Бастык Сайлаубек

К одному человеку на огонек завернул путник. Был тот путник сед, суров, изможден от дальних дорог. Тихим голосом попросился на  ночлег. Скучавший хозяин в радости что  нашел “свободные уши” принял его, усадил за стол, забросав вопросами:
– Где был, что видел, как там в дальних краях люди живут?
Стал рассказывать путник о горе-страданиях, которые  довелось ему испытать, о высокой, чистой как утро в горах,  великой любви. О войнах, в которых брат идет  на брата, о крови людской, текущей  вперемежку с черной золой от пепелищ.
Стал говорить о незаживающих ранах на сердце, оставшихся после всего  увиденного, испытанного.
И тогда хозяин произнес, прерывая откровение путника:
– Да, что ты можешь знать о жизни этой, я же али-ментщик.
Вот так. Каждому свое. Так было  написано мудрыми людьми.
Каждому свое. Богу богово, а  гаишнику – гаиш-    никово!
С детских лет, когда еще КПСС была  прочной, а Союз нерушимый, в семье  Сайлаубека слышались тосты:
– Пусть ваш сын вырастет здоровым, красивым,    пусть станет гаишником,  пусть станет бастыком гаишников!
Он тогда плохо понимал, что-бы это  значило. Лишь с возрастом, когда  научился считать деньги, понял Сайлаубек, силу и могущество Гаи.
И он не ошибся, поступив и окончив  школу милиции. Рухнул, как колосс  на глиняных ногах, СССР, экономика  впала в кризис. Повсюду была разруха. Люди ходили мрачные, как в годы войны. Никто не знал, что-же будет завтра. Лишь в Гаи не было кризиса. Лишь в Гаи даже смуглые лица были светлые. Сытые, уверенные в завтрашнем дне. Да не только в завтрашнем. Эта чудо-палочка, полосатый  жезл, воистину была волшебной. Вот и не верь после этого в детские сказки.
А теперь, ее модернизировали. Она  теперь с красным фонарем на конце. Оттого Сайлаубек стал чувствовать  себя еще мощнее.
– Че там Илья Муромец, со своей булавой по сравнению со мной. Вот я! Махнул палочкой, и десять баксов как  с куста –бахвалился он пьяный, сидя в ресторане, измазав рот в красной аджике, поданной к шашлыку.
Оттого, выглядел Сайлаубек грозно,  если не сказать зловеще, что рот его  казался испачканным в крови.
– Я теперь собственный радар приобрел. Из Москвы ребята прислали. Вообще работать лафа стала. Машина под жопой государственная. Спрятал ее в кустах и  ждешь. Не проходит и минуты, кто-нибудь, да и вылетит, превышая скорость. Да мы, сами зачастую, как надо срочно заработать,  знак поставим, сорок. И как мотыльков летящих на свет, хлопаем. А под  утро  ко сну клонит, тут самое главное выстоять,  самая пахота. Из ночных клубов, с  ресторанов едут, из них многие употребившие. Вот тут не зевай. Стольник баксов с тачки, к утру бывает тысяча зеленью в кармане.
– Неужели правда? Редко какой бизнесмен может похвастаться такой прибылью, – восхитилась ярко накрашенная Ляззат.
– Ну и дура ты! Бизнесмену надо пахать  и пахать. У нас тоже конечно не мед. Я вот  взводный. А ротному надо отдать пятьдесят процентов. Иначе держать не будет, если не можешь  лавэ зарабатывать. А он батальонному  отстегивает, бастыку, бастык крупным  агашкам. На том и стоим!  И будем стоять!
Сайлаубек ленивым движением толстого как сосиска, пальца согнал с офицерского погона большую, зеленую  муху, покривившись.
– Сайлаучик, да ты просто лапочка, заинька, рыбка моя! – пропела Ляззат, проглотив сочный кусок шашлыка – ты же  не забыл,  что обещал мне шубку норковую подарить? Она игриво склонила размалеванное личико с раскосыми глазами на тяжелую грудь офицера.
