Некоторые статистические данные из истории уходцев

1874-1881 годы были самым опустошающим периодом в истории Уральского казачьего войска (УКВ) до революции 1917 года. Всего за несколько лет значительная часть населения УКВ была вырвана из состава войска, и поселена в только что завоёванном Туркестанском крае. Те, кто когда-либо писали о человеческих потерях, понесённых в тот период, не забывали отметить, что потери эти были велики, что было две волны арестов - в 1874 и 1875 году и что сосланных казаков простили в 1881 году, но они “отказались вернуться” в войско.  Мой пересказ очень упрощён, конечно, но по сути верен: такова общепринятая “легенда”. Так получилось, что до сего момента не было ни одного более-менее детального обозрения осужденных, динамики арестов, демографии и географии жертв того “бунта” против Нового Военного Положения (НВП), принятого в марте 1874 года.

Моё обозрение ни в коем случае не претендует на полноту. Скорее, это попытка обозначить все “дыры” в наших познаниях на эту тему, а также в документах, которые удалось собрать. “Дыр” очень много. Начнём с того, что по сей день мы не знаем, сколько именно людей было сослано из войска. Первым и главным источником информации по сосланным являются Уральские Войсковые Ведомости (УВВ), в которых печатались все списки приговорённых к наказанию по суду. Также мы оперируем статистическими данными из работ известных исследователей УКВ В.Н. Витевского и Н.А. Бородина. Они имели доступ к войсковому архиву, ныне утерянному, и их данные были предоставлены войсковой администрацией. На основании этих списков и статистических данных в литературе по данной теме часто пишется, что было сослано две с половиной тысячи казаков. Эта цифра может быть не совсем точной, и кто знает - может, и совсем неточной? Те, кто были приговорены по суду и чьи приговоры были обнародованы в УВВ в приказах по войску, составляют около двух тысяч человек. Помимо сосланных по суду были также казаки, сосланные административным порядком без решения суда (то есть, по решению наказного атамана УКВ генерал-лейтенанта Н.А. Верёвкина и Оренбургского генерал-губернатора Н.А. Крыжановского). Если ориентироваться на данные, приводимые Бородиным и Витевским, то таковых “административно сосланных” всего должно быть около 500 человек. Однако даже при довольно поверхностном знакомстве с архивными матириалами становится ясно, что административно сосланных могло быть намного больше. Мне довелось найти архивные документы по нескольким сотням сосланных уральских казаков в ГАОО (Оренбургском архиве), в которых были списки людей, чьи имена никогда не появлялись в УВВ, однако из сопроводительной документации несомненно, что они такие же “уходцы” как и те, кто были высланы по судебному приговору. Таких “административно сосланных” только в Оренбургскую губернию (на территорию Оренбургского Казачьего Войска), не учтённых в УВВ, по моим спискам набирается порядка 200. Эта информация однобока (в основном, по одной губернии) лишь потому что у меня был доступ именно к Оренбургскому архиву. Можно лишь фантазировать, что можно найти в архивах Узбекистана, но - как это не грустно - я не сумела найти доступы к тем музеям. Цифра сосланных в Оренбург административным порядком, которую набрала я, практически равна по количеству с “официально” осужденными. То есть, по моим изысканиям - действительное количество сосланных в Оренбург было в два раза выше, чем указано в официальных отчётах. В списках казаков из каждого конкретного этапа, оставленных в Оренбургской области, процент “административно сосланных” мог колебаться от 10 до 50 процентов. В Оренбургскую область высылали совсем немногих, лишь  немощных стариков и инвалидов, и то, по моим неполным спискам, получается более 400 человек, не считая семей. Из работ Витевского и Бородина нельзя понять, какие казаки были учтены в их статистике: все осужденные в связи с делом 1874 года, или только те, кто были приговорены судом? Однако, на основании всего вышесказанного, можно предположить, что количество сосланных казаков значительно превышало традиционно общепринятую цифру: 2500 человек. Может так быть, что рассматривая отчётность войсковой администрации о сосланных, мы имеем дело с бюрократическим очковтирательством 19-го века и попытками уменьшить размер катастрофы, которую переживало войско?

