Ягодная история

 А однажды Семену довелось увидеть на проселке случай жестокий. Пришлось поучаствовать в нем. Волосам бы под шлемом дыбом встать, да в ту минуту не до того было.

 Сосед Семена замечательный парень Толя Ронжин, в пору бабьего лета позвал его съездить на одно из болот, побрать клюквы. Клюква ягода во многих отношениях полезная. И от простуды лечит, и кисель из нее знатный. Сырую ягоду раскусить – не во всякое время осмелишься. А если взять ее в рот  утром после мальчишника, как раз в пору будет, и организм и мысли в правильную сторону направит.

 Болото это не близкое, более сорока верст до него. И поскольку корзины они взяли не самые маленькие, то ехать на «Яве»-Анатолия или «Иже»-Семена  было тесно и они согласились оседлать старый проверенный  – «Урал».

 Дорога по осенней поре была в порядке, но особым комфортом не отличалась. Дождей не было уже неделю, колеи были выструганы ножами грейдеров. На глинистых участках проселка некрупные куски, какие непременно образуются при всяком дорожном ремонте, были прикатаны к твердой поверхности дороги, как лепешки тугого теста и колеса мотоцикла то и дело выбивали мелкую дрожь.

 На песчаных участках шины вязли в сыпучем крошеве и мотоцикл шел с ощутимой натугой. Кое-где попадались неглубокие колеи. Иногда под колесо попадался засыпанный гравием камень или откуда-то взявшийся обломок кирпича. И если водитель допускал зевок, колесо сердитым толчком напоминало разине о его обязанности внимательно смотреть на дорогу и понимать не только ее видимые, но и невидимые места.

 Соски, Колеватые, Тименки… – небольшие придорожные деревеньки неспешно наплывали из-за очередного поворота дороги.  Постарелые, кое-где ссутулившиеся избы равнодушно взглядывали на путников по деревенски сощуренными маленькими оконцами.
 Без интереса провожали проезжих, пологими скатами тесовых крыш заслоняя чердаки от растревоженной колесами дорожной пыли. И крыши и стены домов были припорошены этим белесым налетом.
 На обращенной к дороге завалинке крайней к выезду избы сидела одинокая старуха. Выползла, старая, погреться на последних лучах осеннего солнышка. Не гадала, доживет ли до новых, до теплых весенних лучей?

 Голенища седых самокатанных валенок заправленных в новые резиновые калоши по верху покрывало широкое темно-коричневое платье. На плечи старушки была накинута линялая телогрейка. На голову теплая клетчатая шаль.

 Она коротко взглянула на проезжающий мимо мотоцикл, и снова вернулась к своим думам.
  Ей было уже далеко за семьдесят. А сколько больше, разве по лицу деревенской бабушки возраст угадаешь?

 На улице в эту пору было тепло и руки старушки не были спрятаны в пазуху. Лежали  на коленях. Покоились. Отдыхали. За все трудовые годы. А их было едва ли не больше, чем числилось в метрике.

 Загорелые запястья. Вздутые ручейки вен. Надсаженные тяжелыми черенками вил и лопат, растянутые тугими сосками вымени коров – суставы пальцев. Сколько тяжкого и изнуряющего труда выпало на долю этих натруженных рук? Случалось и радостное; ответить на ласку суженому приласкать, погладить по головке малое дитя. Только, Господи, как давно это было?...

 Вот такой русской Женщине-труженице, жертвующей своей долей и судьбой ради благополучия поколений будущих и надо поклонный памятник ставить на самом почетном месте России. И чтобы всяк человек, какому бы он роду-племени ни принадлежал, к какому сословию не относился – проходя мимо поклонился бы ей с благодарностью и уважением.

 Вежливо кивнули головой бабушке и наши мотоциклисты. Она оживилась. Вскинула голову. Пыталась разглядеть проезжих: не знакомые ли? 
 Приставила ладонь к надбровью. Пересилила взгляд. Нет, не разглядела. Так и проводила неопознанных путников. А когда мотоцикл скрылся за околицей, вытерла уголком шали слезящиеся от напряжения глаза.

 Деревни стояли на взгорьях. Вокруг них расстилались поля, сенокосы и выпасы. Пастбища были не мало потравлены стадами коров, телок и телят. Сенокосы выкошены и убраны. Нива обмолочена. На  клеверищах и полях, на их межах, там и тут виднелись уметанные скирды сена и соломы.

