Прости меня, если сможешь

ПРОСТИ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ

(написано на основе реальных фактов)
                1
       Да, вне всякого сомнения, это была ОНА. Но даже в своем разорванном зимнем камуфляже и с ссадинами на лице, она оставалась удивительно красива. Красива той яркой и тонкой восточной красотой, которая бывает только у кавказских женщин. Болезненно морщась, левой рукой она придерживала, висящую на перевязи, обмотанную белоснежным бинтом, раненую руку. При этом старательно не смотрела в мою сторону. Но веки ее тревожно подрагивали, что однозначно говорило о том, что меня узнали. И хотя обстоятельства и обстановка нашей встречи совсем не располагали к воспоминаниям, они, словно поток горного водопада, нахлынули на меня. Нахлынули, чтобы вернуть к моему сознанию, десятилетнюю давность прошлого, произошедшего в Петроазовске.
     Я тогда только начал работать в следствии, и в этой работе, трудной и интересной, мне поначалу было очень нелегко. Работой меня сразу же загрузили по самую завязку, логично рассудив, что лучшая учеба это практика. Конечно, на это уходила много времени, в том числе и личного. По этой причине, и сидел я в жаркий августовский день в рабочем кабинете, с тоской вспоминая мою прежнюю конвойную службу с нормированным рабочим днем и двумя законными выходными. Было уже за двенадцать, когда я совершенно ясно понял, что полезного больше ничего сделать сегодня не смогу. Да и духота вокруг совершенно не способствовала умственным упражнениям. Я, освежаясь, уже неоднократно плескался под краном, отжимался от пола, отгоняя сонливость, но как говорится, работа не шла. Чертыхнувшись про себя, я стал складывать уголовные дела в сейф, твердо решив прийти завтра пораньше и окончить работу. Опечатав кабинет и сдав дежурному ключи, я вышел, наконец, на улицу. Яркие лучи солнца сразу же погнали меня на противоположную теневую, а значит более прохладную сторону улицы. Дома меня не ждал обильный обед, и о питании приходилось заботиться самому. Набрав полный пакет  полуфабрикатов, я направился к своему холостяцкому жилью. Путь, как и всегда, проходил мимо студенческого общежития института. Не смотря на палящий зной, здесь всегда много народа, и этот раз тоже не стал исключением. Вот компания азиатов бурно обсуждает свои проблемы, причем русская речь у них звучала намного чаще, чем родная. Рядом на лавочке, и без того угольно черный негр, загорает с сигаретой в зубах. Возле «Жигулей» два кавказца оживленно беседуют с девушкой, сильно жестикулируя своими руками. Словесных аргументов видимо явно не хватало, и один из парней стал насильно усаживать собеседницу в машину. Та сопротивлялась, причем молча, что меня тогда сильно удивило. Мускулистых, судя по фигурам борцов, парней это сильно забавляло. Окружающих это совершенно не трогало, да и что скрывать, мне совершенно не хотелось ввязываться в историю. Потом, наверняка окажется, что эта одна компания, а ты же окажешься виноватым. Впрочем, одному из парней скоро надоела эта возня. Что-то гортанно выкрикнув, он схватил девушку за волосы и с силой запихнул в машину. И в этот момент мы встретились с ней глазами. С ее голубыми и чистыми, как весеннее небо глазами, которые, безусловно, были главным украшением на ее лице. Неповторимым эффектом они сочетались с ее пышными черными волосами. Она, несомненно, тоже была уроженкой Кавказа. Небольшой с горбинкой нос и черные волосы красноречиво подтверждали это. Однако совершенно белая кожа говорили о наличии в ней и славянской крови. Теперь эти глаза выражали безмерное отчаяние, но при этом она по-прежнему продолжала молчать. Мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы подойти к «Жигулям». Затевать драку я не хотел, и поэтому как можно миролюбивей сказал, обращаясь к одному из кавказцев:
- Послушай, брат, отпусти девушку. Тебе мало тех, кто сами запрыгивают в твою тачку.
