Ночные рассказы

      Июнь - время отпусков. И хотя я заказала билет заранее, досталась мне верхняя полка.

     Вообще, против этого, я ничего не имею, просто на этот раз, мне не повезло с попутчицей, у

     Которой было нижнее место. Это была еще молодая, но уже полная женщина с приветливым румяным лицом. Из короткого разговора с ней, я узнала, что она  работает крановщицей на Ижорском заводе. Перед отъездом она не успела выспаться
после  ночной смены, и взяв у проводницы постельное белье, почти сразу, легла спать. Естественно, что сидеть на нижнем месте, мне было неудобно. Залезать на верх, не хотелось и я, чтобы убить время до сна, бродила по вагону, мешая остальным пассажирам.    

     Второй моей спутницей, оказалась худощавая женщина лет сорока с претензией на аристократичность. Она была из тех людей, которые, всю свою жизнь, кого-то играют. Как только поезд тронулся, она пошла переодеваться, и вернулась совершенно преображенной. Ее появление, было подобно шаровой молнии, влетевшей в форточку. В первый момент, я словно ослепла от яркости ее наряда и лишь потом, разглядела его. На ней был шикарный, до самого пола, японский шелковый халат малинового цвета, с ветками цветущей сакуры. Из-под халата выглядывали розовые атласные туфельки с большими помпонами. В этом одеянии она выглядела куда шикарнее, чем в своем черном платье. Жаль только, что наряд ее не вя¬зался с вагонной обстановкой.

 
     Когда я вернулась из очередного обхода, аристократка, как я прозвала ее мысленно, сидела за столиком и, оттопырив оба мизин¬ца, обгладывала большую кость. Заметив мой удивленный взгляд, она сказала не без жеманства:
    -Обожаю грызть кости!
 
     Машинально посмотрев вверх, я увидела маленького человечка с рыжей квад-
ратной бородёнкой. Он был очень похож на мужичка-лесовичка. Мне он показался
таким необычным, что я, от удивления, раскрыла рот пытаясь что-то произнести, но так ничего и не сказала.

     Сидел он в необычной позе, уперев руки в вытянутые ноги и не морга, смотрел на меня.

    -Странно, откуда он мог появиться? - подумала я. После Ленинграда не было ни одной остановки.

     Казалось, что и он изучает меня. Улыбнувшись одними глазами, Лесовичок произнес:
    -Вечер добрый!
    -Здрасти,- растерянно ответила я и плюхнулась рядом с Арис¬тократкой, даже не попросив у нее на это разрешения.
    
     В это время, проходившая мимо проводница, предложила нам чаю. Когда она ставила на стол стаканы, Лесовичок сказал:
    -Мне пять. Посмотрев на него с усмешкой, проводница спросила:
    -А влезет?
    -Влезет, у меня нутро большое, - ответил очень серьезно Лесовичок и попросил передать ему стакан на верх.

     Чай он пил вприкуску, сосредоточенно, словно делал важное дело.
Спать, все - еще ,не хотелось, но и слоняться надоело. Напившись чаю, я полезла на свои полати, собираясь, часок-другой почитать.

     Раскрыв книгу, я углубилась в чтение. Сюжет был увлекательный, но, незаметно для себя, я уснула. Сколько я проспала, не знаю, а проснулась от тишины. Поезд стоял. Вентиляция не работала, все окна были закрыты и в вагоне, нагретом за день солнцем, было жар¬ко и душно, как в духовке. За перегородкой, также изнемогая от жары, тихо хныкал маленький ребёнок, а молодая мама,
 
 маленький ребенок, а молодая мама, пытаясь успокоить его, читала ему стихи Пушкина.

     Вытянув шею, я пыталась увидеть вокзал или, хотя - бы, станцион¬ную будку с названием станции, но кроме железнодорожных составов, ничего не было видно. Казалось бы, в тишине только и спать, но сон улетучился, словно его и не было.
Разрывая тишину громким гудком, мимо пронесся тепловоз и опять всё смолкло.

    -Какая же это станция? - задала я себе, уже в который раз, бесполезный вопрос, так как ответить на него я всё - равно не могла. Но ответ, все -же, прозвучал:
    -Дно.

     Повернув голову на голос, я встретилась со взглядом Лесовичка, который тоже не спал.
    -Интересно, сколько мы тут простоим? – подумала я. И опять услышала ответ:
    -Дно, есть Дно. Часика два, а то и боле, простоим]
    -Что он мысли мои читает, что - ли? -удивилась я и решила спросить, почему мы должны тут так долго стоять, но он, опережая меня, проговорил:
    -Тут нас перечепляют. Один состав отчепит, а другой причепит.
    -Духота-то какая! - подала вдруг голос Аристократка. Видно и ей не давала спасть духота.