  Старинная примета гласит, если у деревни на полях по осени много скирд, значит крестьяне этим летом славно потрудились и собрали хороший укос трав и добрый намолот хлеба. Редким плодородием  наши  суглинки не славятся, но на заботу людей и должный уход способны отозваться стопудовым урожаем.  Не диво и более высокие, в отдельных местах,  урожаи.

  А сейчас в полях, в разгар зрелой осени, после уборочной страды, было тихо, пусто и светло. Ковер полей и лугов не томил глаз сочным многоцветьем а являл картину однообразную. Серую. Линялую. Скучную. Словно на полях и сенокосах кто-то раскинул сушить застиранную, сопревшую на мужицких плечах, холщовую рубаху. Лишь изредка можно было заметить полосу сочной изумрудной зелени раскустившейся озимой ржи.

 А небо в эту пору бывает на редкость чистое и светлое. В нем не отыщешь уже густой июньской синевы. Над головой и до горизонта лучился по всему безоблачному простору ясный ласковый свет.

 За деревней Содом проселок полого скатился в лощину и нырнул в лесные заросли. Густой запах хвои, прелых листьев, волнушек и груздей разом  охватил путников.

 Придорожные ели в устоялом безветрии привычно стерегли тишину сонного леса. Деревья, каким удалось высунуть голову из тесноты, блаженно внимали теплые лучи ласкового осеннего солнышка. Словно чувствовали, что это последнее к зиме тепло. Тепло и свет. Особенно свет так желаем и полезен этим молчунам. Молчунам только до поры.

 А как выйдет из-за Ветлуги-реки угрюмый северный циклон, как покатятся по лесной стороне  тугие волны небесного моря – зашумит, заволнуется дубрава. Высокие вершины, гонимые широкой воздушной волной разом поклонятся в одну сторону. А потом так же разом и откачнутся назад. Словно опомнятся, что не след им гнуться перед незваным гостем. Но осмелевший ветер следующей волной опять неволит, гнет и корежит их, понуждая не прямь стоять, а клониться в след его хода.

 А деревья ему противятся. Не согласные. Глухие.  Упрямые.  Гордые. Ворчат и гудят. Из сил выбиваются и зеленея от досады сгибаются в новом поклоне. Волнуются. Шумят. Сетуют. Но снова, не согласные и измученные неодолимой силой отвешивают новый поклон. Девятого вала в воздушном шторме не бывает, но и без него неспокоя и смуты в лесу сверх меры.

 А как ударит по лесу буря-ураган – страшно тогда в лесу. Небо делается чернее земли. Тяжелые тучи стелются ниже вершин обдирая в елках рваные полы своих угрюмых покрывал. Ветры глушат и пугают тишину трехпалым разнузданным свистом.

 И накликает этот разбойный свист невиданной силы гул. И нет во всем лесу места, где бы можно было спрятаться от него. Затаиться. Спастись.  А он растет и ширится плывет по лесу, словно звериный рев, во все стороны. Деревья стонут и трещат. И если еще грянет гром, звери лапами зажимают уши и в панике лезут во все мыслимые укромины.

 Перестоялые дерева в такую бурю валятся замертво, словно старики в бурю магнитную. С глухим стоном ударяются о землю, выворачивая на месте стояния из земли живые еще корни, задирая их разорванным веером высоко вверх и надолго уродуя этим диким погостом красу и уют леса…

 А сегодня в лесу было тихо. Заботливые белочки не раз перебегали дорогу, неслышно порхая по деревьям, таскали в свои кладовые запасы грибов. Прибирали бережно и аккуратно. Запасали на всю долгую и студеную, снежную зиму. 

 Старательные ежики мягко частили по вечно зеленому мху своими бархатными лапками, торопились набить норку неприхотливым пропитанием. Бобры на ручьях и невеликих речках чинили и отстраивали хатки, поправляли плотины.

  Медведи нехотя чесали ленивые к раздумьям лбы, прикидывали, не рано ли устраивать берлоги. Словно потеряв будущей зимы след, за дальней межой отрешенно бродили лоси. Неспешно выщипывали остатки травы, запасались на зиму осенней сытостью. 

 Многие перелетные птицы уже покинули Шабалинский край. Вымахивали усталыми крылами на воздушных дорогах в далекую чужую сторону. И только надоедливая сорока никуда не собиралась, суетливо скакала по вершинам елей и истошно верещала на весь лес. И радости и печали – эта птица  переживает одинаково.

 Деревеньку Кокуши проселок миновал за поскотиной. Скоро дорога выбежала на опушку леса. По обе стороны ее лежали поля. А за полями, на дальней их меже виднелись дома деревни Деминская и крайние избы села Высокораменье.