   Тот, которому была обращена моя речь, медленно стал подходить ко мне:
 -Тэбэ ишак брат, понил, и валы атсюда пака жыв.
   Добровольно отдать себя в руки борца может только самоубийца или законченный идиот. Попадешь на болевой прием, и в лучшем случае отделаешься переломами конечностями. По этой причине я не стал изображать из себя благородного разбойника Дубровского. Сильный удар головой в переносицу и подсечка обоих ног. Может больше от неожиданности, но мой противник грохнулся на землю, прижимая руки к разбитому носу. В это время с шумом стала раскрываться дверца машины и на асфальт ступила кроссовка, не мало как, сорок пятого размера. Это второй кавказец спешил на помощь своему товарищу. Своим телосложением он даже превосходил его, так что расклад сил был явно не в мою пользу. Оставалось только одно средство. Подскочив к «Жигулям» я еще шире раскрыл дверцу, а потом с силой захлопнул ее, прищемив ему ногу. Раздавшийся после этого вопль убедил меня, что мои труды не пропали зря. Вытащив ключи зажигания, я как можно дальше забросил их высокую траву, обильно росшую возле здания. Огляделся – вокруг все по прежнему. Все заняты своими делами, как будто такие истории происходят здесь ежечасно. Я снова повернулся к девушке. Ее голубые глаза-озера на это раз выражали испуг и удивление.
-Уходи, - сказал я и стал быстрым шагом уходить, как выражаются юристы, с места происшествия.
Через квартал она, задыхаясь от бега, догнала меня. Справившись с дыханием, произнесла:
-У тебя теперь будут большие неприятности. Это братья Мансуровы, они здесь все общежитие «держат». Что хотят уроды, то и делают.
Я неопределенно пожал плечами. Что произошло, то произошло, и сделанного уже не вернешь.
    После всей этой истории мне совершенно расхотелось идти домой. Пакет с продуктами остался на месте драки. Возвращаться за ним, значит ее продолжить. И бог знает, чем она закончится.
-Слушай, а пойдем, куда-нибудь перекусим, - обратился я к незнакомке. - И, наверное, нам пора уже познакомиться. Меня зовут Алексеем.
- Пойдем, конечно. Я Дина, учусь в институте.
   Мы зашли в городской парк, и сели в тенистом кафе под большими раскидистыми каштанами. Пока на кухне готовили заказ, Дина вытирала мне платком, смоченным духами, ссадины на лбу. От ее движений мне вдруг стало необыкновенно легко и хорошо. Словно ушла усталость от напряженной работы за неделю. Хотелось просто сидеть и смотреть на нее, чувствуя тихую радость от общения с ней. В реальность меня вернул официант, принесший заказанное. Проголодавшись, я вовсю налегал на еду, Дина же, видимо только для приличия перебирала вилкой в тарелке. Из динамиков лилась ненавязчивая музыка, совсем не мешавшая нам разговаривать. Она наполовину ингушка, мать русская. Родители живут в Аргуне, недалеко от Грозного. Здесь уже полгода, но учеба не ладится. И вообще вуз не для нее. Скорее всего, она вернется домой и поступит в литературный институт. Я рассказал, ничего не утаивая, о себе. После этого мы долго ходили с ней по многочисленным парковым дорожкам. Неожиданно улыбнувшись своей милой детской улыбкой, она остановила меня возле тира.
-Ну, раз ты военный, давай постреляем.- По десять пулек каждому: кто быстрее и точнее. Идет?
   Служа в конвое, раз в неделю мы стреляли в городском тире из «макарова». И кроме этого ежемесячно сдавали зачеты по стрельбе из автомата. Так что определенные навыки у меня имелись. Сонный тирщик недовольно выдал нам пульки и пошел дремать дальше. И я позорно проиграл, попав в только одну мишень. Дина же поразила все десять мишеней, причем стреляла без упора, держа винтовку на весу.