Предстоящая ночь обещала быть страстной, в случае правильного ответа. И он не поскупился на слова.
– Ну что ты, козочка моя! Разве похож твой Сайлаубек на болтуна? Будет тебе шубка, не сомневайся. Ты только меня жарче целуй, вытягивай самую сладость с кончика языка  моего.
Ляззат преданно прижимаясь к взводному  еще сильней весело смеялась.
А позже на широком белом ложе ее уютного гнездышка, сливаясь, разметались их обнаженные, белые как сахар, тела.
Тело Ляззат пухлое точно сдоба, аппетитное, недаром у других гаишников слюна течет при виде ее, елозило по растекшемуся брюху Сайлаубека.
А потом, когда он довольный, насытившись  ее горячих ласк, уснул, то приснился ему дивный сон: “Будто-бы сидит он тучей в большом, овальном, похожем на юрту, кабинете.
К нему заискивающе сложив на груди руки, подобострастно кланяясь, входит его зам и произносит:
– Бастык-ага, батальон на развод построен.
Не поднимая глаз, рассматривающих  в модном журнале тела обнаженных точно пери, девиц, он буркает:
– Казыр келем! Турсын!  Сейчас приду! Пусть стоят!
Через некоторое время отложив журнал  в сторону, он выходит из кабинета- юрты, становится на эскалатор, который спускает его вниз и ясно слышит как за  углом в страхе передается по цепочке точно  эхо:
– Бастык едет! Бастык едет!
Зазвонивший китайский  будильник, не давший досмотреть сон про батальон, где от каждый головы в месяц по сотке баксов, разозлил его. Сайлаубек в гневе смахнул  будильник на пол. “Это-же сколько с батальона соберется? – попытался подчитать  он в сонной голове. Однако надо было спешить к разводу. Бастык не терпел опозданий.
Рабочее утро южной столицы  всегда так  похоже одно на другое. И это было очень скучно  хотя для Сайлаубека хлопот хватало.
Дороги города были забиты автомобилями. Они шли плотными рядами, точно солдаты на  марш-броске. В основном, иномарки. Новые и подержанные, Последних больше. Среди них  нет, нет да и проскальзывают отечественные,  хотя какие они теперь отечественные, российские. Жигули. Если случалось им, Жигулям, высовываться в первой  ряд, тут-же раздавались сердитые, возмущенные, мощные сигналы “Лексусов”, “шестисотых”, “крузеров”.
Мол: “как смеешь ты своим нечистым рылом!...”, Лезть в первый ряд.
– Все в жизни социально! – философствовал  Сайлаубек, невыспавишися после бурной ночи, проведенной с Ляззат. – “Квадратики” “Гелены”, “крузеры”, “мерины” в первом ряду должны идти, во втором вперемешку “Максимки”, подержанные “стодвадцатьчетвертые”, прочая б/у а уж “жиги” как ниже среднего, в третьем, вдоль обочины. Логика Сайлаубека была  убийственной.
Он, когда тормозил “квадратики”, то сам подходил к крутой автомашине.
– Нюх нельзя терять, – так считал он. К “япошкам”, “стодвадцатьчетверкам” направлялся, но выжидал, когда водитель сам  выйдет. Тут он был настоящий психолог. По тому как быстро машина подчинялась взмаху его волшебной палочки, как резко, испуганно она сворачивала на обочину, через сколько секунд выскакивал водитель, мог  определить старший лейтенант социальный уровень хозяина автомобиля. А уж останавливая “жигулек”, тут он,  отпускал себе вожжи. Если было настроение подергать водилу, пощекотать тому нервы, он начинал  с долгой проверки документов. Затем  просил открыть капот и скрупулезно сверял номера шасси, двигателя. Видя краем глаза как пританцовывает “водила”, требовал предъявить огнетушитель, аптечку.
– Тэ-э-к! А почему, товарищ водитель, вы ездите без ремня? Что? Не волнуйтесь,  сейчас я выпишу вам штраф и вы преспокойненько отправитесь дальше.