Также неизвестно, учитывались ли в тех статистических данных помимо непосредственных “участников” “сочувствующие” казаки, которые “нечаянно” помогали осужденным бежать из-под ареста, проявляя “халатность” на посту, или пытались остановить грубое обращение со своими арестованными собратьями, и которых потом за это отдавали в арестантские роты? В 1874 и 1875 года таких казаков отправляли в Оренбургскую арестантскую роту, но потом нарушителей стали ссылать в Воронеж. Надо полагать, Оренбург был недостаточно далеко, чтобы прервать связь между УКВ и “смутьянами”, поэтому были задействованы более удалённые Воронежские арестантские роты. А ведь все те “сочувствующие”, пострадавшие в ходе событий, тоже являются жертвами “бунта” и тоже должны быть засчитаны в общее количество потерь, которые понесло УКВ в тот период. У меня нет документов по судебным делам над караулами, поэтому нет никакой возможности сказать даже приблизительно, о какого размера потерях мы говорим. Далеко не все случаи нарушений в “караулах” были обнародованы в приказах по войску, а следовательно и в УВВ. Мне довелось несколько раз наткнуться на архивную переписку по поводу “карульных” дел, которые не нашли отражение в УВВ. Одно известно более-менее “точно”: такие должностные преступления были нередки.

Что же касается сосланных в Туркестанский край, то единого источника информации мне пока найти не удалось, а собирать сведения из разрозненных архивов и дорого, и медленно, и трудно (я уже упомянула архивы Узбекистана, которые пока абсолютно недосягаемы для меня), поэтому проверить и дополнить списки осужденных с фактическими списками сосланных пока нет возможности, или же эти возможности очень ограничены.

Не менее трудно восстановить динамику событий и ключевые моменты, повлиявшие на ход событий в разные периоды, не имея внутренней, Уральской, информации. Большинство исследователей опираются на документы, которые можно найти в столичных архивах (да и Оренбургский сюда можно отнести), то есть на рапорты вышестоящему начальству. Такие документы не всегда (а точнее, почти никогда) не включают мелкие местные детали, которые могли бы послужить ключом к пониманию хода событий. До сих пор никем не объяснено почему из двух соседних населённых пунктов один оказывался совершенно лояльным и “согласным” с НВП, а другой - совершенно мятежным. Почему один населённый пункт пережил 1874 и 1875 годы без каких-бы то ни было потрясений и арестов, и вдруг в 1876 году в нём объявились “несогласные”. Почему в некоторых форпостах было так много “лидеров сопротивления”, а в других - не было никого?

Списки сосланных и осужденных казаков, составленные мной, неполны, но то, что не все имена сосланных могут быть найдены, не должно мешать нам, потомкам, отдать дань памяти тем, чьи имена мы знаем. Будем надеяться, что работа по сбору информации не остановится после этого обзора, и когда-нибудь у нас будет более полное представление о человеческих потерях УКВ в период “бунта” 1874 - 1887 (в 1887 году “бунт” был объявлен “подавленным”). При всех недостатках этого обозрения оно также может предоставить сведения по хронологии арестов и ссылок.

Самые первые арестованные были из числа тех, кто дал “мандат” двум отставным казакам, Осипу Ботову и Кириллу Кирпичникову, прийти к временно исполняющему обязанности наказного атамана УКВ генералу К.Ф. Бизянову с прошением о приостановке НВП. Когда в июле 1874 года К.Ф. Бизянов начал допытываться об именах “сообщников”, избравших двух ходоков, он арестовал Ботова и Кирпичикова, и отправил их в Оренбург на допросы с пристрастием. В ходе следствия стали всплывать имена “соучастников” “неподчинению Монаршей воле”. Точные списки арестованных за тот период мне на глаза не попадались, но логично предположить, что первые арестованные и до ссылки дошли первыми. А кто-то и до суда. Как я уже писала выше, это одна из странных особенностей расправы с “бунтом” 1874 года: не каждый наказанный “бунтовщик” был признан таковым по суду. Были и такие, кого просто “наказали за компанию” (или “административно”), не оставив никаких пояснений. Самый ранний список, который мне довелось увидеть, был составлен в сентябре 1874 года, и содержал имена восьми Уральских казаков, предназначенных для поселения в одном из отделов Оренбургского казачьего войска: Гагушкины Марк и Семён, а также Савелий Осипович Закладнов из Кулагинской крепости, Евдоким Ляпин, Гаврило Асинов и Василий Курилин из Харкинского форпоста, Лачугин Иван из Горской крепости (все из Кулагинской станицы) и бывший урядник Семён Соколов из Январцевского форпоста Кирсановской станицы. Можно предположить, что самые первые наказанные имели какое-то отношение к прошению Ботова и Кирпичникова.