    -Где же ты научилась так стрелять?- плохо скрывая досаду, спросил я.
-Отец охотник, с детства водил меня на охоту. И еще в школе немножко стреляла из малокалиберной винтовки,-смущенная от своего выигрыша, ответила Дина.
-А почему говоришь это, как будто стыдишься?
Она немного помолчала.
-Видишь ли, оружие у горцев удел мужчин. А женщина - это всегда мать, хранительница очага и должна в первую очередь думать о семье.
Ну, тут же засмеялась своим грудным голосом, тряхнув роскошными волосами:
-Хотя знаешь... Сейчас все перемешалось, и горские обычаи забываются. Живем же не в резервации.
     Мы поднимались на «колесе обозрения», и Дина, как ребенок, радовалась открывающемуся красивому виду на морской залив. Я же смотрел только на нее, совсем близко ощущая пряный запах ее волос, и признаться от этого я совершенно терял голову. Совсем незаметно наступили сумерки, будто кто-то взял и выключил свет. Мы шли по пустынному пляжу, а впереди нас яркий диск солнца все ниже опускался за горизонт. Потом я и Дина сидели на еще теплом  песке и по очереди пили красное вино из бутылки. Вокруг было необыкновенно тихо, и только волны накатывались на берег, напоминая о себе. А затем она первая поцеловала меня, и весь окружающий мир перестал для меня существовать. Только были я и она. Мы любили друг друга и купались в солоноватой морской воде. Плыли вместе по лунной дорожке, и она непременно хотела доплыть до самого конца. Это счастливое безумие продолжалось до самого утра, и только утренняя прохлада вернула нас в чувство. Разыскав немного сухих веток и согревшись возле костра, мы снова предавались взаимным ласкам. Я целовал эти синие глаза – озера и как заклинание повторял про себя: «Ну, пусть они смотрят только на меня, только на меня...»
     Город встретил нас необычной тишиной и изредка ее, нарушая, проезжала ранняя автомашина. Возле общежития мы расстались, и мое предложение зайти к ней неожиданно встретило категорическое «нет».
-Хорошо, ну хотя бы как тебя найти, - настаивал я.
 Дина усмехнулась:
-А не надо меня искать. Дай твой телефон и жди моего звонка.
 Она сдержала свое слово и звонила мне каждый день. Так начался наш такой странный и бурный роман. Борцы-кавказцы оставили меня в покое, после того как я с друзьями зашел к ним в «гости». Но их злые взгляды, которые они, почти не скрывая, бросали на меня при встрече, говорили сами за себя. Любимым нашим с Диной местом стал городской пляж. После полуночи мы оставались там совсем одни, исключая себе подобных ночных парочек. Время летело как на крыльях, и утром кое-как поспав пару часов, я шел на работу. Мою заспанную физиономию видел мой начальник, но пока что мне ничего не говорил. КПД моей работы был чуть выше нулевой отметки, и такое, конечно, не могло долго продолжаться. Но если честно, мне было абсолютно все равно. Потому что вечером меня ждала совсем другая жизнь, вечером меня ждала Дина....И опять время бежало с бешеной скоростью и снова в целом мире были только мы. От этого я терял голову и последние здравые мысли. Но вот что странно об этой счастливой поре я не жалею до сих пор. И если бы снова предложили прожить ЭТО, несомненно, ответил бы согласием.
      Наконец наступил день, когда мой поистине терпеливый начальник сообщил, что мне придется искать работу в другом месте. Я отнесся к этому спокойно и даже равнодушно. Хотя еще какой-то месяц назад, буквально бредил этой работой, мечтая быть следователем. Вопрос моего увольнения почти был решен. Однако судьба, пусть по-своему, но сжалилась надо мной.
