Стойлы 2014. Последний воин Земли-кормилицы

Стойлы 2014. Последний воин Земли-кормилицы
(отчет экспедиции)


Предисловие
Мне выпала честь применить свои писательские навыки в качестве летописца экспедиции в деревню Стойлы – один из последних форпостов цивилизации в Беловежской пуще. Природа берет свое и отвоевывает у человека гектар за гектаром. Некогда оживленные деревни вымирают, зарастая первозданным лесом.
Про Стойлы слышали во многих странах не из-за расположения на заповедных территориях, но благодаря деду Тарасюку, последнему ее жителю.
Любовь к дикой природе, интерес к личности загадочного Деда, тяга к творчеству – привели нашу группу на усадьбу семьи Быцко. Дальнейшее повествование будет своего рода отзывом и словами благодарности, которые я не успел вместить в книгу, где оставляют свои заметки гости усадьбы.
Повествование в большой мере будет идти от первого лица, показывая мой субъективный взгляд на все, что произошло за несколько дней жизни в безлюдной деревне.
Другие участники экспедиции дополнят эту историю своими взорами через объективы камер и фотоаппаратов, или изложат на холсте.


День первый 28 августа. Десантирование
«И тут я вышел из темноты»

Поездка для меня обещала быть долгой. Сначала предстоял путь из столицы в Брест, потом сразу пересадка в автомобиль и следование к месту базирования экспедиции.
 Пока все шло, как и было запланировано. После трех часов сна под размеренный стук колес поезда, меня встретил автомобиль, прибывший ровно к заявленным двадцати часам.
Почти все, кто уже сидел в автомобиле, были известны мне: Мария Редько – художница из Бреста, не оставляющая равнодушным никого из людей, интересующихся живописью. Организатор Лариса Быцко, посвятившая годы своей работы личности загадочного и неоднозначного деда Тарасюка, а в последнее время развивающая проекты по возрождению вымирающих белорусских деревень. Она же штурман в автомобиле, везущем нас в дебри Беловежской пущи. Александр – супруг Ларисы Николаевны, ее верный друг и помощник во всех начинаниях, бессменный пилот нашего экипажа, к слову, замечательно готовящий все от грибов до овсянки. Неизвестной пока оставалась для меня еще одна Маша, получившая в экспедиции роль фотографа.
Чуть позже в Видомле к нам присоединятся еще двое участников – художник Мировлад Палачич и видеооператор Илья Шамилов.

Снова дорога. Около часа пути прошло за легкими разговорами обо всем. Вечер укутывал мир. Лишь два автомобиля разрывали светом фар сгущающуюся тьму вокруг, пытаясь противостоять неизбежному наступлению ночи. Предзакатное небо манило к себе тысячами оттенков серого и фиолетового. Для художников из нашей группы можно было начинать работать с цветом уже хоть сейчас. Но мы продолжали путь куда-то на окраину обитаемого мира, где зубра или волка встретить гораздо проще, чем человека.
Среди прочих тем, конечно же, должен был подняться вопрос о судьбе деревни. Автор проекта «Вясковы рэнесанс» Лариса Быцко всерьез обеспокоена этим вопросом, поэтому многие темы в беседах с ней плавно и незаметно переходят к обсуждению бабушек и дедушек, доставлять радость которым она видит своей миссией.
- Я так рада, что люди возвращаются в деревни, детей рожают, – где-то в середине пути возвращается она к своей теме. - Значит, деревни будут жить. Вот у меня в Огдемире дома люди стали покупать.

Лично я думаю, в том числе из знания истории, что возврат к традиционному миру или массовые миграции в города, обладают некоей цикличностью. Уже неоднократно в истории, не только истории Беларуси, люди гнались за лучшей жизнью в города, потом через какое-то время уставали от вечной погони за призрачной мечтой и снова решали вернуться в земле, к истокам. Ситуация такая характерна для разных слоев населения и разных времен. Далеко не нужно ходить за примером, можно вспомнить хотя бы императора Диоклетиана, сбежавшего в деревню.

После указателя «Беловежская пуща» мир действительно таинственным образом становился заповедным, о чем предупреждал кусок железа, обозначающий въезд в национальный парк.
Посреди дороги появлялись то зайцы, то какие-то птицы. Одно из крылатых созданий даже умудрилось угодить к нам под колеса, будучи дезориентированным от света фар. В плохом настроении можно было бы трактовать это как знак, достойный внимания и раздумий, но к нему мы еще вернемся позже.