Сайлаубек неторопливо взмахивал волшебной палочкой, останавливая еще одну “жигу”,  краем глаза видя как водитель предыдущей, суетливо комкает в ладони купюру.
– Командир, пожалуйста, ради бога, ну я очень  спешу. Прими, прошу тебя. И отпусти, а? Я поеду.
Он уже совал сзади, ловко, в полураскрытую ладонь его купюру. Сайлаубек, не глядя, точно знал сколько и возвращал нерадивому документы.
– Впредь пристегнутым надо ездить! – нравоучительно выговаривал он, на ходу  вычеркивая  отработанный материал из памяти.
Из бодренького “мицубиси”, гнавшей точно  за рулем сидел по меньшей мере Микаэл Шумахер, выскочил разболтанный, борцовского вида шустрый казачонок, стриженный под площадку.
Поправляя толстенную витую золотую цепь на шее, он подкатил к Сайлаубеку.
– Чо, старшой, проблемы?
– Нет проблем. Проблема у вас. Вы нарушили скоростной режим в черте города. Ваши документы, пожалуйста! – вежливо  попросил он.
– Да ты че, старшой, не узнаешь, что меня?
Сайлаубек вгляделся в наглое лицо. Он его видел впервые.
“Бандит;  Шестерка с какой-нибудь группировки” – определил он точно – Документы  предъявите, – вновь потребовал, теперь уже закусив удила.
– Слушай, братан, в Талдик на днюху торопимся. Праздник у кента. Не омрачай дорогу, лады? Вот полтинничек баксами.  За твой нелегкий хлеб, считай что мы здесь не проезжали.
Солнце  стояло в зените. Было очень жарко. Асфальт плавился под ногами.  “Надо-бы в тенечек, отдохнуть, минералочки отхлебнуть”, –  подумал Сайлаубек.
“Ишь как напирает! Поразвелось их, кривоногих, с бандитской площадкой, как паролем. Можно, конечно, заставить его сбавить тон. Э-э-э, да  какая разница, все равно полтишок на дороге  не валяется, возьму. А будет гнать, убьется, туда  ему и дорога. Зачем мне врагов наживать. Такой и  пальнет ночью.”
– Давай свой полтишок, да не ори, как  потерпевший. А то отгоню сейчас на экспертизу, а тачку  на стоянку. Быстро твой гонор слетит.
– Да будет тебе, братан. Чо нам друг-другу  жути гнать. Держи. Твое. Честно заработал–золотоносный борец сунул потный полтинник  баксами.
– Давай командир. Неси службу-покровительственно ляпнул кривоногий, удаляясь.
– Давай, давай! – многозначительно произнес Сайлаубек и понюхал полтинник, он вонял потом.
– Деньги не пахнут – отрезал в мозгу старлей.
В этом месяца  он планировал прикупить мебели на квартиру. Располневшая жена его, найманка, совсем запилила.
“Целый день пашешь, пашешь, придешь домой, а там она. То ей то не  то, то ей это не так. Скентовалась с женой ротного, на нее и равняется. А ротный-то поболе имеет –  злился Сайлаубек в мыслях, направляясь в тенек.
“За пацана в колледж надо отвалить, специализированный какой-то. Зато будет не хуже чьих-то. Хотя-бы взять комбатовского. Тоже в одном  колледже с моим учится. Да и с “субарой” надо покончить”.
Месяц тому назад эта “субарка” сбила старушку. Та, бедная, по пешеходной “зебре” плелась. А после дождя от асфальта отсвечивает. Вот тут-то “субарка” и выскочила. Тр-а-а-х! И бабуся лежит. А ему повезло. Он домой возвращался. Злой. Целый день был не в масть. Когда дождь, вообще никакой работы. А тут улица пустынна, лишь впереди “субарка” и он сзади на служебке. Ну он сразу догнал, тормознул. За рулем коммерсант  поддатый сидит. Взмолился.
– Забери машину, только это не я.