     Тот вечер и ночь, как мне было ни удивительно, мы провели у нее в общежитии. Девчонки-соседки по комнате деликатно ушли еще вечером. Нам было снова хорошо вдвоем, и от ее нежных ласок я сходил с ума. Но что-то нехорошее точило меня и как пишут в глупых любовных романах «предчувствия его не обманули». Я уже почти собирался уходить, как Дина тихо произнесла:
-Сегодня я уезжаю.
 От неожиданности произнесенного, а главное от незнания, что делать дальше, я стоял буквальным болваном. Наконец произнес:
-Зачем?! Останься!- Если дело в женитьбе, пойдем сегодня же и распишемся...
Она покачала головой:
-Дело не в тебе и не во мне. Родители меня зовут домой, мать совсем стала плоха. Я единственная женщина в семье, а значит надо ехать помогать отцу.
Меня признаться покоробило упоминание о родителях, и я эгоистично бросил ей:
- А обо мне ты не подумала?
Дина положила мне руки на плечи, и словно читая в моих глазах наше будущее тихо сказала:
-О тебе, Лешенька, я подумала, прежде всего. О тебе и обо всем, что нас связывает. - Мне хорошо с тобой, так хорошо, что я забываю все на свете. Но впереди у нас с тобой ничего, и не потому, что я этого не хочу. Ну, подумай сам: какие из нас муж и жена? Кроме того, мои родители хотят, чтобы я вышла замуж у себя дома...
Я обескуражено молчал, а она снова смотря мне в глаза своими синими озерами, произнесла:
-Не расстраивайся. Мы с тобой обязательно еще увидимся, верь мне. И прости меня, если сможешь...
  В этот день я не пошел на работу, хотя мне это грозило большими неприятностями на службе. На железнодорожном вокзале я долго глядел вслед уходящему поезду, деловито постукивающему колесами. Смотрел, словно впервые, на зеркально гладкие и тянущиеся до горизонта рельсы. На душе было бесконечно тоскливо, словно с Диной уехала частица самого меня.
 После отъезда у меня появилась масса времени, которое я, чтобы забыть о НЕЙ, целиком отдавал работе. Я допоздна находился на службе, проводя там следственные действия. Большую часть выходных тоже работал. А мой начальник уже не думал меня выгонять и даже ставил в пример нерадивым сотрудникам, хотя ко всему этому я относился с большим безразличием.
   
                2
   
ВОСПОМИНАНИЕ О ТЕБЕ

Ты вспомни, как когда-то мы,
гуляли на пляжу песчаном,
луна светила нам двоим
и море билось о причалы

Кругом была такая тишь,
как будто мы одни на свете,
с тобой мы плыли по волнам,
смеясь и балуясь, как дети

Когда ж пришел час расставанья,
Ты уверяла все меня,
о нашем  будущем свидании,
просила ждать тебя всегда

                Прошло уж много лет и вот такая встреча
Какой и видеть не хотелось в страшном сне,
Война нас разделила, все калеча,
Круша и пожирая все в огне

Как сложится и что ждет
меня, не знаю,
пусть зло не открывает в доме дверь
но о тебе, любимая, воспоминанья
не позабудутся, поверь!

    Шло время, а оно, что бы ни говорили, хороший лекарь. Личная жизнь у меня так и не сложилась. Безусловно, женщины у меня были, но так получалось, что они не задерживались в моей жизни. Виной этому, скорее всего, был мой неуживчивый характер. А может, потому что я всегда сравнивал каждую женщину с НЕЙ?! И всегда это было не в их пользу. Прошло десятилетие, а Дина так и не дала о себе знать. Я много раз собирался ее разыскать, благо такие возможности в моей работе были. Но каждый раз, словно неведомая сила удерживала меня от этого.
       На службе у меня, наоборот, дела шли в гору. Я был той самой палочкой-выручалочкой, которой всегда найдут работу. Той рабочей лошадкой, которая все равно тянет в гору, сколько бы ей не накладывали на повозку. Все  свободное время я отдавал работе, и это объяснялось довольно просто тем, что дома мне вообщем-то делать было совершенно нечего.