 Село Высокораменье в Шабалинском крае особое. В нем сохранилась каменная церковь и принимала прихожан все минувшие годы. С большей половины района тянулись сюда богомольцы. А еще одна церковь жива была в селе Прокопьевском. Отстояли они друг от друга более чем на пятьдесят верст.

 А до церквей соседних районов  было еще дальше. И невольно загрустишь от того, как беспощадно обезбожили, осатанили троцкисты в свое время русскую землю. Да, только ли троцкисты? А сами разве лучше? Скопом сбегались и творили гнусное. С живых храмов срывали кресты и колокола. Рушили. Грабили. Бесновались.

 Перед церковью раскинулась широкая и ровная площадь. И хотя она не была асфальтирована, но рытвин и ухаб на ней почему-то не было.

 За селом дорога снова нырнула в лес. А через несколько километров с правой стороны обозначилось редколесье болота.

 Клюква – ягода к сбору не надоедливая. Но собирать ее и описывать сбор дело не короткое. Задержались на болоте и мужики. Побрали и брусники какая щедрыми бордовыми кистями усыпала на опушке болотные кочки.

 Бруснику собирать податливо и весело. Грозди висят не высоко не низко над землей. Рука привычно и наметано ухватывает кисточки, пропустив веточку между пальцев, тянет ягоды к корзине. И вот уже приятная горсточка спелых рубинов скатывается с ладони. Брусника и в корзине, как малина – не мнется, не давится, соком между дранок не сочится.

 На таком сборе не заскучаешь и перекинуться парой фраз с соседом успеешь и короткую бывальщину или анекдот  рассказать.

 Да только, видимо, еще с пращуров наших заведено, в лесу, если делом занят,  о всяком праздном трепе забывать следует.

 Не успел Семен, тараторя очередную присказку, дотянуться до следующей кисточки, как услышал тонкое и настойчивое шипенье. Словно у заклеенной камеры опять оторвалась заплатка и воздух тонкой струйкой сочится на волю. Глянув в сторону звука, Семен оторопел. Рука застыла на половине взмаха. Заключительная фраза озорного анекдота прикусилась на половине языка.

 Возле кисточки спелой брусники лежали вороненые кольца гадюки, а ее голова в грациозном изгибе высилась над телом и была нацелена прямо в жадную горсть ягодника. Змея издавала угрожающее шипенье, слегка разжимала челюсти и выкидывала вслед шипению черный лепесток языка. Глаза гада сторожко следили за рукой человека. Гадюка в любую долю секунды готова была кивнуть головой и цапнуть ненавистную длань своим ядовитым зубом. Кольца ее тела блестели вороненым узором замысловатого орнамента.

 Семена, с насиженного места словно ветром сдуло. Отряхивая охвативший его озноб, и остатки ужаса он ошалело оглядывался на то место, где лежала гадюка. Радовался. Благодарил гада – сначала зашипел, а мог бы и молча угостить.

 – Куда, куда он руку-то сунул? – бедово похохатывая переспрашивал Толя недослушанное место .
 – …змее в пасть, – скороговоркой досказал Семен совершенно несуразную для дурацкого анекдота концовку.

 В обратную дорогу пустились уже перед вечерней зарей. А поскольку осенью темнеет раньше, чем подумаешь, и чтобы не пылить более часа при свете фары, выехали домой на пару часов раньше.
 До села добрались без всяких происшествий. А вот за селом…

 За Высокораменьем догнали старый грузовик. По его движению было видно, что водитель никуда не спешил. Ехал тише средней скорости и как-то неуверенно, не строго соблюдая колею. Временами машина выкатывалась на встречную полосу движения.

 Семен снизив скорость мотоцикла, плелся позади развалюхи. Обгонять машину нужно было сквозь тучу пыли, поднятую ее колесами, но где гарантия, что во время обгона эта опасная машина снова не шарахнется на его сторону и не сшибет мотоцикл в канаву. А если подомнет и раздавит?... 

 ЗИС–150, определил марку грузовика Семен. А вот рассмотреть – кто сидит за рулем, ему никак не удавалось.
  – Наверное девчонку водить учит? – Прокричал одолевая шум мотора, Толя.
 – Что-то не похоже… Не пьяный ли? – Ответил, напряженно вглядываясь в вихляющийся грузовик, Семен.

 Так они топтались около половины километра. Было заметно, что водитель грузовика их явно не замечал. А если и заметил, то не обращал на догоняющих никакого внимания и не собирался уступить дорогу. Наконец Семену удалось заметить в зеркале заднего вида мелькнувшее лицо.