Были также два других, не датированных, списка, которые, скорее всего, относятся к тому же периоду. Эти списки уральских казаков, предназначенных для поселения в других отделах ОКВ. В том списке были указаны Илларион Иванович Пастухов, 56 лет от роду, Илларион Яковлевич Диулин, 38 лет, и Андрей Васильевич Усов, 30 лет, из Гниловского хутора Трекинской станицы. Из Красноярского форпоста Калмыковской станицы были сосланы в той самой первой партии “уходцев” Викул Осипович Шамин, 31 год, и Сильвестр Сидорович Глонин, 46. Владимир Иванович Визгалин, 58 лет от роду, был из Дарьинского форпоста Трекинской станицы, Павел Евстафьевич Тетиков, 37 лет, был из Круглоозёрного форпоста. Эти сосланные предназначались для поселения во 2-ом отделе ОКВ. Мирон Соколов, 66 лет, из Орловского форпоста Зеленовской станицы, и Александр Степанович Быков из Каршенского форпоста Горячинской станицы были переправлены в Орск. Дальнейшее место отбывания наказания пока неизвестно.

Попутно замечу, что самое большое количество самых первых арестов приходится на Трекинскую и Кулагинскую станицы. Интересно было бы понять, какие именно местные обстоятельства подтолкнули казаков этих двух станиц обсуждать НВП активно и попытаться изменить экономические последствия НВП для войска? Может быть, именно в этих станицах и проходили сборы, на которых было написано первое - судьбоносное - прошение, послужившее толчком для всей истории, и может быть, Ботов и Кирпичников тоже были оттуда?

Первые списки датированы и написаны довольно небрежно, да и само архивное дело составлено не по порядку, поэтому у меня нет абсолютной уверенности, что эти 17 человек были первыми арестованными и отправленными для следствия в Оренбург. Однако, с большой долей уверенности я могу утверждать, что приказов с постановлениями о судебном приговоре этим казакам в УВВ никогда не печаталось. Если мои предположения верны, то эти люди, а также Кирилл Кирпичников и Осип Ботов, были ответственны за подачу прошения Бизянову в июне 1874 года. За это прошение оба ходока получили по 6 лет каторги. Вот эти первые осужденные, а также два казака Рубеженской станицы, Федор Лапшин и Фёдор Буренин, погибшие, пока находились под арестом в августе 1874 года, - эти люди являются первыми жертвами террора, развязанного войсковой администрацией на территории УКВ в 1874-75-х годах.

Вторая волна арестов прокатилась в августе 1874 года, когда казаки отказались выбирать хозяйственных депутатов. По многочисленным упоминаниям свидетелей событий, казаков арестовывали сотнями зараз. Содержать всех арестованных было негде, да и в принципе невозможно, поэтому многих отпустили, выпоров безо всякого следствия и определения вины. Списки задержанных и отпущенных в августе 1874 года мне на глаза не попадались. Те, кого не отпустили, влились в массы арестованных в сентябре-октябре 1874 года по планам Оренбургского генерал-губернатора Крыжановского. Ещё до приезда в Уральск в сентябре 1874 года Крыжановский составил план прекращения “бунта” арестом 40 человек “зачинщиков”. Он занялся выполнением этого плана сразу по прибытии в Уральск. “Зачинщики” должны были быть старообрядческими “начётчиками”, то есть знатоками Святого Писания и Устава. Каким образом Крыжановский понял, что именно “начётчики” начали “бунт”, остаётся тайной... Сам он додумался, или генерал Бизянов подсказал из Уральска? Одно известно точно: ещё до прибытия в Уральск Крыжановский отрапортовал о своём плане в военное министерство и получил “добро”на аресты. Следующая волна арестов была целенаправленная и по критериям: арестовывали стариков-старообрядцев, имевших самое большое влияние на станичные общества. Арестовывали стариков не за “бунт”, которого ещё не было, а за потенциальное влияние на войсковое население.

