Простить?!

Я думал, что мама спит после ночной смены, поэтому потихоньку открыл дверь своим ключом и, стараясь не шуметь, вошел в полутемную прихожую. Поставив ранец у стены, потянул молнию на куртке и вздрогнул от резкого маминого голоса, донесшегося из спальни:
- А я сказала «Нет!». Если тебе хочется общаться с сыном, встречайтесь в городе. Ни на какую природу я его с тобой не отпущу.
В моей голове словно что-то взорвалось. Яркая вспышка вытеснила хорошее настроение, кулаки сами собой сжались. Мама молчала, видимо, слушала, что говорит этот алкаш.
- Жалуйся. Мне не привыкать. Ребенку двенадцать лет, он уже может подтвердить, что папа вспоминает о нем два раза в год, а то и реже.
Снова тишина, нарушаемая лишь стуком моего сердца.
- Я его не настраиваю. Влад не компьютер, а живой человек. Не надо на меня кричать. Если тебе что-нибудь нужно, говори спокойно. Нет – разговор окончен.

Глухо стукнул о столешницу телефон. Я вжикнул молнией. Мама вышла в прихожую.
- Сынок пришел! Здравствуй, мой хороший! Идем, я тебя покормлю.
Я, конечно, уже не мелкий, но люблю,  когда мама меня обнимает. Кто-то, может, надо мной посмеется, но это для нас, как зарядка для телефона. Сразу все проблемы улетучиваются или хотя бы становятся маленькими и не такими страшными.
 Вот и сейчас злость моя притихла, я улыбнулся маме и пошел мыть руки. Выйдя на кухню, спросил:
- Что, опять алкаш звонил?
- Сынок, не называй его так. Он все-таки отец тебе.
- Он алкаш. По-другому я его называть не буду. Я не забыл, как он над нами издевался. Почему ты его простила, тебе ведь от него больше доставалось?
- Простила. И ты прости. Так жить легче. Мы ведь теперь его не боимся, он нам ничего не может сделать. Ну и пусть живет, как знает, Бог ему судья.
- Ладно, пусть живет. Чего хотел-то?
- На природу тебя хочет взять.
- На чем он туда поедет? У него даже велосипеда нет, он же  все деньги пропивает.
- Влад!
- Да ну его, мам. Положи мне еще борща, пожалуйста.
После обеда мама пошла отдохнуть, ведь в ночь снова на смену, а этот гад не дал ей выспаться. Я только подумал про него, снова разозлился. Перед глазами замелькали слайды нашей прошлой жизни.
 
 В моем детском понимании мама всегда была доброй, заботливой, сильной. ЭТОТ тоже был сильным, сильнее мамы, но каким-то безбашенным.  Он мог завалить нас подарками, а мог заявиться с полторашкой пива и начать нас строить. Я радовался новым игрушкам, а мама иногда ворчала – в доме картошки нет,  зато в вазе – шикарный букет. Потом сюрпризы стали появляться все реже, а жизнь наша превращалась в триллер. И не только наша. Этому уроду доставляло удовольствие мучить всех, кто был рядом.

 Как-то в деревне я случайно услышал разговор бабушки со своей сестрой. Она рассказала, как гад позвонил однажды среди ночи и сказал, что если они не приедут через два часа, то получат два красивых трупа – мамин и мой. Мне тогда и года не было. Бабушка с больным сердцем и давлением побежала на ток, где в ночную смену дед возил зерно на ЗИЛе. До тока от их дома было чуть больше километра. Потом они ехали сто километров от своей деревни до города и бегом бежали на пятый этаж, где родители  снимали квартиру. Бабушка сказала, что за все это время она нас с мамой похоронила раз двести. Они хотели нас забрать, но урод взял меня на руки и позволил уйти только маме.  Представляю, как ей было страшно, как ей хотелось бежать из этой проклятой квартиры, но разве могла она оставить меня?  Измученные бабушка и дед уехали ни с чем.