От избы, в которую мы вскоре приехали, до леса всего несколько десятков метров, вот это, действительно, заповедные места, когда с крыльца выходишь не во двор, а практически в лес. Искусственное освещение на улицах, здесь, наверное, включали в последний раз еще при советской власти. Только наша группа из семи человек и дед Тарасюк где-то в глухом конце деревни – вот и все местное население на несколько километров вокруг.

После трапезы, калорийной и приблизившейся к полуночи, было принято решение совершить прогулку по безжизненной деревне. Приезжать в новые места в ночное время – особо притягательное действо. Ночью мир совсем иной. По умолчанию ты воспринимаешь его обычным и нормальным, если не видел ранее. От него еще ничего не ожидаешь, он не наполнен твоими мыслями, воспоминаниями о каких-либо событиях - чист для тебя. Но уже утром он станет совсем иным. А пока лишь наши фонари освещают этот забытый Богом и людьми мир.
С недавнего времени в Стойлах появилось несколько памятных мест. Деревня небольшая, поэтому они все рядом, а не найти их трудно. На перекрестке, недалеко от въезда со стороны деревни Броды, расположился резной пятиметровый деревянный крест, украшенный мотивами из жизни деревни и дополненный фамилиями семей, живших здесь. Есть на кресте и фамилия последнего жителя здешних мест – деда Тарасюка. В проекте по созданию и установке креста участвовал не один человек, но отметить хочется двоих, просто потому что они известны лично мне. Владимир Чиквин – непосредственный создатель деревянной части креста и Вячеслав Доротько, помогавший в установке и муровании его. С этими мастерами ножа и топора, ремесленниками, вырезающими из дерева все от ложки до диковинных животных, мне довелось встречаться на фестивалях народной культуры. Настоящие мужики из сердца белорусской земли, живущие в Кобрине и Кобринском районе, сохранившие дикость и первобытность человеческой души, приостановившие время и сделавшие выбор остаться носителями традиционной культуры и промыслов.
Второе памятное место недалеко от креста – схема с картой деревни. Художница Мария Редько показала вид деревни с высоты птичьего полета тех времен, когда у деда Тарасюка еще были здесь соседи. Лариса Быцко провела объемную работу по сбору информации от пожилых людей из соседних деревень, чтобы составить представление о том, как выглядели Стойлы раньше. В итоге кисть художницы воплотила в жизнь визуальный образ сохранившихся домов и тех, упоминания о которых остались лишь в истории. Карта прорисована весьма подробно, кое-где можно даже увидеть образы людей, занимающихся своими повседневными делами. Где-то здесь бродит и дед Тарасюк. Рядом с домами есть пометки в виде фамилий или прозвищ тех, кто здесь жил. На обратной стороне карты указателя представлены фотографии некоторых жителей деревни.

Далеко в Стойлах не уйти ни днем, ни ночью, тут или лес или блуждающие рядом дикие кабаны. Поэтому и прогулка не была долгой. Кто-то пошел спать, а кто-то продолжал ночные беседы.
Три силуэта во тьме, задрав головы, рассматривали иные миры. Звезды здесь гораздо ближе, чем в городе. Им не мешает искусственное освещение города или пелена смога. Два художника и писатель – Мировлад Палачич, Мария Редько и Иван Трофимчук – любовались небом с мириадами вкрученных в него светодиодов-звезд. Разговоры, конечно же, не могли миновать тему вселенского разума и вопроса, одинок ли человек во вселенной.

- Млечный путь. Вот как так мы в нем и живем и его видим? - размышлял вслух Мировлад Палачич. 
- Так ты ведь тоже живешь в своем теле и можешь его видеть, - предположил я.
Мировлад предложил свое видение вопроса:
– А это потому, что Млечный путь в виде улитки. Мы живем в одном ее завитке, а другой видим.
Улитка или нет, но глядя в бездонное ночное небо я никогда не находил ответ на один вопрос – если чтобы пролететь из одного конца Млечного Пути в другой нужно 100 тысяч лет перемещаться со скоростью света, то сколько же времени было нужно, чтобы все это создать? Тут невольно поверишь в Бога или другие высшие силы, которые одним своим дыханием способны остановить движение планет.