     Вынужденное стояние и жара становились нудными. За окнами вагона стояла белая ночь, а под потолком, как лампада, мерцал ночной светильник. Хотелось встать и куда-то идти, что-то делать, лишь бы не лежать в ожидании.

     И тут, словно решив доконать меня, прилетела бессонная муха. То она садилась мне на лицо, то на руки. Я пыталась ее поймать, или, хотя бы, прогнать, но она возвращалась вновь и вновь. Выведенная из терпения, я воскликнула:
    -Вот ведь, противная муха, привязалась!

     Можно было подумать ,что Лесовичок, только и ждал моего замечания.
    -Да-а-а, - протянул он задумчиво. - Муха, она того... и выдать может!
    -Кого? – не поняла я.
    -Кого, кого? - незлобно передразнил меня Лесовичок. - Известно кого, преступника!
    -Да ну, бросьте глупости городить! - воскликнула снизу аристократка.
    -А тут и городить нечего, потому как случай такой был,- прого¬ворил Лесовичок, делая в слове случай, ударение на «а» и замолчал, ожидая наших вопросов.
    -К прокурору ваша муха полетела, что - ли? -засмеялась Аристократка.
    -Это уж вы, извиняюсь, перехватили, - проговорил мужичок. -Чего она не может, того не может.
    -Ну, так расскажите как дело было, - попросила наша спутница, предложив Лесовичку спуститься вниз.

     Он слез, присел на краюшек и, зажав меж колен руки, начал свой рассказ:
    -Сам-то я этого не видал, потому, как это давно было. Мне  батя, расска- зывал. Жили мы тогда в станице, вернее не мы, а мои родители. Меня тогда еще и в помине не было.
    -Рядом с ихним домом, еще два дома стояли. В одном жил Петро, со своей жонкой, а в другой Степан, тоже жонатый. Они друг-друга с измальства знали. Ну и, известное дело,
 
    -Как-то, по осени, когда урожай уже сняли, собрались други на ярмонку, пшеницу продавать...
 
     На голос Лесовичка, постепенно, собирались люди. Кто стоял, кто на краюшек полки, присел, а кто и на пол. Подходили тихо, боясь спугнуть рассказчика. Но он, видимо, был не из робких, и аудитория его не смущала.
    -Запрягли коней и поехали разом. Пшеницу, само - собой, продали и стали разные закупки делать. Степан был мужиком прижимистым, ничего лишнего не покупал. Ну уж, не без того, чтобы бубликов, али пряников не купить. Купил, правда, жоне своей шаль с кистями, дак и то все торговался, чтоб подешевше отдали. А Петро, окромя всего прочего, купил жоне своей намниста.
купил жоне своей намниста...
    -Чего, чего? - переспросила я удивленно.
    -Ну, это, вроде бы, бусы такие...
    -Может мониста?- догадалась я.
    -Во, во, они самые! Степан еще и говорит ему, - зря ты Петро деньги тратишь, обошлась бы твоя жонка и без нам... -Лесовичок запнулся, но потом выговорил -манистов.
    - Конешно, отвечает ему Петро, - обошлась бы, но при них она еще краше будет. А я любоваться на нее стану.
    -Намниста эти, - опять по своему сказал мужичок, - и Степану приглянулись, только у него и в мыслях не было деньги на них тратить.
    -Ну, закупили они всего и до дому подались. Едут и, промеж себя, разговор, о том о сем, ведут. А меж тем, Степану, Петровы намниста, ну, просто покою не дают. Вроде бы о них и думать не хочет, а мысли сами к им возвращаются. - Вот бы, -думает он,- моей жонке такие! Она - бы меня еще пуще уважать стала! Да и чем она хуже петровой Насти? -Думает он так, а самого такие завитки берут, ну, просто колотить всего начало. И надумал он тут, смерто¬убийство. И сразу ему в голову разные идеи приходить стали, как это лучше учинить.
 
    -Как заехали они в лес, остановил он своего коня и говорит, - погоди, мол, маленько, что-то у меня с колесом приключилось. Сам с телеги слазит и делает вид, будто что-то исправить хочет. А потом опять к Петру обращается, и подсобить ему просит. Вроде как, самому не справиться. Петро ему, конешно, поверил. Тоже коня свое¬го затормозил и к нему... А он, Степан тоесь, ничего не говоря, Петра  трах по башке кнутовищем, а потом и душить стал. Телом он куда крепше Петра был. Тот от него отбиваться стал, да никак совладать с ним не может и уже, скрозь хрипы , спрашивает его, за что, мол, он его убивает. Степан ему в ответ, что хочет он у него намниста взять. Стал его Петро просить, - не убивай, я тебе их так отдам. А Степан ни в какую!  -Не могу, говорит, тебя в живых оставлять, потому как ты, все едино, выдашь меня. Лучше уж я тебя прикончу и закопаю.