Когда мне было лет пять, я фанател от Смешариков. Диски с мультфильмами, книги, наклейки, игрушки, значки заполняли мою комнату. Моим идеалом был Крош. Я рос тихим, аккуратным, не разбрасывал игрушки, а если ЭТОТ был дома, старался не высовываться из комнаты и не подавать голоса. Конечно, мне хотелось и пошалить, и я играл порой в не очень тихие игры. Мама только смеялась, глядя на мои битвы трансформеров. Но, заслышав знакомые шаги в подъезде, а иногда уже звук поворачивающегося в замке ключа, я моментально скидывал игрушки в коробку и садился на свой стульчик, сложив руки на коленях. Мне было очень далеко до  отчаянного фантазера и любителя приключений Кроша, наверное, поэтому я с замиранием сердца следил за его похождениями.

И вдруг – о, чудо! В наш город приезжает Театр Смешариков! Афиши с любимыми героями были развешаны на каждом углу. Я только раз спросил у мамы, что это за картинки висят повсюду, и, выслушав ее объяснение, вздохнул:
- Вот бы Кроша увидеть!
Даже в пять лет я понимал, что тысяча рублей – это очень большие деньги. Урод все время орал на маму, упрекал ее в том, что она не умеет экономить и вести хозяйство. Пиво с копченой рыбкой или кальмарами из пакетика он трескал почти каждый день: «Я заработал, имею право!», часто покупал дорогие вещи:  DVD-плеер, музыкальный центр, навороченный телефон. Но через пару месяцев выяснялось, что купленная аппаратура перестала соответствовать его запросам или используется не так часто, как планировалось при покупке, или просто надоела. Он давал объявление о продаже и сбывал «ненужную» вещь за бесценок. Представляю, как радовались люди, нарвавшиеся на такого лоха.

В общем, мечта моя была рядом, но не могла осуществиться. Я это понял сразу и больше разговоров не заводил. Только вздыхал, проходя мимо афиш по дороге в детский сад. Мама глядела на мои вздохи молча, но что-то такое себе думала.

 А потом случилось невозможное. Мы пошли на спектакль! Всего один день в городе! Народу – море! И в этом море – мы с мамой!

Я едва не умер от счастья, когда после спектакля дядька-ведущий сказал, что можно сфотографироваться с любимым героем. Когда Крош взял меня за руку, сердце мое пело и рвалось из груди. Я нес эту фотографию, как великую драгоценность, и думал о том, как повезу ее в деревню к бабушке и расскажу ей про свое приключение.  Мама смеялась, глядя на мои восторги, время от времени подхватывала на руки и кружила. Мы пели и дурачились, а прохожие оглядывались нам вслед и улыбались добрыми улыбками.

Он был дома. Я, переполненный впечатлениями, кинулся к нему со своей фотографией и стал рассказывать о спектакле.
- На какие шиши? Дома жрать нечего, а они по театрам шастают!
- Почему нечего?  Я с утра кастрюлю борща  приготовила и гречку с котлетами. Картошка есть, лапша-крупы тоже.  Мама говорила, они на выходных кабанчика зарежут, мяса и сала привезут.
- Мне их подачки не нужны! Я сам для своей семьи заработаю! Но я должен знать, куда уходят мои деньги!
- Я вообще-то тоже дома не сижу. Твои деньги я не трогала. На пальто откладывала со своей зарплаты, оттуда и взяла.
- И во сколько же встало это удовольствие?
- Полторы тысячи.
- Вот за эту бумажку?
Он выхватил из моих рук фотографию.
- Папа! Отдай!
Смятый цветной комочек упал к моим ногам. Мне показалось, что из меня вынули душу и смяли ее вместе с изображением Кроша. Мама кинулась к нам, но этот гад пинком отшвырнул ее в сторону. Забыв про фото, я рванулся к ней, но сильная рука отбросила меня, словно щенка, к дверям комнаты.
- Пшел вон и сидеть тихо!
Я забился под кровать и закрыл уши руками. Но тело ощущало каждый удар, наносимый в соседней комнате. Слезы текли из глаз, губы шептали какие-то злые слова.

