Вместо предисловия

По мнению Л. Андреева война имеет две летописи, одинаково достоверные и одинаковые важные для суждения о ценности войны!
Так же и история – официальная это летопись из фактов в широком смысле, событий, чисел, имен, материала академического и невнятного, ограниченная датами и цифрами.
Но одновременно с колоссальной, отшлифованной  действительностью всегда творится и легкокрылая легенда, и эта «творимая легенда», по прекрасному выражению Сологуба, и есть в сущности настоящая доподлинная история человечества, глубоко достоверная и истинная в своей фактической недостоверности.
Если первую обрезали, «ампутировали» так, что остался только скелет, косточки которого и «обгладывают» историки, вторую отдали на поругание и стараются предать забвению, предварительно одев в крестьянский зипун, заштопанный белыми нитями «воспоминаний».
И теперь, когда время начинает сглаживать в памяти живые воспоминания, а искусно навязанная политика ретуширования об «упоительных в России вечерах», неплохо заглянуть в эту летопись, чрезвычайно приятно и столь же полезно, ибо она нередко разрешает наши сомнения: когда именно было задумано такое-то дело? Когда оно было закончено? Как оно шло? Как завершилось?
Это – старинный обычай, и я думаю, что неплохо было бы каждому освежить его у своего камелька - монитора. А я себя считаю глупцом, что не придерживался его.
Дух эпохи, фактическое настроение и состояние страны  проглядывает даже в курьезных сообщениях. Вот что писали российские газеты в 1912 году:
«Из школ изгоняют портреты Толстого, Тургенева, Павленкова,
даже... Пушкина. Запрещают читать того же Толстого, сказку Пушкина «О попе – остолопе», не упоминая уже «страшных» имен Писарева, Герцена и многих других. Гоголевский «Ревизор» попал в разряд «вредных пьес». Зато двери школы услужливо открываются для...
— Вяльцевой!
Ведь, «несравненная».
В Курске под концерт шансонетной певицы Вяльцевой было отдано помещение первой женской гимназии.
Доживем, может быть, до того, когда школы станут отдаваться
под оперетки, цирки, канатоходцам».

«В Петровском уезде, Саратовской губернии, - по сообщению «У.
Р.», - крестьяне села Козловки, решили не платить отцу Bacилию за требы по его таксе.
— Проучу, проучу вас, забастовщиков! - пригрозил им батюшка.
Достал святцы, просидел за ними до глубокой полночи и  составил список:
Авдидакс, Акиндин, Гад, Иуда, Истукарий, Псой, Поплий, Пуплей.
И сталь давать эти имена сыновьям «забастовщиков».
На другой выписке у него были имена для новорожденных дочерей «забастовщиков»:
Гелендуха, Кикилия, Мастридия, Проскудия.
При первых же крестинах у «забастовщика» отец Василий окрестил дочь вместо Акулины - Проскулией...
— Батюшка, да куда-ж я денусь с Паскудией-то!...-  ее и замуж не возьмут, - взвыл несчастный.
— Будете платить полностью по таксе, не будут и дочери ваши Паскудиями…
Ocтpoyмиe жизни, как видите, может опередить oстpoyмиe всякого анекдота».

Здесь нет хронологии, события даже в ту далекую эпоху дореволюционной России нашли отражение в произведениях классиков, но в художественной литературе они не акцентируются, а служат просто фоном фабулы произведения.
Это хроника, для размышлений и немного опровержений, для безоблачных, «упоительных вечеров», а на фронте:
- «Корнет Рабинович, налейте вина»… - где инородцы, не имеющие гражданских прав, составляли значительную часть русской армии.

