучки, варан сказал:
  — Я же сказал, что они счастливы!
  — Братишка! — не унималась Тучка.
  — Ты, тоже, можешь к ним присоединиться.
 
  Несмотря на сильные душевные переживания, Тучка думала. Только, не о предложении варана, а о его скрытых тайнах: что стоит за луком, стрелами, что хранила Адинэй, и многое другое.
  — Нет! — ответила твёрдо Тучка, — я не за этим здесь. Давай так: ты отпускаешь Адинэй и Кантора, а я отпускаю тебя. Ты же не хочешь провести вечность со мной в этом просторном зале, болтая о всяких пустяках! Ведь, так?
  — Как ты не понимаешь, если я отпущу Кантора, он потеряет Адинэй, и будет несчастлив!
  — Нет! Кантор поймёт, что всё, что было, это всего лишь сон.
  — Маленькая упрямица! — воскликнул варан. — И ты хочешь сказать, что больше не захочешь сюда вернуться?
  — Да!
  — Я в этом сомневаюсь! Многие обещали, но никто из них не сдержал слово!
  — А я сдержу своё слово, потому, что я была в аду, где стреляли, отрубали головы, и сжигали на кострах невинных людей! И я там выжила!
  — Ты была в Тартаре? — варан громко засмеялся. — Наверно, ты имеешь в виду, леса Франции! Ха, ха, ха! Леса Франции — это был Рай! Я покажу тебе настоящий Тартар! Садись на меня, и держись крепко! — сказал последнее варан, приклонив пред Тучкой свою шею.
  Подождав, пока Тучка удобно усядется, варан встал, поджал под себя хвост, и... оттолкнулся им. Расправив свои небольшие крылья, варан взлетел. Полёт по горизонтали был не долгим. Он направлялся туда, что она не заметила в начале: округлую пропасть, находящуюся прямо по центру зала. Он нырнул.
  Пока они летели, Тучка потеряла счёт времени. Ей, даже, показалось, что его там не было вообще. А единственное что он у неё спросил, было:
  — Всех ли ты простила?
  — И тебя тоже! — ответила Тучка, обняв варана ещё крепче. Ибо он был единственным, на тот момент, ангелом-хранителем, бывшем с ней.
 
  Наконец, сделав резкий манёвр, варан приземлился на то, что современный читатель назвал бы взлётно-посадочной полосой. Но в то время такие идеи, даже, не приходили на ум людям. Но так, как скорость падения была весьма большая, а крылья у летающего варана (а точнее дракона) были весьма малы, варан затормозил, только, в липкую и вязкую жижу, бывшую на его пути.
  — Вязкой Вам посадки, Ваше отставное Высочество! — приветствовал варана один склизкий тип, чем-то напоминающий слизня, с чуть выраженными человеческими чертами.
  Другой же мерзкий тип, обратившись к Тучке, сказал:
  — Поторопитесь, Миледи, он вас ждёт!
  "Миледи, — подумала Онорина, — это значит, что после смерти отца, я, Онорина — наследница графства? И о каком графстве говорит этот мерзкий тип? Но, ведь, знает же!"
  — Кто это "он"? — думая о самом отвратительном существе во всём творении, спросила Тучка.
  — Не тот, о котором вы так лестно подумали, а ваш отец.
  — Под "отцом" вы подразумеваете господина де Пейрака?
  — Не о господине де Пейраке я говорю, а о Его Милости виконте де Монтадуре, капитане Королевских мушкетёров!
  — Значит, я — виконтесса Онорина де Монтадур.
  — Да, Миледи! И вы вернётесь, и расскажите в своём мире всё, что вам позволят, здесь, увидеть, и прочувствовать!
  — Я готова, сир. Видите меня к виконту де Монтадуру!
 