Три группы людей: “начётчики”, отказавшиеся выбирать хозяйственных депутатов и отказавшиеся подписать благодарственное письмо  за оказанную милось - НВП, соединились в большие партии осужденных, приказы о которых были напечатаны в УВВ. Нет никакой возможности определить, кто из этих осужденных был арестован когда и за что. Судебные дела мне на глаза не попадались, а также не встречала я и упоминания о тех судебных делах в работах других исследователей. Однако, предполагаю, что следственные материалы по этим делам были куцые, потому что проделать аккуратную канцелярскую работу было физически невозможно. В №39 УВВ от 6 октября 1874 года приводится приказ со списком приговорённых по суду в количестве 213 человек. Не могу поверить, что три сотрудника экстренной военно-судной комиссии могли за две-три недели завести следственные дела по всем 213 подследственным по всем правилам: с опросом свидетелей, с мотивами, с контр-аргументами, смягчающими обстоятельствами...  Было бы время хоть имена записать правильно! По этой причине до сего момента невозможно определить точные имена (и особенно отчества!) некоторых осужденных казаков, а также места жительства многих. Восстанавливать эти личные сведения можно путём перекрёстной проверки разнообразных списков, но при ограниченном доступе к таковым (по причинам, объяснённым выше) очень многие казаки до сих пор не имеют достаточных личных данных и не могут быть внесены в постаничные списки.

В №41 УВВ за тот же год появился приказ о ещё 10 осужденных, в №45 - о 24 осужденных, в №48 - о 49 осужденных, то есть каждые 2-3-4 недели комиссия “пропускала” от 10 до 50 человек. Судя по всему, эти осужденные были арестованы вместе с теми, кого пропечатали в №39, но их по каким-то причинам не смогли втиснуть в первое судебное слушание. Помимо этих официально осужденных были и неподсчитанные пока сосланные не по суду, не отражённые в газете.

Как минимум 9 человек получили по году тюрьмы с последующим наказанием ссылкой. Все эти осужденные из первой партии, из №39 УВВ: Лагашкины Макей и Семён, Мирошхин Герасим, Божедомов Яков, Погадаев Ларион, Мясников Вавила, Пискунов Никифор, Ходин Исакий и Федот Савин. Местопроживание в войске большей части этих осужденных неизвестно. Некоторые из них были осуждены вторично до окончания первого срока и отправлены в Туркестан на поселение. А некоторые из этих осужденных больше никогда не упоминаются, и их имена не встречались мне в списках ссыльных на пересылочных пунктах в Оренбурге, Орске и Казалинске. Почему? Что случилось с ними после отбытия заключения в тюрьме г. Уральска? Умерли?

В том же списке осужденных 13 человек были приговорены к ссылке в Сибирь. Это были Иван Сармин, Карп Чесноков, Елистрат Рекунов, Алексей Голованов, Тимофей Донсков, Силантий Калашников, Никифор Липилин, Макар Астафьев, Михаил Соколов, Алексей (Андреянович?) Кабаев, Михаил Голянин, Нефёд (Семёнович?) Фокин, Константин Лебедев. Места жительства неизвестны. Известно, что более поздние высылки в Сибирь были в Забайкальский округ. Относится ли это и к первой волне сосланных в Сибирь? Или их сослали куда-то ещё?

В 1874 году 7 человек были приговорены к каторге. Двух из них я уже упомянула: Кирилл Кирпичников и Осип Ботов. Еще в №39 УВВ упоминается Пимен Николаевич Дурманов (В тот год ему дали наказание ссылкой, но в 1876 его судили ещё раз и дали 20 лет каторги! - что же он такое ужасное сделал? Его преступление никем никогда не обсуждалось - ни исследователями, ни в переписке администрации), Иван и Андрей Краснятовы (по 5 лет каторги), Меркурий Ильичёв (4 года). Ещё два каторжных приговора дали подсудимым Степану Гавриловичу Трифонову из Антоновского форпоста Сахарновской станицы и Якову Максимовичу Гузикову (63 года от роду) из Бударинского форпоста.

Уже в 1874 году как минимум 141 человек были высланы в Оренбургскую губернию. Для некоторых казаков это было постоянное место ссылки, их потом распределили по отделам Оренбургского казачьего войска и поселили по отдалённым станицам. Для некоторых же это был лишь перевалочный пункт, где они ждали отправки дальше, в Туркестан. Чаще всего, пересылочным пунктом служила Орская тюрьма Оренбургской области. Из того первого потока ссыльных не менее 10 позже были отправлены дальше в Казалинск. К началу 1875 года администрация выработала правила как распределять казаков в ссылку. Было решено, что Оренбургская область будет служить местом ссылки для старых и больных осужденных, а всех, кто помоложе и повыносливее будут отправлять в Туркестан. Чтобы старики-староверы “не угрожали” православию Оренбургских казаков, их было решено распределять по мусульманским селениям.