     В енто время, откуда ни возьмись, муха. Прилетела и прямо средь Степанова лба уселась.Увидал  этy муху Петро и прошептал, - выдаст тебя ента муха! - Сказал и помер.

     Тут на Степана такой страх нашел, ну, просто заледенил всего. Как- никак, живую душу загубил! Только сделанного, не воротишь. Под¬хватил он Петра и поволок в лес. Лопаты у него не было, так он его просто ветками да травой закидал. Петрова коня к кусту при¬вязал, штоб он сразу следом не побег, а сам вскочил на телегу и ну коня погонять.

     Домой возвернулся, будто ничего и не было. Покупки вынимает, да жонке своей, с разными приговорками, подает, а она в избу носит. Настасья, Петрова жонка, само - собой, увидала его и через забор кричит, спрашивает, почему, мол, Петро не возвернулся. А он ей, как ни в чем не бывало, отвечает, что его какие-то дела задержали. Сказывал,мол, что завтра возвернется.Настасья, хоть и удивилась, но поверила и в избу пошла.
 
    -На другой день, видят по дороге петров конь плетется, а в телеге никого! Настасья, конешно, в слезы. Заголосила!

     Через несколько дён, старуха какая-то, из другого села, пошла по грибы и на петрову могилку набрела. Из любопытства ветки разбросала и обмерла. Со страху даже корзину свою бросила. До¬мой прибежала, всем соседям рассказала, так до урядника и дошло.
     Приехал он, поглядел на упокойника и велел зарыть его. Все шито-крыто и осталось. Может быть, никто бы и не дознался, да выдала это злодейство муха.

     Пришел, как-то, Степан с косьбы. Поел и на полатьях разлегся. Смотрит, а на печи огромная муха сидит. Степан возьми да и засмейся. Жона, само - собой, удивилась спрашивает, чему, мол, смеешься? Он и говорит, - да вот, вспомнил Петра, он мне говорил, что муха меня выдаст! А она ничего, только умывается.

     Стала, тут, его жонка вопросами донимать. Что, да как, он и рассказал ей всю историю. Она,  конешно, поахала, да поохала, но, вроде бы, ничего, уко¬рять не стала. Степан уж и сам не рад, что выболтал ей все. Про¬сит только, штоб о том разговоре, она никому не говорила. - Забудь, говорит, что я тебе рассказал. Жонка пообещала, только баба, есть баба! Одной подружке, да другой, по секрету рассказала, ну и пошел разговор по всему селу. И до начальства дошло... Одним словом, присудили его к двенадцати годкам заключения. Вот вам и муха!

     Лесовичок замолчал, а слушатели загалдели:
    -Все-таки, получил по заслугам!
    -Не зря говорят, сколько веревочка - не вейся, а конец найдется!
    -Это точно! За такие дела, всегда платить приходится!
    
     Выслушав все замечания, мужичок-Лесовичок сказал:
    -Оно-то конешно, по заслугам. Только, иной раз, можно и ни за что сесть!
    -Ну, это вы бросьте, зря никто не садит! - воскликнул с возмущением мужчина.
    -Может быть, раньше и было такое... - заметил кто-то не решительно.
Поднялся такой шум, что невозможно было понять кто что го¬ворит. Но, как только Лесовичок начал рассказывать, все умолкли.

    -А вот, послухайте, какой случай был...-начал он. -Причем, в наше Советское время! Давно правда, сразу опосля войны.
    -Выпустили, значит, из тюряги одну бабу. Ну, она, само-собой, к дому подалась. Где на поезде, где на машине, а где и пешечком. Солнце ее пожгло, ноги болят, а до дому километров двадцать. Вдруг, догоняет ее мужик на телеге и предлагает подвезти. Она, само -собой, согласилась. Едут они и, штоб время  скоротать, калякают. Вер¬нее, мужик говорит, а она ему только вопросы подкидывает. - Откуда, мол, да семья какая, да в какой деревне живет...

    -Он ей на все вопросы ответил, а потом сам стал вопросы кидать, - Кто она, да откуда идет, А она ему, прямо и бесповоротно, отве¬чает, - так, мол, и так, еду я из тюряги, в которой проваландалась пять лет. Посмотрел на нее мужик, видит баба, вроде сурьезная, на бандитку не похожа, но спросил, за что она столько лет валандалась. Что, мол, такого совершила. Баба же эта, глядя ему в глаза и режет, - сидела, мол, ни за што. Вины моей никакой нет.

     Мужик, ясно дело, не верит ей и, вроде вас, говорит, - такого, мол, не могёт быть. За зря, никого в тюрягу не сажают! – Скажи -уж, что признаться стыдно! Ну, баба эта, в амбицию! Все хочет доказать ему, а он ни в какую не верит ей. До того доспорили, что чуток не разодрались. Баба, в такой обиде была, что на ходу с телеги спрыгнула. Мужик ей только вдогонку крикнуть успел,-    -Дура, тебе ж еще верст десять до дому! А она даже не оглянулась! А спрыгнула она потому, что у ей план созрел, как мужика того убедить.
 