Понял Сайлаубек что это его случай. И не стал упускать его. Заставил водилу оттащить  бабку с “зебры” на проезжую часть, а самого  за хобот  и в круглосуточный нотариус. Переоформил, как милый. На найманку. “Теперь надо бы ей морду подшлифовать”, он имел ввиду “субарку”.      
“Зато найманка угомонится, прекратит рыскать за мной, когда я с Лязаткой забавляюсь.”
Он стоял возле “служебки”, промокая платочком, положенным заботливой Лязаткой, непрестанно выступающий крупными каплями пот.
Как вдруг ударил себя по лбу и тут-же взглянул на часы. Было около шестнадцати. Он выхватил из кармана “сотку” и спешно набрал найманку.
– Ало! Мен гой! Ты почему не звонишь, сегодня же гости у нас  соберутся! – набросился Сайлаубек на жену.
– А ты сам не помнишь, что сегодня твой день рождения? Заработался, милый! – сбавила она  тон. – Бросай все и пулей домой. Гостей-то  наприглашал!
Сайлаубек захлопнул телефон, отключаясь. Достал из кармана деньжата сегодняшние. Подбил. Негусто. Всего около полторы сотни баксов.
“Хорошо, этот Шумахер пропылил. А то и этого-бы   не было”, – успокоил он себя.
Застолье удалось на славу. Найманка расстаралась. Чего только не нагромоздила на стол. Икра и черная и красная, и какая-то белая, оказывается, бывает. Истекающие желтым жиром казы,  тающая во рту карта. Грибочки с крохотными шляпками. Серебристая селедочка под запотевшую из морозильника водочку. Сочные дольки лимончика, поливать форельку. Вина грузинские, французские.
Приглашенные все пришли. Сам комбат уважил. Пришел с женой. Жена сухая, как доска. У ротного – модница, ультрасовременная. Своевременная, как они шутят.
Сайлаубек режиссера позвал. Чтобы с культурной стороны был представитель. Налоговика знакомого. И таможенника.
– Пусть будут. Пригодятся. Много не сьедят, не выпьют. А держаться мы должны вместе. Рука-руку моет, – подумал он мудро.
К горячему бешбармаку, подали золоченную, хрустальную рюмку комбату. Сайлаубек сам суетливо наполнил.
– Агатаю, тост! – провозгласил он.
Найманка захлопала в ладоши. Гости поддержали.
Комбат, подполковник, поднялся из-за стола. Был он светлолиц, надменен.
– Когда я был маленьким, в нашем  доме гости, произнося тост, произносили  следующее пожелание. Они желали моим родителям полный дастархан,  высокого шанырака, и чтобы я вырос  по жизни до бастыка. Я тогда слабо  понимал значение этого тоста. Но теперь  с высоты занимаемой должности  осознал. Хочу, дорогой Сайлаубек вручить  тебе главный подарок. Это – тут комбат напрягся, многозначительно,  замолчал. Гости зааплодировали. – Это, капитанские погоны! – бастык вынул из внутреннего кармана погоны с четырьмя звездочками и под рукоплесканье присутствующих вручил их Сайлаубеку.
– Ты хороший братишка! Ты член моей  команды. Держи нюх всегда по ветру. И не  забывай с чьей руки ешь! –он покровительственно похлопал подчиненного, искренне смутившегося, по плечу.
Сайлаубек бросился наливать всем.
–Ну, давай, скажи что нибудь нам, именинник! – позволил бастык.
Рука, держащая высоко хрустального рюмку, наполненную до краев водкой, предательски  задрожала, это была рука, теперь уже  капитана, Сайлаубека. Он вспомнил свой сон и затуманившимся взором посмотрел вдаль комнаты, вверх, выше потолка. Стена  и потолок раздвинулись. Он увидал себя ясно, отчетливо. Совсем в недалеком будущем. Уверенным, подтянутым, значительным. Бастыком. И произнес. Голос был благодарный, уважительный, но не мечтающий, а убежденный.
– Бастык есть бастык. Сайлаубек  тоже станет бастыком!
Гости зааплодировали. Теперь уже ему.