Приговоры ещё 47 казакам были напечатаны в №3 УВВ за 1875 год. Этот январский список был поистине “состряпан” наспех.

Довольно большая партия арестованных - 46 человек - была осуждена в апреле 1875 года. Неизвестно, за что эти казаки (также как и судившиеся в январе?) были арестованы. Были ли они последней частью той первой группы арестованных (тогда почему их держали под стражей так долго?) или их арестовали потом за какие-то дополнительные события? Из них 16 человек были приговорены к году тюремного заключения с последующей ссылкой в Туркестан. Среди них были Осип и Пётр Любимовы, Наум и Денис Болдыревы, Лука и Моисей Лагашкины. Те же казаки, чьи фамилии встречаются лишь по одному разу, даже не заслужили быть упомянутыми по имени. Это Селезнёв, Мясников, Миронов, Мотасов, Горбунов, Бакалдин, Дурманов, Свечников, Кунаковсков и ещё один Лагашкин. Места жительства этих казаков тоже не указаны. Остальных, избежавших тюремный срок, отправили сразу в Туркестан.

Следующая большая волна арестов прокатилась по УКВ летом 1875 года, когда начались летние учебные сборы в мае, и многие из казаков, обязанных участвовать в этих сборах, не явились. За саботаж военных учебных сборов арестовывали и не явившихся (если могли поймать), и тех кто их укрывал и поддерживал. 6 июля 1875 года (УВВ, №26) приговорили  первую партию в 24 человека, а потом суды пошли нескончаемым потоком: 147 человек - 27 июля (УВВ, №29), 212 человек - 3 августа (УВВ, №30), 196 человек - 10 августа (УВВ, №31), 195 человек - 17 августа (УВВ, №32), 225 человек - 24 августа (УВВ, № 33), 196 человек - 31 августа (УВВ, №34), 104 человека - 7 сентября (УВВ, №35). Всего же по приказам, напечатанным в УВВ, в 1875 году по суду отправили в ссылку и наказали другими способами 1499 человек. А по моим спискам  в ссылку было отправлено по делам “летних учебных сборов” не менее 1528 человек, то есть не менее 29 человек были высланы без суда и следствия.

Всего по моим спискам было наказано в связи с делом о неповиновении Новому Военному Положению 1874 года 2429 человек. Как я уже писала, списки неполные.
Наверняка, со временем (в результате работы с архивными материалами) эта цифра вырастет.

Приговоры полны ошибок, что совсем не удивительно. Учитывая с какой поспешностью велось делопроизводство, нельзя было избежать ошибок. Бывало и так, что чуть ли не целый список уже осужденных и сосланных появлялся в судебных приговорах опять. Например, Марк Иванович Мясников, Павел Егорович Воробьёв,  Алексей Захарович Ниточкин, Леонтий Кондратьевич Шапошников,  Ипатий Софонович Бокаушин и Гурьян Васильевич Горшков были осуждены в январе 1875 года вместе с другими арестованными, а потом их приговор был повторён в июне того же года в группе уже других осужденных. Канцелярия нечаянно перепутала списки?

Было много казаков, судившихся дважды и даже больше. Например, Елисей Прокофьевич Мясников, которого судили в октябре 1874 года и сразу же сослали в Туркестан через Оренбург, был судим в августе 1875 года уже в Оренбурге и приговорён к трём годам в Оренбургской военно-исправительной роте. Всевозможных беглых и нарушителей дисциплины, судившихся по нескольку раз было много, и документация о них довольно запутана, так же как и списки. Имена и личные сведения зачастую не совпадают, поэтому восстанавливать картину “преступлений и наказаний” чрезвычайно трудно.  Наверняка, не только я, но и все исследователи, время от времени теряются в потоке разрозненных списков и многочисленных ошибок.

В связи со всем выше сказанным данные, приведённые в этом обзоре, могут значительно измениться, если на свет выйдут какие-нибудь ещё неизвестные документы, или же кто-нибудь опубликует документы известные другим исследователям, но не встретившиеся мне.

Из всех материалов, доступных мне, можно сделать кое-какие выводы, которые могут быть интересны многим и которыми мне хотелось бы поделиться, не смотря на их возможную неполноценность. Например, до сего момента не было чёткой картины, какие станицы понесли самые большие человеческие потери. Из тех данных, которые мне доступны, становится ясно, что самый большой отток людей случился в Кулагинской, Сахарновской и Круглоозёрной  станицах.