  Тучку привели на всеми обозреваемое место, скорее напоминающее общественное место пыток, чем беседку. Тем не менее, между "удобных" "кресел" и "стульев" ходил некто, одетый в форму солдата французской армии. Некогда богатая одежда была вся в крови, также лицо война, а, особенно, его руки. Всматриваясь в лицо, она узнала в нём себя.
  — Папа! — вырвалось у неё.
  Какой-то миг Тучка стояла, потом бросилась к нему. Но, как это ни странно, особой любви она не ощутила. Тем не менее, она спросила, смотря в глаза войну:
  — Папа, скажи мне, у меня ещё есть братья или сёстры, или я у тебя одна?
  — У тебя есть два брата: Флоримон, и Кантор.
  — Верно. Но был ещё всеми любимый Шарль-Анри де Плесси. Почему ты убил моего брата? Ведь, даруй ты Шарль-Анри жизнь, и история повернулась бы по-другому, не было бы той резни на поле драконов, не было бы много чего, что стало последствием этого убийства.
  — Я сожалею, дочь моя. Шарль-Анри — жертва войны, а ты — дитя войны. Садись! — сказал он, показав дочери на высокий стул.
  Она села. Мгновенно, сработали какие-то механизмы, и её тело было, буквально, зажато в железных тисках. Через миг её тело начало отекать, и неметь. Вспоминая подобные уроки в стане у Ирокезов, Тучка не стала кричать или вырываться, но восприняла то, как должное. Она хорошо помнила, что у Ирокезов любой, молча перенёсший подобное, достоин уважения. Вопрос в следующем: есть ли такое уважение здесь, куда она попала? По той причине, держа себя в руках, как и раньше, Тучка продолжила разговор:
  — Скажи, если бы у тебя была возможность начать всё сначала, ты бы что сделал?
  — Понимаешь, твоя мама была молодая, и красивая, очень красивая! И я не хотел, чтобы эта красота принадлежала кому-то другому. Я был готов, даже, сделать её своей женой. Но...
  — Женой! Но сделал то, что сделал. И хочешь сказать, ЭТО тоже был приказ Короля?
  — Да нет, же!
  — Папа, был приказ Короля, сделать Шарль-Анри наследником графства де Плесси. А ты, даже, не потрудился выполнить ЭТОТ приказ Короля. Ведь, только, ради маленького Шарля-Анри мама бы пошла на всё. Я уверяю тебя, мама умеет любить!
  Лицо капитана скорчилась от невероятной боли.
  — Не говори здесь это слово!
  — Это слово даёт мне силы перенести все страдания, выпавшие на мою долю!
  — А мне доставляет невероятные муки!
  Капитан опустил голову. Это было правдой. Тучка продолжала:
   — Но тебе и в голову такие мысли не пришли. Тем не менее, судьба была милостива к нам, и вот мы живы.
   Но капитан слегка перевёл тему разговора:
  — А этот твой вид? Если бы тебя поймали в таком виде во Франции, прежде чем предать огню...
  Поставив дочь на ноги, он приказал, показывая на железное ложе:
  — Ложись!
  Догадавшись о возможных последствиях, дочь ужаснулась: она сразу же ощутила на себе десятки рук, ног... Но это были всего лишь кошмары, отягчающие душу. И, чтобы отвлечься от них, Тучка сказала:
  — Папа, прости меня за мой непристойный вид! Но мадам Горреста ищет моей души. И я вынуждена была стать индеанкой.
  Сжав плечи дочери, он посмотрел ей в глаза.
  — Я не упущу возможности встретить здесь твою мадам Горресту со всеми почестями, и повеселиться с ней от души!
  Неожиданно, капитан залился каким-то диким смехом, а успокоившись, тут же, открыл замки железного ложа.
  — Она, уже на пути.
  — Я свободна?
  — Да!
  — Папа, ты не сказал одно: почему ты стал таким злым? Когда это произошло?
  — Расскажу, если тебя это интересует, — сказал он, и повёл дочь ровной и широкой дорогой.
  Дорога шла прямо, но Тучке казалось, что она всё время шла под уклон. Домов, да жилищ не было, но пабы, тюрьмы, да котлы с мерзким варевом, откуда доносились человеческие крики, и стоны.
  — Хочешь есть? — спросил у дочери отец.
  — Спасибо, не хочу! — ответила дочь, хотя её живот чуть ли не присасывало к спине. Просто, Тучка не хотела этого мерзкого варева.
  — А я возьму! — сказал отец, и протянул руку к миске.
  Противное существо, варившее еду, протянуло капитану миску с едой, осыпая его бранью. Капитан тоже не поскупился на "благодарения" повару. Но больше всего Тучку тошнило не от его слов. Она выросла в лесу среди всякого сброда, у которого, вместо приветствия, из уст вырывались различные проклятья. Тучку "выворачивало на изнанку" от варева, которое ел капитан. Она хотела сказать ему... но она пошла с ним, только, ради его истории. Помимо всего прочего было много кавалеров, пытающихся проявлять знаки внимания Тучке. Но познав острый клинок капитана, а также, что девушка, идущая с ним — его дочь, отваливали прочь от них. Так, "заглатывая" противное варево, капитан рассказывал:
  — Это было давно. Я был молодым, сильным, и служил своему Королю. Исполняя службу, мне, часто, приходилось замещать палача. Однажды, в камеру для приговорённых к смерти, бросили милую взору девушку. "В чём тебя обвиняют?" — спросил я. "Они обвиняют меня в сношении с тёмными силами! — сказала она, — но это не правда, я чиста, как незамужняя дева!" "Но как мне тебе поверить?" "Войди ко мне в камеру, и узнай сам!" Я сделал глупость, не закрыв за собой дверь. Она была настолько красива... и я не удержался. Пришёл в себя я тогда, когда, дёргаясь в конвульсиях на сене, ощутил своим телом удары плети. "Где она?" — это было единственное, что капитан у меня спросил...
  — Надеюсь, что это была не моя мать! — сказала Тучка, перебивая рассказ капитана.
  — Да, это была не твоя мать, но та, которую ты знаешь, как мадам Горреста. Так, очнувшись, я не знал, была ли, тогда, со мной она, или её наваждение. С тех пор во всех женщинах я видел, только, её...
  Но здесь отцу с дочерью договорить не дали: приземлился варан.
 