     Как только скрылась телera, баба эта, в чащобу забралась и давай меж елок да сосенок шастать. Исцарапалась вся,  а ей и этого ешо мало. Стала сама себя ногтями драть, да еще оде¬жонку, кое-где, порвала. После этого, пошла в село, где этот му¬жик жил, прямо к председателю в правление. Дверь к нему открыла и ну, прямо с порога вопить. Даже слезы- натуральные потекли.

     Председатель испугался, никак в толк не возьмет, что с ей такое стряслось и чего она от него хочет. А она, вроде бы, успо¬коилась.   Стала рассказывать, как Николай Петров - так мужика того звали, - догнал ее у леса и, извиняюсь, изнасильничал. А для наглядности, стала свои ссадины, да царапины показывать.

     Председатель очень удивился, потому  как Николая знал только с хорошего боку, но ведь и доказательства налицо! Подумал он и говорит, - я, конешно, не судья, но дело ваше разобрать должон. А сам кого-то за Петровым послал.

     Баба сидит притихшая, только носом шмыгает. Поглядишь на нее, самому плакать хочется.
    -Приводят, значит, Петрова, а председатель ему, прямо в лоб - ты эту бабу знаешь? Тоесь женщ ину? Петров плечами пожимает и говорит, - а это смотря с какого боку. Ежели смотреть как знаком¬ство, то, вроде бы, нет. А ежели как встречу, то да.
    -Ты мне мозги не пачкай! - это ему председатель говорит. - От¬куда ты ее знаешь?
    -Да я ее, час назад, на своей телеге вез.
    -Ага! - говорит радостно председатель, будто ему и впрямь приятно. - Значит не отказываешься?

     Петров, со всей сурьезностью, отвечает утвердительно - нет!
    -Значит, ты ее вез, а потом взял да изнасильничал?!
 
     Тут у Петрова глаза аж на лоб вылезли. Открыл он рот, а сказать ничего не могёт, одно бормотание. Повернулся он к ей, и говорит, -да как же ты могешь на меня такое говорить, ежели я тебя даже пальцем не тронул!

     Баба губы надула, вот- вот, заревет.
    -Рассказывай, рассказывай! - это она ему. - А это что? - и на свои царапины показывает.

     Председатель к Петрову обращается, -знаешь, что тебя за такое баловство ожидает? –

    Петро, аж пятнами весь пошел. Времена тогда строгие были! За такое нахальство, без всяких свидетели, вышку давали!
    -Дети - ж у меня малые! - это Петров говорит. А председатель ему отвечает, - раньше надо было о детях думать!

     Видит баба, что перестаралась она, и к председателю обращается, - дозвольте, -говорит, -нам наедине с ним покалякать. Может быть, мы с ним и без суда, полюбовно договоримся!

     Председатель даже обрадовался. Только за ним дверь закры¬лась, Петров бряк на колени перед бабой, да чуть не в голос - по¬жалей ты детей моих,  жону молодую! - Скажи, чем откупиться могу, только в тюрьму не сажай!

     А она ему отвечает, -ничего мне от тебя не надо, я только доказать тебе хотела, что человека в тюрягу ни за что посадить можно!

     Он же еще и благодарить ее стал, что она его с миром отпустила! - заключил Лесовичок.

     Некоторое время все молчат, размышляя о слышанном, потом разом заговорили, заспорили. И вдруг, среди этого многоголосья, раздался молодой резкий голос:

-А вот у нас, на Смоленщине, такой случай был:
 
- А у нас на Смоленщине жил один пьянчуга, Митькой его звали. Хороший мастер по мебели, но пил жутко! Что ни заработает, все пропьет. Работал он в мастерской по реставрации мебели. На работу на автобусе ездил, а обратно пешечком, через кладбище ходил, так было ближе.

    Как-то задержался он на работе, вышел, а на улице тьма - глаз выколи. Перед выходом он, естественно, к бутылке приложился. Как он сам говорил, для сугреву. Ему бы, дураку, автобус подождать или кругом идти, а ему, вишь, некогда! Ну и поперся через кладбище. Выпил он на голодный желудок, его и развезло! Идет, ноги заплетаются, а он только посвистывает. Шел, шел и вдруг решил на небо посмотреть. То ли звездами полюбоваться, то-ли месяцем. Только задрал голову, как ввалился в вырытую могилу. Но упал, не на землю, а на что-то лохматое и рогатое. А оно как закричит со страху козьим голосом и давай его бодать. Из Митьки весь хмель разом вышибло! По нача¬лу, он думал, что к нечистому, в преисподнюю попал. Но потом, ощупав животное, признал в нем козу и успокоился.