Кулагинская станица включала Кулагинскую крепость, Горскую крепость, Харкинский форпост и Гребенщиковский форпост. В этих четырёх населённых пунктах за всё время “бунта” против Нового Военного Положения было арестовано и наказано по суду 236 человек, больше чем где бы то ни было в войске. В Горской крепости арестовано и осуждено было не менее 83 человек, в Харкинском форпосту - 70 человек, в Гребенщиковском - 47, и в Кулагинской крепости - 35. Трудно сказать, почему именно Горская крепость и Харкинский форпост стали “оплотом сопротивления”, или - может быть - козлами отпущения? Первоначальная охота за “начётчиками” была в этой станице не самой свирепой. В Круглоозёрной за тот же период арестовали намного больше народа, а в Горской крепости всего 8 (“всего” - по сравнению с другими населёнными пунктами, конечно. Для самой Горской крепости каждый осужденный был чьей-то личной и семейной трагедией!). В Харкинском форпосте арестовали всего 6 человек, всё старики, которых сплавили потом побираться в Оренбурской области. Одного из Харкинских, Пимена Николаевича Дурманова, 63 лет, судили дважды, в 1874 и 1876 годах, и в итоге отправили на 20 лет каторжных работ в рудниках, что было самым суровым (и самым абсурдным, и самым непропорциональным!) приговором за всю историю “бунта”. В том же году Гребенщиковский форпост и Кулагинская крепость потеряли по 7 человек. Можно сказать, что волнения в 1874 году в этой станице хоть и были, но всё-таки не такие как в других местах, той же Круглоозёрновской. Как же так получилось что в 1875 году именно в этой станице был самый страшный полицейский террор?
Учебные сборы лета 1875 года спровоцировали массовые неявки, и в результате, массовые аресты, причём не только молодых казаков, не явившихся на сборы, но и тех, кто их “вдохновлял”. В Горской крепости арестовали ещё 75 человек, среди них отставных казаков было не более семи - восьми, и те ещё не старые, а вот в Харкинском форпосте арестовали 63 человека, среди которых были представлены все возрастные группы, даже 77-летний старик, Иван Ларионович Коннов. В Кулагинской крепости осудили в 1875 году 26 человек, и в Гребенщиковском - 38. Причём, в Гребенщиковском тоже нашлись “бунтовщики” весьма почтенного возраста: Якову Даниловичу Ефремову и Василию Алексеевичу Багрову было уже за 70, Карпу Фёдоровичу Меньщикову перевалило за 81; и его ещё приговорили (наверное, по ошибке? или он в свои 80 лет совсем не походил на старика и инвалида?) к дальней ссылке в Аму-Дарьинский край вместо ближней ссылки в Оренбургскую губернию!.
На этом “бунт” в Кулагинской станице был искоренён. В 1876-77 годах желающих бунтовать уже не было.

Круглоозёрная станица включала три населённых пункта: Круглоозёрный форпост, Серебряковский форпост и хутор Щаповых. Все три принимали активное участие в событиях и все три серьёзно пострадали - осуждено было в общей сложности не менее 214 человек.
Круглоозёрный пережил самый большой удар во время первой волны арестов, когда шла “охота на ведьм” и выявлялись “раскольничьи начётчики”, активисты “сопротивления”. Аресты 1874 года сначала проходили в сентябре во время митингов по поводу НВП, потом уже шёл целенаправленый отбор “начётчиков” (кажется, это было) в конце октября. Всего в 1874 году арестовано было 27 человек, большей частью, престарелых. Среди них были урядник в отставке Пётр Иванович Стольников и не менее трёх человек, которым было за 70: Яков Иванович Донсков, Исакий Яковлевич Думчев и Сидор Иванович Копеечкин.
В Серебряковском тоже нашлись “начётчики” в количестве 10 человек, и трое - из Щапова.
Летние учебные сборы 1875 года вызвали массовые аресты, в том числе 21 человек из хутора Щаповых,  23 - из Серебряковского форпоста, и 44 - из Круглоозёрного.
Что выделяет эту станицу из всех остальных, так это то, что Крулоозёрная не сдавалась дольше всех. Уже сломлен был дух “сопротивления” по всему войску; после повальных арестов лета 1875 года почти все станицы притихли; а в Круглоозёрной всё ещё продолжались аресты. В Круглоозёрном форпосте арестовали в 1876 году ещё 33 человека, в Серебряковском - 28, и в Щаповом - 8, причём одному из Щаповских арестованных было уже за 80 (это был Семён Петрович Марков. Получается, что два года, пока шли волнения по войску, он оказывался в стороне, и вдруг не удержался, взбунтовал на старости лет? С чего бы это?). Последние суды по этому “бунту” (последние, о которых печатались приказы в Уральских Войсковых Ведомостях! причём я имею в виду “первую судимость”, тех, кого арестовали и судили впервые. Беглых “уходцев” продолжали судить и после 1877 года), так вот, последние судебные заседания проходили уже в январе 1877 года - и именно над Крулоозёрновскими!