Есть что-то дикое в полузаброшенных деревнях. В темное время суток приходит осознание, почему древние люди боялись темноты. Многие хищники выходят на охоту именно ночью, а человек в такой среде достаточно уязвим. Невольно прислушиваешься к каждому шороху, вздрагиваешь, оглядываешься, когда слышишь в тиши, как падает лист с дерева. В городе совсем другие звуки – громкие, но привычные.
Первобытная темнота плотно обступает тебя со всех сторон, как только отходишь от дома с его тускло поблескивающими окнами. Десять-двадцать метров и цивилизация растворяется в темноте, только звезды наблюдают за тобой. Может и там в других мирах так же стоят люди и смотрят на нас, смотрят, не видят, но чувствуют, что они не одиноки во вселенной.

День второй. Последний воин Земли-кормилицы
Двухкомнатная изба с кухней гостеприимно вместила семерых участников экспедиции. Автору строк досталась почетная миссия спать на печи. До этого никто еще не успокаивал и не приручал печного духа.
Спать в бесшумной деревне – ощущение, отличающееся от городской жизни. Невольно просыпаешься раньше обычного. Погода, к счастью, способствует и творчеству и позитивному настрою. Сквозь легкую дымку просвечивает солнце, трава блестит от росы и мягко холодит босые ноги городского жителя, вышедшего к миру облиться водой из тазика.

Сегодня мы должны посетить единственного местного жителя Николая Васильевича Тарасюка. Дед по рассказам должен быть уникальным и необычным. В чем именно состоит эта уникальность? С первого раза проникнуться не удалось. Может, его слишком сильно разрекламировали, или он не открылся группе незнакомых людей. Хотя во второе верится с трудом, особенно видя, как непринужденно ведет себя дед перед камерой.
Многие годы он единственный житель деревни Стойлы. Выбор странный, но, наверное, осознанный, учитывая, что в районном центре у него есть квартира, которую ему подарил глава государства.
Вероятно, корни и память предков гораздо сильнее всего наносного, неестественного или экономически выгодного. Дед давно уже привык к камерам и ничуть не смущается объективов, а радостно распевает полуцензурные песни, рассказывает байки и легенды создания своего «Драулянага народа» - коллекции резных фигур. Но не скрывается ли за маской весельчака глубоко одинокий и страдающий человек, покинутый детьми и внуками?
Чуть позже вечером, при просмотре фильма о Николае Васильевиче придет осознание одной из граней личности восьмидесятидвухлетнего деда. Идейный борец за возрождение родной земли, за сохранение традиций, он как одинокий воин показывает всему миру своим примером, как надо жить. В его словах звучат мысли о том, что люди забыли Землю-кормилицу, что очень тяготит деда. В образах резных фигурок часто звучат общечеловеческие вопросы и темы – добра и зла, трудолюбия и лени, правды и лжи. Есть среди деревянного народа Тарасюка место, как главам государств, так и простым людям. Среди многочисленных фигур несколько раз можно увидеть и самого деда. Несколько композиций он вырезал по эпизоду из жизни, когда попал в больницу на операцию. На одной, по его рассказам, изображены молодые врачи-студенты, а на другой опытные. К последним он применяет формулировку «эти с чинами». Если присмотреться, то действительно на одежде у них есть некое подобие знаков отличия, свойственных для военных. Большая часть осознаний по поводу деда придет все же вечером, после просмотра фильма о нем, снятого польским телевидением. При свете дня дед совсем иной – старается быть веселым, работать на публику, и, наверное, не думать о возрасте и своем одиночестве.
Хотя, одинок ли он? К нему не заканчивается поток посетителей, среди которых жители разных континентов и стран, простые туристы и всемирно известные личности. За несколько дней до нашего приезда, например, у деда побывал в гостях Станислав Шушкевич – представитель Беларуси при подписании Беловежских соглашений, упразднивших СССР. Правда, имени его Тарасюк вспомнить сразу не смог, применяя к нему название «профессор всей Беларуси». Не забудут ли потомки и имя последнего жителя Стойлов спустя годы?

Идейность людей все же способна сворачивать горы. На одной чаше весов – дед со своим личным примером того, как надо жить и любить родину, на другой Лариса Николаевна – организатор экспедиции человек даже более уникальный, чем дед Тарасюк.
Если последний просто живет в деревне, делая то, что делал всю жизнь, пустив корни глубоко в родную «землю-кормилицу», то Лариса Николаевна достойна отдельного рассказа. Работник культуры, посвятивший годы своей жизни тому, чтобы изучать народного мастера. Мало того – даже купила в деревне дом, для того чтобы быть рядом с объектом своего восхищения, присматривать за ним, успеть собрать о нем больше информации, поведать всему миру.