     Попробовал было из могилы выскочить, да куда там! Это сейчас по колено могилы роют, а тогда - встанешь в нее и с ручками!

     Стал он на помощь звать, только разве дозовешься кого ночью! Нормальные люди, ночью по кладбищам не шастают. Что делать, смирил¬ся. Присел на корточки и козу к себе прижал, для теплоты. Она, по началу, не поняла, что он от нее хочет и вырываться стала. А потом успокоилась и легла. Ну и Митьке пришлось радом с ней примоститься. Так они и проспали почти всю ночь.
    
     Под утро, слышит Митька, будто кто-то по кладбищу бродит, да еще и напевает себе под нос. По голосу дружка своего узнал, пропойцу беспросветного. Обрадовал¬ся и стал звать его, а от сырости совсем осип и не своим голосом хрипеть стал:
    -Степа, Степушка, помоги мне!
Степа его, конечно, не узнал и говорит:
 
    -Ой, ктой - то?
А Митька отвечает, - это я, Митька!
    -Ты где? - спрашивает Степа.
    -В могиле!

     Встал Степа на четвереньки и пополз к краю могилы. Заглянул в нее, но ничего не увидел и спрашивает:
    -Ты што, разве уже помер? Тогда лежи, раз положили!
    -Да жив я, жив! - это ему Митька отвечает.
    -А че ты там делаешь?
    -Сидю.
    -Я счас приду к тебе, -пообещал Степа.
    -Лучше вытащи меня! -просит Митька стуча зубами от ночной сырости.
    -Ты чего костями стучишь, озяб? -спрашивает Степушка, лежа на куче земли.
    -Озяб, язви тебя возьми! А ну, подымайся, иди, ищи веревку или проволоку.

     Степушка походил-походил по кладбищу, да так с пустыми руками и вернулся. И говорит:
    -Хочешь, я тебе ногу протяну?
Митька ему из могилы отвечает:
    -Ну да! Протянешь, и сам на мою голову свалишься!

     Слушатели смеются, а я вспоминаю свое бес телевизорное детство, когда люди ходили в гости и целыми вечерами о чем-то беседовали, рассказывая интересные случаи. И времени тогда, почему то, сво¬бодного больше было. Никто не спешил, и беседа велась неторопли¬вая. И я, росшая без сестер и братьев, очень любила сидеть со взрослыми, слушая их рассказы.

     Мои воспоминания начинают материализоваться в образы и я, словно, плыву куда-то... А парень все говорит и говорит, рассказывая бесконечно длинную историю. Но, голос его, постепенно, куда- то отдаляется и слова, с трудом,
доходят до моего сознания.

    -Митька хотел уже вылезти, да вдруг про козу вспомнил. Тоже ведь существо живое! Жалко! Привязал ее за рога и кричит Степке - тяни! А сам, козу подпихивает. Ну, Степка тянет... А как увидел, вместо Митькиной рожи, бородатую,  да рогатую, как заревет и ремень из рук выпустил...

     Сон окончательно сморил меня и конца истории я так и не слы¬шала. Проснулась от громкого смеха, после которого наступила тишина. Поезд стоял. Закрыв глаза, я старалась вновь уснуть, но, услышав голос Лесовичка, прислушалась.
    -На кладбищах, всегда что-то происходит, - изрек он загадочно и замолчал. Я заметила, что ему нравится, когда его расспрашивают. И вопрос, действительно, прозвучал:
    -А что там может происходить, покойники люди спокойные!
    -Упокойники, они, конешно, тихие. А люди их боятся!
    -А чего их бояться?!  –прооизнес кто-то полувопросительно.
-А вот, послушайте, какой у нас случай был, - начал Лесовичок со своей любимой фразы. А я подумала, что он сказочник новой формации, собиратель страшных историй, которых либо вообще не было, либо они происходили в незапамятные времена. Но, не смотря на это, слушали его с большим интересом.

    Мечты наших предков, или вернее сказки, стали для нас былью. Человечество, как- то, очень быстро, привыкло к тому, что для нас почти не существует ничего невозможного. Люди спускаются на дно морское, летают в космос, видят то, что делается за тысячи километров и то, что лежит у нас под ногами, в земных недрах, но человеку хочется постоянно чему-то удивляться, открывать новые тайны... Вот, тут-то и появляются снежные люди, существа вроде Нэсси и летающие тарелки!Признаться, и мне очень хотелось верить в существование этих тарелок. Узнав, что все это выдумки, я была искренне огорчена.

     Слушая Лесовичка, я удивлялась тому, что он, до сих пор, не кос¬нулся этой темы. Но, как потом выяснилось, он приберегал это  на закуску. А, пока что, навевал на нас страх рассказами о делах дав¬но минувших.