В Сахарновской станице за все годы “бунта” было арестовано не менее 206 человек, причём в самом начале событий эта станица не казалась начальству проблематичной, или станичный атаман был подобрее... Как бы там ни было, “чистка” 1874 года не была в Сахарновской станице (одной из больших станиц!) массовой, арестовали всего четыре человека. В самой Сахарной крепости были самые маленькие потери по станице, там арестовано было 22 человека, и все 22 в 1875 году в связи с летними учениями. Среди них попались и не менее двух стариков: Мирон Макеевич Плотников, которому было под 70, и Павел Миронович Стрельников, которому было уже далеко за 80. Надо полагать, они не считались “авторитетными” начётчиками, раз не попали в первую волну арестов, однако оказались вовлечены в события 1875 года.
В Каленовском форпосте арестовали 64 человека, причём из “начётчиков” там оказался лишь один “вдохновитель” старообрядства - Тихон Данилович Башинятов, ещё не старый, 37 лет от роду. Все остальные были арестованы в 1875 году из-за учебных сборов, причём один был урядник, Поликарп Иванович Бизянов, а также было не менее четырёх человек старше 70 лет: Осип Фёдорович Чебаков, Маркел Васильевич Саратовцев, Мирон Васильевич Шилин и Василий Андреевич Юмалин.
В Лебяжинском форпосте арестовано было 35 человек, причём из арестованных “начётчиков” 1874 года был только один: Мирон Макеевич Соколов 66 лет от роду. Остальных арестовали в 1875 году, всех - летом, по поводу неявки на учебные сборы. Среди арестованных оказались и старики, которым было за 70: Кузьма Макеевич Соколов, Федосей Федотович Скачков, Иван Фёдорович Каймашников, Артемий Иванович Бизянов.
Самые большие потери пришлись на Антоновский форпост, где было арестовано 84 человека. Из “начётчиков” там оказалось два человека: Трофим Гагарин (отчество неизвестно) и Степан Гаврилович Трифонов, который получил 4 года каторжных работ за свою религиозную пропаганду. Всех остальных - 82 человека - арестовали летом 1875 года. Среди них было несколько стариков за 70, и даже один арестант 88 лет - Семён Петрович Мясников (его сослали в Оренбургскую область, где он упоминается несколько лет спустя, в списках 1881 года, как один из ссыльных, поселённых в магометанский посёлок, где он жил подаяниями соседей-мусульман).

Трекинская станица - тоже одна из самых активных. В Трекинской станице было несколько населённых пунктов. Было много арестованных из самого Трекинского форпоста - 70 человек, из Гниловского хутора 46 человек, из Вшивского хутора - 24 человека, а вот из Дарьинского, может быть, только восемь. По какой причине Дарьинский форпост оказался менее активным? Когда по войску прокатилась волна арестов “начётчиков”в самом начале событий, в Дарьинском арестовали пять стариков (причём, Гузикову Евсигнею Васильевичу было уже 83 года!) - и на этом “бунт” в Дарьинском прекратился. В 1876 году арестовали ещё двух - Сидоровниных -  похоже, что два брата, так что может быть у них были какие-то свои причины для недовольства, поэтому их арест ещё не свидетельство того, что весь форпост “бунтовал”. Впрочем, в большом Трекинском форпосте в 1876 году тоже было арестовано только 3 человека. Но в самом начале, то есть в конце 1874 года, в Трекинском арестовали 23 “начётчика”, однако дело на этом не прекратилось. В 1875 году арестовали ещё 42 казака.