 Фигура деда Тарасюка овеяна легендами. Есть в деревне Мост Любви, через который к деду из соседней деревни ходила его возлюбленная Надежда. Однажды Николай Васильевич уехал на неделю из родной деревни. За это время женщина успела соскучиться по нему и, узнав, что дед вернулся, сразу же отправилась к нему на встречу из соседней деревни.
Мост, отделявший Надежду от деда Тарасюка, к ее удивлению оказался непригодным для перехода – реки недавно вскрылись ото льда, и рыхлая деревянная конструкция моста пострадала. Такой любви и силе воли стоит поучиться молодым. Женщину, разменявшую восьмой десяток не смутило препятствие в виде холодной воды. Просто раздевшись, она вброд перебралась через ледяную весеннюю воду, о чем позже будут свидетельствовать рыбаки.

Позитивную творческую атмосферу второго дня экспедиции дополнил приезд Дорофея Феоника – руководителя народного ансамбля из польского Бельска. Кроме занятий музыкой и народным творчеством, Дорофей – служитель при церкви. Даже если не знать этой информации, то можно догадаться по его спокойной ровной речи, никуда не спешащим движениям, часто появляющейся на лице улыбке. Такой передвижной источник позитивной энергии, тихой, но сильной.

Мы не стали долго засиживаться в обществе зарубежного гостя, оставив его на попечение хозяев и занялись своими прямыми задачами, разбредясь по окрестностям: художники рисовали, а видеооператор, фотограф и писатель принялись следить за ними и друг за другом, фиксируя происходящее в зрительные, слуховые и текстовые варианты летописи.
Наблюдения за каждым по отдельности привели к некоторым интересным беседам. У людей, которые занимаются любимым делом, как-то само собой получается рассказывать о том, что они делают.
Первой жертвой моих наблюдений стал Мировлад Палачич, в миру Вова.
Кажется, что он знает о живописи все: из чего делали и делают масляные краски, какими техниками и методиками можно создавать картины,  даже сам готовит некоторые ингредиенты для создания своих картин. Задумывались ли вы когда-нибудь о происхождении слова «живопись»? Так легко и просто – живописать. В попытке скопировать мир, человек когда-то и начал рисовать, живописать, надеясь наделить изображаемые образы чем-то живым.
Поведал Мировлад и тайны создания некоторых цветов масляных красок, как например пурпурной, когда-то самой дорогой. Этим цветом рисовали лишь правителей, так как получали его из раковин моллюсков редких цветов, водившихся лишь в одном месте на всей земле. В своем творчестве Палачич закономерно хочет отличиться от всей массы художников, создать что-то свое индивидуальное и неповторимое. Сегодня название жанра своих работ он может определить лишь с приставкой «гротеск», говоря при этом, что он еще продолжает набираться профессионализма, и далек от того, чтобы научиться всем тайнам владения кистью.
Взгляд Палачича на мир через призму живописи помогает ему быть везде своим, везде дома. Он убежден в космополитичности картины. Ведь для ее восприятия не нужно знание языка, как для чтения книги. Образ гораздо полнее передаст настроение, чем тысяча слов, тем более на непонятном языке. «Картину поймут даже в Японии», - заключает он.

Где-то рядом с целым набором фотоаппаратов ходит Маша Василькова. Пока я пытался проникать в голову художника Палачича, чтобы сделать ее начинку частью летописи, Маша прицельным огнем из нескольких объективов увековечивала нас на разных носителях.
Столько фотоаппаратуры в одних руках я еще не видел – и пленочные и цифровые и даже телефон у нее постоянно трансформируется в фотоаппарат. Кажется, возьми она в руки ложку, и у той прорежется объектив. Вот она сидит и перезаряжает один из своих странных аппаратов. В 21-м веке Маша снимает на пленку. В заброшенной нежилой деревне такой возврат к традициям смотрится особенно органично.

Сегодня роли в нашей игре немного поменялись. Мне довелось быть не только летописцем экспедиции, но и натурой.
Вечером за столом под липой на деревенском перекрестке Мария Редько создавала портрет писателя на фоне стойловских пейзажей. Видимо ее городской взгляд успел устать от обилия зелени вокруг, и она решила вернуться к привычному направлению творчества – созданию портретов.
Лет десять назад я уже был на острие ее кисти и воплощался на холсте – давно забытое ощущение пристального взора на себе. Самое сложное при позировании, не шевелить глазами, когда тебя просят смотреть только вперед. Тем не менее, пока меня рисовали, я тоже успел нарисовать карандашом то, что было перед моим почти неподвижным взором.
Я рисовал пейзаж, Маша-художник рисовала меня, Маша-фотограф делала снимки этого процесса, а Илья записывал всех на видео. Только Мировлад Палачич отдельно от всех создавал свои образы Стойлов, сидя в уединении в дальнем углу двора усадьбы.