   Наступил 1999 год. В стране по-прежнему не было той стабильности и уверенности в завтрашнем дне, как это было в советские времена. То там, то здесь, в регионах появлялись так называемые «очаги напряженности» и «горячие точки». Сотрудников милиции же направляли туда для оказания «практической помощи» на местах. Вскоре пришла такая разнарядка и в наш отдел. Понадобился следователь для полугодичной командировки в Северо-Кавказском регионе. Но, оказалось что, кроме меня и ехать некому. У одного сослуживца были дети, другой не может ехать по состоянию здоровья. Третий же - без всяких выдумок заявил, что никуда не поедет и готов, хоть сейчас положить рапорт об увольнении на стол.
 Вообшем я поехал, и ничего там хорошего не увидел. Нищета, голод и бесконечный страх перед непредсказуемым завтрашним днем. А вдруг снова война? Ведь ее только интересно в кинофильмах смотреть, развалившись дома в удобном кресле.
   К каждодневным обстрелам я привык уже через пару недель. Причем наш райотдел обстреливали не только боевики. Один раз в патруле, задержали группу, что называется вусмерть пьяных солдат-контрактников. Напившись самопальной водки, эти «рэмбы» устроили стрельбу по райотделу милиции. Возбужденное уголовное дело в отношении них передали на дальнейшее рассмотрение в военную прокуратуру.
   Шли вовсю боевые действия, и в следственный отдел каждый день доставляли задержанных бандитов. Многие из них из них были ранены, и допрашивать  приходилось прямо в больнице. Большое беспокойство доставляли и бандиты, действующие в одиночку. Таких труднее всего было выявлять и задерживать. А тут еще объявился бандитский снайпер, охотившийся исключительно за офицерами. Ежедневные засады на бандита ничего не давали, словно он наперед знал все наши планы. Последней жертвой боевика стал наш отделовский доктор, выехавший на место происшествия со следственной группой. В медицинской помощи он не отказывал никому. За отсутствием роддома местные привозили ему рожениц прямо в санчасть отдела. Для многих жителей он давно стал, как своим. А теперь он сам, тяжело раненый, оказался на больничной койке в Моздокском госпитале. И только лишь после этого случая, к нашим сыщикам пришла информация......
       В четыре утра меня подняли с постели. Ледяная вода из рукомойника сразу согнала с меня сон. Сначала в мой рабочий кабинет зашел Кузьмич, начальник нашего уголовного розыска. Молча положил мне на стол СВД (снайперская винтовка Драгунова-А.Р.), и устало бросил:
- Все-таки задержали эту подлюгу.- Вот, возьми вещдок по делу, и обрати внимание на приклад.
   Весь приклад оружия был испещрен зарубками от ножа. Мне невольно стало не по себе. Вот лежит безмолвное свидетельство и доказательство многочисленных смертей. Впрочем, винтовка сама по себе не стреляла, и спусковой крючок нажимало разумное вещество-человек.....
     А потом в кабинет завели ЕЕ. Я оцепенел от такой встречи и от сбывшегося, сказанного тогда Диной, пророчества. Безусловно, не такой нашей с ней встречи я ожидал. Она болезненно морщилась, придерживая раненую руку, и Кузьмич, перехватив мой взгляд, по - волжски окая, пояснил:
-Сдаваться, понимаешь, не хотела, и пришлось подстрелить маленько.- И пусть благодарит бога – еле удержал своих ребят от самосуда.
-Кузьмич, - скорее попросил, чем потребовал я,- мне надо ее допросить.
- Ухожу, но будь с ней поосторожней. По глазам вижу, что фанатка, и если что, ребята рядом будут.