    -Случай этот, был у нас в деревне. Ушла от одного мужика жонка, сбегла то-есь. Другой бы на его месте, погоревал, да и оженил¬ся, найти жонку, не проблема! А он возьми да и повесся!
    -Ну, похоронили его, конешно, только креста ему не поставили, потому, как он сам себя жизни решил.
    -Вот как-то раз, собрались парни, да девки, и стали, друг перед другом, выхваляться, кто из их храбрее. Это меж парнями такой разговор вышел, - объяснил Лесовичок.

    -Особо один все выхвалялся, будто ничего не боится, ни упокойников, ни утопленников. Слушали его ребята, слушали, а потом и го¬ворят, - так мол и так, ежели ты такой храбрый, пойди ночью на кладбище и забей в могилку смертоубивца, осиновый кол. -Это у нас так заведено, - опять пояснил Мужичок. - Согласился он. Выструга¬ли ребята кол и подают ему. Он взял, а сам, всем видом показывает, что эта затея ему - раз плюнуть.

    -Дошли до кладбища, ребята ему и говорят, - ты иди, а мы тебя тут обождем. Пошел. Сперва, ему даже весело было, а как к могилке смертоубивца, подошел, вроде и ноги не идут. А тут еще, как на грех, туман. Колышется над могилкой, словно душа наружу выходит. Поднял он кол, штоб размахнуться и не могет. Рука как каменная. И мерещится ему, что в могилке той, кто-то вздыхает, тяжко так. Хотел было в деревню драпануть, да как подумал, какие его надсмешки ждут, решился.
 
    -Закрыл глаза и, не глядя, всадил этот кол в могилку. Повернул¬ся уходить, а его, кто-то, не пущает! - Пусти! - просит он, а сам, оглянуться боится. А тот, все держит. Он опять -пусти, я, мол, за тебя в церкви свечку поставлю! - А тот, ни в какую!..

    -Ребята его ждали, ждали и решили пойти посмотреть, чего он там так долго делает. Уж не уснул ли на могилке? Пошли. Зовут, не откликается. Подходят к могилке, а он на земле мертвый лежит, а шинелишка его, к могилке колом пришита! Вот, какие дела! Сам себя и загубил! - закончил Лесовичок и тяжко вздохнул.
    -Ну и дурак! - заметил парень.
    -А ты, зря словами не бросайся! - беззлобно проговорил Мужичок. Какой он тебе дурак? Ты, вон в какое время живешь! Тебе, ясно дело, никто не страшен, ни черт, ни леший. А он когда жил?! Знаешь, какое суеверие было?! Во, не знаешь! -Тебе скажи про до¬мового, ты смеяться будешь, а он раньше в каждой избе жил!
    -И в вашей, тоже?, - засмеялся парень.
    -А как же, у каждого свой!
    -И сейчас живет? - не унимался парень.
    -Сейчас нету. Сейчас я в квартере живу. Теперь у меня, окромя комарья, да мух, никого нет.
    -А куда- же домовые делись? - продолжал настаивать парень.
    -А кто их знает! Суеверие кончилось, они и ушли.
    -Вы хоть видели их?
    -Врать не стану, видать не видал, а слыхать слыхал, - проговорил уверенно Мужичок. -Мать ему каждый день под печку харч клала. Как мы свет погасим, так он и является. Ножками топ, топ, топ и под печку...

    -Крысы, небось, бегали, - уточнил кто-то.
-Что я, крысу от домового отличить не могу? - с обидой в голосе, проговорил Лесовичок
 
   - У крыс совсем ход другой, а эти в ва¬леночках бегают.
    -Вы же их не видели, откуда же вы знаете, в чем они бегают? спросила Аристократка.
    -Знаю, потому, как я однажды, валеночек ихний нашел. Манюсенький такой, со спичечный коробок!
    -Ну и горазд же ты врать, мужик! - раздался вдруг громкий голос.
    -Не любо, не слушай, а врать не мешай! – Слыхал, такую поговор¬ку?
    -Слыхал, слыхал! - ответил оппонент, проходя мимо.
    -Ну вот, и ладно, и ступай себе! - миролюбиво заметил Лесовичок. И, словно оправдываясь, сказал - это ж все давно было. Счас такого не бывает.
    -Расскажите еще что-нибудь, - попросила женщина с ребенком на руках. Ребенок давно уже спал, а она, все еще, потряхивала его.

     Лесовичок, видимо, обиделся на мужчину и теперь сидел нахох¬лившись, как воробей под дождем.
    -Расскажешь, а потом брехуном окажешься, - проворчал он обижено.