  Когда Тучка уселась, за Капитаном прилетели четыре чёрных "тени". Привязав к его рукам и ногам верёвки, они взмахнули крыльями, и разлетелись в разные стороны. Тем не менее, он успел крикнуть:
  — Никогда не возвращайтесь сюда, Миледи!
 
  Её, Онорину, уже, дважды назвали Миледи. Значит, это так и есть. Но папа не сказал о моих братьях и сёстрах по его линии. Так думала Тучка, то есть Онорина, теперь уже, виконтесса де Монтадур де Пейрак.
  Вскоре, варан влетел в восходящий к верху поток. Но это был не воздух, а отработка газов, вырывавшаяся наружу через отверстие, и воспламенявшаяся при взаимодействии со свободным кислородом, находящимся в воздухе. Пройдя туннель, варан влетел в пещеру, а потом, по одному ему известному ходу, на свежий воздух. Тучка же висела на варане без сил: сказался недостаток кислорода. Скинув Тучку на траву, варан дыхнул ей в лицо. Поморщившись от неприятного запаха, ударившего в нос, Тучка пришла в себя.
 
  В кустах кто-то шевелился. Раздвинув кусты, Тучка вытащила из ловушки несчастное животное. Это был варан, двадцати сантиметров длинной, с крыльями, по своему строению напоминающими крылья белки-летяги.
  "Дракон!" — подумала Тучка.
  Но одно крыло у нашей "птички" было порвано. А потому, животное, пытаясь взлететь, упало на землю. Взяв варана на руки, Тучка сказала:
  — Я возьму тебя домой, и вылечу!
  Оказавшись на груди у Тучки, варан успокоился. Пока он отдыхал, Тучка задумалась об имени для животного. Она стала перебирать имена, но ничего на разум не пришло, кроме имени "Адинэй". Осталось, только, узнать пол особи. Но дальнейшее изучение варана её разочаровало: он оказался самцом.
  — Был бы ты девочкой, назвала бы тебя "Адинэй", а так ты будешь "Один"!
 
  Встреча
   
  — И кто это будет "Один"? — услышала Тучка знакомый, но чуть позабытый ею голос.
  Для животного же этот голос был незнакомым, а потому оно инстинктивно съёжилась на руках у Тучки. Успокаивая испуганное животное, Тучка повернулась. Увидав брата, она улыбнулась.
  — Братец любимый! Кантор!
  — Онорина! — обнял сестру брат.
  — Осторожно, он ранен! — сказала Тучка, отстраняясь от брата.
  — Кто? — спросил брат так и не замечая животное на руках сестры.
  — Милое крылатое создание! — сказала Тучка, поднося животное прямо к лицу брата.
  — Он похож на дракона!
  — Так и есть.
  Видя, что Тучка не хочет отпускать дракончика, Кантор уступил сестре:
  — Я пришёл за тобой, чтобы отвести тебя к матери!
  — Да, конечно, — сказала Тучка, и сразу же повернула к перевалу, за которым был форт Вапассу.
  — Онорина, стой! — пытался остановить сестру Кантор.
  Но та не реагировала на своё имя. Тогда Кантор назвал другое имя:
  — Красная Тучка, остановись!
  Остановившись, Тучка повернулась к брату:
  — Что тебе надо? До ночи нам нужно дойти до перевала, и укрыться в одной из пещер, иначе будешь меня согревать!
  — Я замёрзну, но не отпущу тебя от себя!
  — Смотри, братец, ты поклялся! Не выполнило обещаное, и за мою смерть ответишь перед отцом!
  — Графом де Пейраком?
  — Виконтом де Монтадуром!
  — Объяснитесь, сударыня!
  — Хорошо, сударь! Там, где я была, меня дважды назвали "Миледи"!
  — А это значит...
  — ...что я без пяти минут Графиня де Монтадур!
  — Ну, что же, Графиня де Монтадур, — съязвил Кантор, преклонив колено перед сестрой, и поцеловав её руку, — разрешите сопроводить вас до дома вашей матери?
  — Я принимаю ваше предложение, Виконт де Пейрак!