    За Кузьмичом закрылась дверь, но мы оба продолжали молчать. Она по-прежнему была вызывающе красива, однако ее, когда-то такие привлекательные глаза, стали какие-то опустошенные. Наконец она не выдержала:
- Ну что смотришь, или не узнал? И почему вроде бы огорчен! Вам радоваться надо. Вы теперь герои, вас теперь наградят...
-Мне таких наград не надо, - произнес я.
- Зачем тогда приехал, что ты здесь потерял на моей земле?
-Подожди, не надо так,- попросил я.- Я не ожидал тебя увидеть здесь. А приехал, потому что направили. Ты ведь знаешь, я военный. Но как ты могла ЭТО ДЕЛАТЬ?!
   Дина неожиданно для меня зло и совсем по-мужски выругалась:
-А как могли убить моих родителей ваши летчики, разбомбив наш дом. Из-за них я осталась почти совсем одна....Ты знаешь, что такое потерять близких тебе людей?!
- Когда-то и меня ты считала близким или разве не так?
Она промолчала, а потом подошла вплотную к моему столу.
- Аллах уберег меня еще от одной смерти. Ваши плохо меня там обыскали, ведь я хотела себя взорвать прямо здесь.
   С этими словами Дина выложила на стол «эфку», взрыва от которой было достаточно, чтобы разнести нас обоих в клочья. И этой же рукой, как тогда, в те незабываемые для меня времена, погладила меня по лицу.
   А потом мы снова были вместе. И снова я целовал ее лицо и гладил руки. Загрубелые руки, от которых теперь так сильно пахло порохом.... Привел нас в чувство сильный стук дверь, которую я закрыл на замок. Зашел Кузьмич и удивленно посмотрел на мой, совершенно чистый лист протокола допроса.
-Алексей, оформи задержание и в камеру ее, а мне надо уже выезжать. Опять подорвали БМП на фугасе.
С этими словами он снова вышел.
- Я ничем тебе не смогу помочь, разве что оформить чистосердечное признание
, - смотря в сторону, произнес я.
На ее лице снова появилось то нехорошее выражение, как тогда, когда она рассказывала мне о гибели родителей:
-А кто тебе сказал, что мне нужна чья-та помощь! Хотя......попросить все же хочу, поскольку просить уже больше не кого.
 При этих словах она вздохнула.
-Послушай меня внимательно, Алеша. Меня, наверное, осудят очень строго в назидание всем. Но  в тюрьме я все равно сидеть не буду.... Но дело даже не в этом. В Моздокском доме-интернате у меня находится сын. Он твой тезка и ему уже исполнилось девять лет. Помоги ему вырасти нормальным человеком, пусть он будет памятью тебе обо мне, о нашей с тобой любви. И еще. Прости меня, прости за все, если сможешь...
     Дину увели, а я еще долго угрюмо смотрел в одну точку на столе, словно там был ответ на то, что мне делать дальше.
                3
          Я продолжал сидеть в кабинете директора интерната, хотя заявление о усыновлении уже давно было мною написано. Пожилая усталая женщина в очках, еще раз просмотрев все поданные мной бумаги, произнесла:
-Не понимаю...Мы безусловно все еще раз проверим, но сейчас, не понимаю вас. Если бы он был еще маленьким, тогда понятно. А так Леша уже довольно взрослый ребенок, все понимает. Вам с ним будет нелегко. У него во время войны погибли дедушка с бабушкой. От матери уже три года нет никаких вестей, за исключением денежных переводов вначале. Леша считает, что она тоже погибла. Это все озлобило подростка, и он с недоверием относится даже к нашим воспитателям. Зачем он вам, скажите честно? Ведь мне далеко не безразлично, в какие руки попадет мальчик?
      Я молча поднялся, и направился к двери. И уже, взявшись за ручку, сказал:
- Вы не беспокойтесь за Лешу, и поверьте мне. Я сделаю все, чтобы у него в жизни все было хорошо. А руки, в которые он попадет, не подведут, потому что они отцовские р