     Похоже, что ему нужен был небольшой антракт, чтобы собраться с мыслями или успокоиться. Но, на этот раз, его опередила одна из слушательниц - симпатичная пожилая женщина, с белоснежными от седины, волосами. Начала она без предисловия:

    -Когда я была девочкой, наша семья жила в Прибалтике, в малень¬ком уютном городке. Была у меня старшая сестра, курсистка, как тогда называли. Между нами была разница в десять лет, а по этому, и интересы были разные. Я училась в гимназии и подруги мои, были гимназистками. Сестра вспоминается мне всегда веселой и смешливой. Вечно она куда  то   опаздывала. Прибежит, торопливо поест и опять убегает. 

    -В городе, где мы жили, был старый тенистый парк, но молодежь того времени, почему-то, любила гулять на кладбище. Кто бывал у нас в Прибалтике, наверное, знает, какие у нас кладбища. Никакого мусора, дорожки подметены и деревья как в парке. Но, все- равно, по вечерам ходить страшно. Мама была против этих прогулок, но удер¬жать сестру не могла.
    
     Как-то, в конце лета, сестра не возвращалась домой особенно долго и мама стала волноваться. Я уже спала и видела, наверное, десятый сон. Разбудил меня голос сестры, которая говорила о чем-то возбужденно, чуть не плача.

     Поднявшись с постели, я открыла дверь и выглянула в другую комнату. Отец и мать сидели на диване, а сестра то садилась, то вскакивала, комкая в руках носовой платок. До этого, я никогда не видела ее в таком возбуждении. Из ее сбивчивого рассказа, ничего нельзя было понять и, только когда она успокоилась, смогла  рассказать все по порядку.

     Много лет назад, в день своей свадьбы, скоропостижно, умерла юная и прекрасная девушка, по имени Юта. Похоронили ее в семей¬ном склепе, где покоились несколько ее предков. Жених был просто в отчаянии. Все родственники уже поднялись на верх, а он все сидел возле гроба и держал в руках букет роз, который собирался преподнести своей невесте. Уходя, он положил эти цветы на крышку гроба.

    -Эта трагическая история, передаваемая из уст в уста, посте¬пенно превратилась в легенду. Говорили, будто розы так и  не за¬вяли, оставшись такими  же свежими, как в день похорон. А  моя сестра, рассказала нам вот что:
В этот вечер, компания, как и обычно, гуляли по кладбищу.
 
    -Один из молодых людей, гулявших с ними, незаметно отделился и , спрятавшись за склеп, стал надевать на себя нечто подобное савану, сшитому из простыни. Он уже представлял себе, какой подни¬мется переполох среди девушек, когда они увидят "привидение" и, заранее, смеялся. Он решил подождать компанию за склепом и присел на ближайшую могилу. Голоса раздавались, где-то, далеко, а здесь, стояла мертвая тишина, какая бывает только на кладбище. И вдруг, среди этой тишины, раздался тихий стон. Сперва, юноша подумал, что это ему показалось. Прислушавшись, услышал стон вторично. Причем, где-то совсем близко, словно из  той же могилы, на которой он сидел. Опустившись на землю, он приложил ухо к чугунной плите - стон стал явственнее.  Ни в духов, ни в нечистую силу, он не верил, но все - равно, испугался. Даже мурашки побежали по спине.
    -Забыв о своем саване, бросился навстречу компании. Увидев друзей, закричал еще издали  - Там, в могиле, стонет кто-то!

     Ему не поверили, но все- же, пошли за ним. Окружили могилу, при¬слушались. Слышат, в самом деле, кто-то стонет. Пошли за сторожем. По началу, он решил, что над ним хотят подшутить и никак не согла¬шался идти, еле уговорили.

     Пришел на место, ухо к плите приложил, а потом и говорит, - это не могила, а второй вход в склеп. Поднялся с земли и пошел к склепу, Все за ним. Около входа, велосипед нашли. А двери в склеп, большим замком закрыты, да еще толстые цепи висят.

     Сторож вокруг склепа обошел, осмотрел его и говорит, показы¬вая на разбитое окошко, -кроме как здесь, пролезть нигде не мог!

     Двое, самых решительных, подошли к стене. Один встал другому на плечи, просунул голову в окошко и спросил, - есть тут кто? В ответ тихий голос ответил, - по-моги-и-ите!

     Принесли от сторожа лестницу, фонарь и веревку. Сторож спраши¬вает,  - есть ли среди них храбрый. Я - бы, говорит, и сам полез, да мне не протиснуться.
 

      Лезть в склеп, конечно, никому не хотелось, но ведь и не помочь человеку, нельзя. А тут еще, кто-то говорит, - а ведь это, склеп Юты!

      Самым храбрым, оказался Малыш. Это у них так одного студента звали. Он был среди них самый молодой и самый маленький. - Кроме меня, говорит, - никому не пролезть. И полез наверх. Обвязался веревкой, протиснулся в узкое оконце и пропал в темноте.