День третий. Насыщенный
Завтрак в исполнении Александра Быцко снова был прекрасен. Одно из главных открытий, которые я сделал для себя за несколько дней пребывания в Стойлах – оказывается, овсянка может существовать без сгущенки. Долгие годы сгущенное молоко для меня было логическим продолжением, вливаемым в овсяную кашу. Александр разбил в пух и прах мою веру в овсянку, подав ее с приправами и слегка подсоленной.
О том, что это будет насыщенный день, предвещала даже эта необычная каша.
Сегодня в планах была помощь деду Тарасюку в народной белорусской забаве – «выкопай картошки меньше, чем посадил».
Пока половина группы во главе с Ларисой Николаевной и сельхозорудиями наперевес отправилась добывать из-под земли картошку, я с двумя Машами решил поискать ракурсы для фотографий и картин. Потом гораздо позже я все же вспомнил – желание, идя между Машами, я так и не загадал. Обидно.
Маша-фотограф, в очередной раз показалась необычным творцом фотографий. Ну что особенного может увидеть здоровый человек в простых зарослях кустов и сорняков? А фотограф может. Здесь мне снова пришлось с Машей-художником стать под прицел фотоаппарата, пробираться через крапиву и паутину, царапать лицо о сухие ветки деревьев. Что ж искусство, видимо, требует этого.
Маша Василькова до конца экспедиции осталась для меня закрытой книгой. Всегда немножко в стороне от всех, тихая, спокойная с взглядом на мир через объектив фотоаппарата или телефона.

Как бы мы ни старались избежать участия в выкапывании картофеля, но успели вернуться, когда работа была в самом разгаре. Ребята, похоже, получали удовольствие от такого единения с землей, дополняемого снующим туда-сюда и отпускающим разные шуточки дедом. Урожайность оставляла желать лучшего. Наверняка, посажено в землю было больше, чем мы смогли извлечь. Скорее это была работа ради работы. Может в этом и кроется один из постулатов жизни деда Тарасюка – бессмысленная и беспощадная работа. Но я не стал у него спрашивать об этом.
Отпускать нас без угощений хозяин здешних земель, конечно же, не стал. Старый стол на улице вскоре покрыли заменители скатерти – газеты, на которых возникли сковородка с яичницей, сало, колбаса, огурцы и, конечно же, национальный пущанский алкогольный продукт.
В толпе людей дед словно оживал, набираясь энергии у зрителей. Так было и сейчас. То он рассказывал о жизни, добавляя достаточно подробные эпизоды о своих взаимоотношениях с женским полом, то начинал петь песни.

То ли от избытка впечатлений и от большого количества гостей, то ли просто от возраста, вечером деду стало плохо. Я сразу же вспомнил начало экспедиции и попавшую под колеса птицу, связав знак и то, что он мог предвещать. Дед произвел на меня разные впечатления в реальном своем образе и показанном в фильме: воин земли кормилицы, шутник, который может отпустить не всегда приличную шутку, просто деревенский мужик. Окончательного мнения о его персоне не было, как и желания присутствовать, возможно, при его последних днях жизни. Несколько лет назад дед Тарасюк сказал, что Бог отпустил ему строго определенное количество лет, а с тех пор по его словам «он перестал со мной говорить». Бред это пожилого человека или реальность, мы не знаем. Но он в любом случае убедил и запрограммировал себя на то, что умрет в этом году. Именно этим были вызваны особые переживания, в первую очередь Ларисы Николаевны, о здоровье Николая Васильевича.
Радостная атмосфера предыдущих дней уползала, словно уж из местных болот, пока в нашей истории не появились новые персонажи.
Почти минута в минуту со скорой, которую вызвали деду, в деревню добрался автостопом человек, которому спустя несколько часов дали роль ангела, посланного задержать деда на этом свете. Случайно или волею судьбы «хлопец-анёл», как его быстро окрестили, появился в деревне именно тогда, когда деду стало плохо. Путешественник из Минска Виталий Заболотный ехал автостопом именно к деду. Потом он расскажет, что слышал про единственного местного жителя еще лет семь назад. Все эти годы он хотел увидеть деда, но почему-то не получалось. Только сейчас настало то, самое нужное время. Ну не ангел ли?
Он проведет ночь в доме Тарасюка, присматривая за прихворавшим дедом, а уже утром единственный местный житель будет снова бодр и здоров, как ни в чем не бывало.
Вечером переживания за пожилого человека были сильны и сказывались на всем. Даже приготовляемая на мангале пища мягко сказать пригорела. По этому поводу мы с Ильей и Мировладом всерьез задумались, как можно красиво подать полуобуглившиеся куриные ноги и крылья. Все началось с попыток политкорректных названий блюда из разряда «крылья по-афроамерикански». Большинством голосов все же прижилось название «адские крылышки». В полумраке кухни, освещенной свечами, сразу даже никто не заметил визуального изъяна данного блюда, а название стало активно использоваться. Возможно, вас когда-нибудь спросят, как готовить «адские крылышки». Кроме самих куриных крыльев здесь важны и другие ингредиенты. Только собрав в одной точке пространства художника, видеооператора и писателя можно приготовить подобное блюдо. Но самое важно готовить его нужно на стойловской земле.