 – Пьяный! – крикнул он от удивления и злости.
 – Да ну?! – удрученно откликнулся Толя.

 В это время машины шли по полутораметровой насыпи воздвигнутой на лощине. Вдруг грузовик снова потянулся на левый край проселка и не задерживаясь на обочине полого повернул направо. Вот уже он возвратился на свою полосу. Начал обрезать обочину…
 – Опрокинется!... – Хором выдохнули ягодники.

 Машина, словно услышав их испуг, задержалась на обрыве, вздохнула и переднее правое ее колесо резко осело в провал откоса. Мотор взревел еще сильнее и вот уже и задний скат срывается вслед за передним колесом. Машина кособочится и скрипя растрепанными бортами кузова и лязгая железом рессор и карданов, сползает с насыпи, заваливается под откос.

 Неестественно, уродливо задираются в небо колеса. Хрустят и крошатся в щепы доски кузова. Словно вспомнив о чем-то живая еще и надсадно ревущая мотором машина, пытается завалиться на спину. Но силы удара видимо недостает и она, продолжая истошно вопить дергается обратно и остается лежать на правом боку.

 Мотор завывает на немыслимых оборотах, утробно скрежещет шестернями коробка передач, крутятся и лязгают разбитые карданы, вращается задранное в небо левое заднее колесо. Все это увидеть и услышать намного быстрее и страшнее, чем рассказать.

 Застопорив на дороге мотоцикл, мужики бросились к машине. Подбегая к опрокинутому грузовику, Семен сквозь рев двигателя услышал как что-то под машиной булькает, выливается.
 – Бензин!!! – 
 – Сгорит!!! – подтвердил угрозу Толя.

 Семен отстегнул створку капота и сложив средний палец правой руки крючком, завел его за высоковольтный провод бобины. Боялся, что током ударит до того, как он успеет провод вырвать. Рванул что есть духу. Вырвал. Мотор всхлипнул и заглох…

 И тогда они еще отчетливее услышали бульканье выливающегося бензина, а на ближней ветле что есть духу верещала сорока.
 Заглянув в кабину, парни увидели сидящего на правой, запертой дверке, по бычьи мычащего пьяного мужика.

 Ударился он так сильно, что на время выпал из сознания и теперь старался понять где он и что с ним такое произошло? И кто эти мужики, что так настырно ломятся в отсек его танка? И почему двери кабины сделались люком на крыше?

 Толя попробовал подтянуть его и вытащить из машины, но мужик махал руками и не давался. Тогда он не раздумывая, как в люк, впрыгнул в кабину. Стал вызволять мужика. Бензин продолжал выбегать из раздавленного бака. Сорока злорадно трещала на придорожном тополе.

 «Не брызнуло бы на выхлопную трубу... еще горячая…»  Тревогой пронеслось в голове Семена, когда он, уцепив рукой за ворот блузы горе-водилу, помогал Толе вытянуть его из кабины.

 – Ну, слава Богу. – Облегченно вздохнул Толя, когда они оттащили мужика метров на тридцать от места аварии и усадили на землю прислонив его безвольное тело, словно суслон к телеграфному столбу.

 Бензин продолжал выливаться… Сорока верещала… Зловещее бульканье  слышалось и сквозь ее плач.

 Еще не сообразив, что делать в следующий момент, они увидели остановившийся на дороге тяжелый мотоцикл. В нем сидели два следователя районной прокуратуры.

 Профессионально оценив обстановку, они похвалили ребят за самоотверженность и высокое чувство гражданского долга.

 – А теперь достаньте ка у него из нагрудного кармана права и принесите их мне, – словно своим подчиненным скомандовал старший.

 Толя переглянулись с Семеном. Электрики-высоковольтники – люди профессии строгой. Ошибаться им, как и саперам, дважды редко заказано. И они приучены к дисциплине.

 А в словах «опера», как некоторые из них любили именовать себя не всегда к месту, в неприкрытой безапелляционности тона наши послушные на работе парни уловили нотки претившие им выполнять этот приказ. А больше всего их не устраивало его содержание.

 Да и где же, на какой из дорог России вы встретите водителя, готового лезть в карман другого участника движения и лишать его водительских корочек?

 Глянув друг на друга, ребята смущенно хмыкнули и заявили, что права этому водиле они не выдавали, а следовательно, не им их и отнимать. Кому надо, тот и забирай, а они свое дело сделали.

 Мотоцикл в тот раз завелся с полуоборота и скоро они весело катили по уютному проселку в сторону деревни Содом.