Среди ночи в моей комнате вспыхнул свет.
- Быстро встал, оделся!
Спросонья я не мог понять, что происходит, но послушно схватил со стульчика штаны и начал натягивать. Яркий свет слепил глаза, ноги попали в одну штанину. Над головой раздался отборный мат. Я втянул голову в плечи и постарался исправить свою оплошность. Потом осмелился исподлобья взглянуть по сторонам. Заметив это, он схватил меня за подбородок, повернул голову  в сторону двери.
- Смотри и запоминай! Ты свою мамочку большее не увидишь!
Заплаканная мама стояла в дверях, прикрывая ссадину на щеке. Он схватил ее за шиворот и потащил к выходу из квартиры. Обернувшись ко мне, она подмигнула и улыбнулась жалкой улыбкой. Мне хотелось закричать, отбить ее у этого изверга, но страх не давал пошевелиться.  До утра я беззвучно плакал в темноте, а мама сидела в подъезде. Дело было в январе.

Мне было семь, когда мама решилась. После очередного кошмара мы собрали документы, кое-какие вещи и сбежали. Прятались у ее подруг, не задерживаясь в одном месте более двух дней. Он искал нас. Звонил, трепал нервы этим добрым женщинам, караулил у подъездов. Мы ходили по городу, как по минному полю, мелкими перебежками от одного укрытия до другого, шарахаясь от каждого высокого худощавого прохожего. Потом мама увезла меня в деревню, а сама стала искать квартиру.

В деревне было хорошо. Но однажды гад позвонил бабушке и сказал, что приедет с полицией и заберет меня, а их посадит в тюрьму за похищение ребенка. Я стал бояться выходить из дома. От страха плохо спал и ел, все время ждал, что он приедет и заберет меня. Как-то двоюродный брат Ленька спросил, о чем я все время думаю. Я разревелся и рассказал.
- Ерунда! Пусть едет. Я тебя так спрячу, ни одна полиция не найдет. Хочешь, покажу?
И повел меня в какие-то заросли. Там пахло травой и медом, пели птицы, огромные деревья шелестели узкими листьями. Из-под ног разбегались малюсенькие лягушата, где-то рядом журчал ручей. Мы нашли несколько классных потайных местечек и пошли к Леньке пить молоко со свежевыпеченным хлебом.  Потом поливали огород и собирали пупырчатые огурчики. Тетя Аня залила их подсоленным квасом с укропом и чесноком, а утром подала к столу с рассыпчатой картошкой. Я ел так, что даже живот заболел.

Мама звонила каждый день, говорила, что нашла квартиру и сдала мои документы в школу. Я рассказывал, как помогаю бабушке ухаживать за утятами, быстро нахожу в табуне бычка Февраля, катаюсь на велосипеде и ночую с Ленькой в палатке, стоящей у них во дворе.

В конце августа мама приехала за мной. Я очень соскучился, но возвращаться в город боялся.
- А вдруг он заберет нас и опять…
- Не бойся. Я оформила развод. Мы больше не будем жить с ним вместе.
- Правда? И он к нам не будет приходить?
- Нет. Если ты захочешь, можешь встречаться с ним.
- А если я не хочу?
- Никто тебя не заставит.

Несколько раз мы встречались. Я учился уже классе в третьем. Он приводил меня домой к своим родителям, разрешал играть на компьютере, а сам в соседней комнате смотрел телевизор. Мама прекратила эти свидания после того, как он напоил меня каким-то энергетическим напитком. С тех пор он возникает в нашей жизни пару раз в год и говорит гадости. Только мы его теперь не боимся.
Одного я не пойму – как мама смогла его простить? Я пока не могу.