Век минувший.
Я часто думаю о «повреждении русских нравов» и часто спрашиваю себя:
— Отчего это не проходит ни одного дня без того, чтобы газетные листы не принесли известий о новых денежных панамах? Отчего не бывает ни одного думского заседания без того, чтобы с государственной кафедры не говорили о политических шулерах и о торгово – промышленных жуликах?
Неужели же, в самом деле, мы хуже людей, и неужели в натуре русского человека лежит какая-то особенная, ему одному свойственная склонность к нечистым путям обогащения?
Но, кажется натура здесь не причем, потому что хищные клыки растут не только во рту русских людей и потому-что жадность, алчность, корысть появилась на земле вместе с рождением человека.
Во всяком случае, наш Плюшкин вполне соответствует европейскому Гарпагону.
Но вот о русских хищниках пишут, кричат, злословят, а о французах, об англичанах и даже о немцах молчат.
— Отчего это?
Конечно, здесь дело, по видимому, только в том, что Европа давно выдумала хорошие замки и для частной, и для общественной, и для государственной собственности:
— Хорошие законы, хорошие суды, хорошие чиновники, хорошая полиция, хорошее политическое устройство.
Но мы в этом отношении еще совершенно первобытны.
Историю русских богачей стыдно порою читать, потому что в этом отношении «век нынешний и век минувший» ничем, решительно ничем не отличаются друг от друга.
Помните ли вы светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова, этого «славного птенца» из гнезда Петрова?
У него было 100 тысяч крестьян, 6 собственных городов, 4 миллиона звонкой монеты (по нашему счету 32 миллиона), да 9 миллионов лежало в лондонском банке... У него было 105 пудов золотой посуды, большие сундуки с жемчугом, с бриллиантами, с бурмицкими нитями, с ожерельями, запястьями, тысячными пуговицами и пр. и пр.
Словом, это был самый богатый человек в Европе.
Нo в то же время это был вульгарнейший взяточник, типичный проходимец, казнокрад, и низкопоклонный, презренный попрошайка.
Он поминутно «нижайше», «слезно» и «рабски» просил Петра и Екатерину о подачках, просил о «пожалованиях» и занимался спекуляциями не хуже нынешних мародеров!
А государственный канцлер, барон Шафиров, который, сидя на золоте, торговал кожами, салом и ворванью?
А граф Роман Илларионович Воронцов, которого современники называли не иначе, как «Роман - большой карман» и которому насмешливая Екатерина Великая прислал в подарок «двоезнаменующий» знак, монаршей милости в виде огромного, похожего на мешок, кошелька?
А графы Шереметевы – Борис Петрович, который, по выражению Петра, «главно похозяйничал» в Лифляндии, и сын его, Петр Борисович, о котором кн. Щербатов писал, что он не носил, а «таскал» свое имя?
А князь Гагарин, который подковывал своих лошадей золотыми подковам и который впоследствии был пытан, бит кнутом и повешен за мародерство?
А кн. Кольцов – Масальский, разделивший участь кн. Гагарина за расхищение соляных промыслов.
А графы Зорич и Завадский, промышлявшие фальшивыми ассигнациями?
А Пушкины, занимавшиеся сбытом фальшивой монеты?
Таковы были те корни, те исторические традиции, которые прошли сквозь дремучие леса русского средневековья, и докатились
до вашего времени.
Но не следует, однако, думать, что у европейцев в это время были другие нравы, и что их богатства слагались иными, более нравственными путями.
У нас это было только ярче, непосредственнее и откровенее.
Наш кн. Голицын богатейший человек в Pоccии, и временщик при царевне Софии, «не удержался» и похитил, зарывши у себя в погребе, дорогую гетманскую булаву.
А наша светлейшая княгиня Наталья Петровна Голицына зарабатывала милости шутовством и публичным пьянством.
Так, в 1724 году «государыня изволила пожаловать светлейшей княгине 23 червонца, чтобы она плакала по сестре, и она плакала того же числа, 10-го апреля ее величество изволила бросить на пол светлейшей княгине Наталье Петровне 10 червонцев за то, что она выпила при столе два кубка английского пива, 20 червонцев за то, что выпила два бокала вина виноградного, 15 червонцев за большой кубок венгерского вина, 5 червонцев было положено в другой кубок, но она его не выпила и денег не получила.
Повторяю: таковы была нравы и таковы были обычные способы обогащения.
Все зависело от милости, от улыбки, от случая, от «счастья».
Но если посмотреть, да посравнить век нынешний и век минувший, то разница окажется только в масштабах, только в подробностях.
Но никак не в существе дела.
Чем, в самом деле, отличается член Государственного Совета г. Офросимов от какого - нибудь канцлера Шафирова? Один торговал кожами, другой торговал салом и ворванью. Но оба одинаково спекулировали и «не зевали».
Или чем отличается современный сановник, который выдал сыну «подъемные» на проезд в Сув-к-кую губернию (занятую неприятелем), от светлейшего князя Меньшикова, который выпрашивал пуговицу у царицы?
A бобринский суперфосфат? А балашевский лес? А воейковская «кувака»? А короли сахарные, железные, мануфактурные, керосиновые?
А мукомолы, кожевенники, железнодорожники, рыбники, банки?
Оглянитесь кругом, загляните во все щели денежной жизни страны, и вы всюду найдете прототипы петровских, елизаветинских и екатерининских времен.
Изменились только масштабы, только приемы спекуляции, но не изменилось ни сердце человеческое, ни понятия о достоинстве и чести.
А главное, в наше время, почти не изменились способы защиты ни частного, ни общественного, ни государственного достояния.
И в этом мы роковым для нас образом отстали от Европы.
В Европе уже давно выдумали хорошие замки, а мы по-прежнему завязываем наши денежные сундуки «лычком».
В Европе и закон, и суд, и, парламентский контроль, и свободное смелое слово газет.
А у нас – «лычко», одно только «лычко» и ничего кроме «лычка»…
«Киевская Мысль» 1916 год.