     Те, что держали веревку, стали ее постепенно отпускать, пока Малыш, не подал им знака.
Сперва было тихо, потом услышали, откуда-то, из-под земли, го¬лос Малыша, только слов нельзя было разобрать.

     А Малыш, в это время, увидел ужасную картину - на полу, среди обломков гроба, костей и истлевшей ткани, сидел седой студент. Он настолько ослаб, от пережитого страха, что не мог встать на ноги. А когда его подняли наверх, то долго не могли вытащить через окно. И ходить он не мог. Сторож разрешил ему остаться у него до утра. А утром, молодые люди, обещали сообщить родным.

     Когда студент напился горячего чаю, и немного приободрился, он рассказал о том, что с ним произошло.

     Около года он был знаком с одной курсисткой, в которую был влюблен. Но она, только дразнила его и в ответ на признания, сме¬ялась. В этот злополучный вечер, он провожал ее домой. Уже подняв¬шись по лестнице, она ему крикнула, что если он хочет доказать ей свою любовь, пусть принесет ютин букет.

    -Ради любви, студент готов был даже на такое безрассудство.  Он уговорил товарища, помочь ему и, как только стемнело, они сели на велосипеды и поехали на кладбище. Веревка, которую они взяли особой, оказалась коротковатой, но студент считал, что её должно хватить, чтобы спуститься на пол склепа.
 
     Когда он пролезал через окно, то нечаянно, уронил фонарик, тот упал и погас. Надеясь, что он его найдет, студент продолжал спускаться. Когда веревка кончилась, он выпустил ее, думая, что ви¬сит над самым полом. Но случилось непредвиденное. Откидная дверь склепа, находилась под самым окном и была, почему-то открыта. И, вместо того, чтобы встать на пол, он провалился в нижнюю часть склепа, упав на один из гробов и свалив его на пол, вместе с останками.
Пытаясь найти свой фонарик, он шарил вокруг себя, но, вместо него, все время натыкался на кости.
 
     Его товарищ, почувствовав, что веревка висит свободно, стал звать его, но, не получив ответа, сбежал. И кто знает, что стало бы с этим юношей, не окажись рядом со склепом шутника в саване. Возможно, что он сошел бы с ума.

     Об этой истории, скоро узнал весь город. Студента, а так же его барышню, исключили из учебных заведений, только предательство друга, так и осталось безнаказанным.

     Дама замолчала. Молчали и слушатели, все - еще находясь под впечатлением рассказа.

     Неожиданно раздался толчок, надсадно заскрипели колеса и мы тронулись.
Почти сразу ко мне пришел сон и я, не противясь ему, перенес¬лась в мир, где реальность переплетается с вымыслом.

      Проснувшись на какой-то остановке, я опять услышала тихий голос Лесовичка, который рассказывал, единственному слушателю, фан¬тастическую историю нашего времени.

       - А как - же! Я ее, эту тарелку, своими глазами видел! Вот, как тебя счас вижу, токо что не так близко. Я рыбалить ходил на Ладогу, а она, возьми да сядь на лед.
 
     -Сочиняете?  -усомнился слушатель.
     -А чего мне сочинять? Что видал, то и говорю! - А кто еще, окромя меня видал, того не знаю и врать не буду. А об том, что на Ладоге, после ее улёта, черный круг остался, даже в Вечерке писали! Сажа такая. И три ямки от упора...

     Всю оставшуюся ночь, мне снились, какие-то, бредовые сны с чер¬ной козой, прилетевшей на космическом корабле, инопланетянами, вылезающими из могил и покойницей- невестой, торгующей на базаре солеными огурцами.

     Настало утро, с его суетой, мытьем, переодеваниями и очередями в места общего пользования.
Перед Калугой, наш поезд опять долго стоял на, каком-то, полу¬станке в ожидании встречного. В вагоне, по  прежнему, было жарко и душно. Хныкал, разморенный ребенок, но уставшая в дороге мать, уже не читала ему стихов, а только повторяла, - скоро приедем, скоро приедем!..

     Мимо нашего купе ходили пассажиры, но ни в ком из них я не могла узнать наших ночных гостей. Одну только даму признала, но и она прошла, даже не взглянув в мою сторону.
     Лесовичок полулежал на своей полке, подперев кулаками подбородок и бездумно глядел  в окно.   

     Калуга встретила нас солнечным жарким днем. Раскрылись две¬ри вагонов и пассажиры, живой рекой, потекли к выходу в город.

        Четко отбивая шаги, мимо меня прошагала Аристократка в черном платье, с большой сумкой - чемоданом. Проплыла, покачиваясь, седая дама, с модным баулом. Бочком проскользнул серенький, Лесовичок в кедах, а за ним молодая мама с коляской…

                ---оо0оо---