Мысли и истории уже подходят к концу, а о видеооператоре Илья Шамилове не сказано почти ни слова. Сейчас настал его час. Вечером последнего, третьего дня пребывания экспедиции в Стойлах начались индивидуальные записи видео с каждым участником. Все эти дни Илья был где-то рядом, стоял за спиной и фиксировал нашу жизнь. До этого не было ни одного постановочного кадра – все просто жили, а он просто снимал что-то самое важное, значимое и интересное на свой взгляд. Раньше видеооператор представлялся мне в образе сумасшедшего человека в каске, бегущего с камерой под свистящими пулями и снарядами, кричащего что-то, а в конце обязательно его камера должна была падать рядом с бесчувственным оператором и снимать дорогу или небо.
Илья поменял этот образ, так же как Александр показал мне иную овсянку. Тихо и незримо, как снайпер, наш оператор всегда был где-то рядом. Повернувшись в любой миг можно было увидеть нацеленный на тебя объектив-прицел и самого Илью, одетого в маскировочные цвета.
Этим вечером мы записывали на камеру переживания от того, что произошло у нас за несколько дней. Первой свои ожидания и итоги этих ожиданий транслировала из кресла возле печи Маша Редько.
За ней в эти дни мне удалось наблюдать больше всего, и работа ее стала заметна быстрее всего. Начав свою экспедицию с картины на первый взгляд обычного дерева, она успела сделать несколько портретов маслом, нарисовать дом, в котором мы жили, и, при этом, быть активным участником жизни экспедиции.
Даже обычное ржавое ведро на полотне Марии Редько может преобразиться в музейный экспонат и обрести вторую жизнь. Образы же людей под ее кистью обретают свои истинные лица, которые не способна скрыть никакая маска.
После нее общение с камерой один на один продолжили и другие. Каждый говорил что-то свое, личное, немного стесняясь людей, которые уже успели стать близкими.

День четвертый. Уезжаем засветло
Утро началось с доброй новости о том, что у деда Тарасюка все хорошо.
Особых творческих дел уже вроде никто не планировал, настроения с утра царили получемоданные.
Прогулки по деревне с заходом в лес, размышления и разговоры о глобальных темах поиска места человека в мире, о творчестве – заняли какую-то часть дня, плавно перевалившего за полдень.
Уезжать решили так, чтобы проделать 70 километров до Бреста еще в светлое время суток.
Потом в суете вдруг вспомнили, что не успели доснимать дом деда изнутри, отправив туда Илью в очередной раз. Когда он застрял там на несколько часов с чудесно выздоровевшим Тарасюком, стало приходить осознание того, что запланированное время выезда осталось уже позади.
Планы нарушило еще исчезновение одного из фотоаппаратов. После долгих и тщетных поисков, как обычно и бывает, он был обнаружен на самом видном месте, чуть прикрытый постельными принадлежностями на столе.
Время выезда безнадежно и безвозвратно сорвалось, но никто особо не тревожился об этом – как-то быстро Стойлы запускают свои корни в души людей. Вырваться из стремительного городского ритма оказалось полезно и приятно для всех.
На выезде из деревни нас ласково провожало предзакатное стойловское солнце.

Минск
3.09.2014