Рубеженская станица тоже была активной. В Рубеженском форпосте за годы “бунта” арестовали 116 человек, из них “начётчиков” в 1874 году - человек 20. Да ещё и парочку молодых прихватили. В 1875 году в этом форпосте было арестовано ещё 70 человек, из них далеко не все молодые (хотя, казалось бы, главная тема для протестов была в учебных сборах, которые касались именно молодых). Среди арестованных в том году в связи со сборами был даже 78-летний казак, Черакаев Василиск Лаврентьевич. В 1876 году аресты продолжались. Ещё 15 человек были убраны из форпоста - и опять смешанная группа: от совсем молодых до старых (Феофил Васильевич Яганов был 73 лет от роду). И уже в 1877 году в этом форпосте арестовали одного из самых последних “уходцев” в войске - Кирилла Агафоновича Пальгова. И Дьяковский хутор Рубеженской станицы был довольно активен. В нём арестовали и судили 38 человек, из них 16 “начётчиков” в 1874 году. В 1875 году арестовали 15 человек, из них добрая половина тоже была в почтенном возрасте. А вот в Требушинском хуторе за все годы “бунта” арестовали всего 6 человек.

И в Чаганской станице шли активные действия, но лишь в двух населённых пунктах. В Чаганском форпосте арестовали 60 человек. Из них стариков в 1874 году - 12 человек. 1875 год был очень “урожайным” на аресты - 36 человек на один форпост, из них самым старшим (по моим сведениям) был 74-летний Белугин Демид Иванович. В 1876 году забрали ещё 12 человек, на этот раз, кажется всё молодых, в полном расцвете лет. Из Кушумского хутора той же станицы забрали 14 человек, молодых и старых. А ещё в 1874 году в Васильевском хуторе арестовали старика, Максима Арт. Погадаева.

В Зелёновской станице арестовали 138 человек. Из них 44 в самом Зелёновском форпосте. В 1874 году арестовано было 9 человек, причём, стариков и молодых было примерно поровну (из чего можно предположить, что в этом форпосте страсти накалились и вовлекли молодёжь, в отличие от других мест, где арестовывали только “по плану” - стариков). И в 1875 году страсти закипели с новой силой, было арестовано 33 человека, в основном молодые, но было и несколько стариков, в том числе 72-х летний Тимофей Петрович Дамрин и 80-летний Мин Семёнович Зеленцов. В Орловском форпосте арестовали 88 человек. Из них - 17 человек в 1874 году, но как и в Зелёновском форпосте, среди арестованных “начётчиков” много было молодёжи. 1875 год оказался очень болезненным - арестовали 69 человек. В 1876 году арестовывать уже было некого, в этой станице “бунтарей” не осталось. А вот в Тополинском форпосте этой же самой станицы не было никаких волнений и арестов за всё время, если верить официальной статистике. Интересно, почему?

В Скворкинской станице тоже было немало арестов, но начались они в 1875 году, а точнее, массовые аресты начались с лета 1875 года. Когда же начались аресты стариков-”начётчиков”, то из этой станицы убрали всего 7 стариков (это не много по сравнению с другими станицами). Во Владимирском хуторе было арестовано 17 человек, из них “начётчиков” 1874 года было всего два: Фокей Фил. Шапошников и Исакий Триф. Борзиков. 10 человек были арестованы в июле 1875 года непосредственно из-за учебных сборов. А вот что случилось в 1876 году, что спровоцировало арест ещё пяти человек и суд над ними? Кстати, четверо из них были Борзиковы. Янайкин хутор потерял из-за арестов 50 человек, не так уж мало по сравнению с другими населёнными пунктами, но “начётчиков”, “крутых староверов” на хуторе было всего два. Однако отсутствие “раскольничьих вдохновителей неповиновению” почему-то не остановило Янайкин хутор в 1875 году. 40 человек были арестованы после неявки на сборы и в результате всевозможных сопутствующих событий. Среди арестованных самыми старшими были Иван Никифорович Аничхин (77 лет) и Родион Григорьевич Жукалин (67). “Вдогонку” этим 40 казакам арестовали ещё 8 в начале 1876 года. Форпост Богатский тоже “не отставал”, там было арестовано 30 человек, из них 3 “начётчика” в 1874 году. Арест начётчиков не охладил форпост Богатский, в 1875 году там арестовали ещё 27 человек, большей частью молодёжь и зрелых мужчин. Первыми в том году арестовали двух стариков, видимо, идеологов не участия в учебных летних сборах: Максима Феоктистовича Телятова, 65 лет, и Кирилла Максимовича Мостовщикова, 63 года. Тогда же арестовали и Александра Васильевича Таршилова, но возраст его нигде не указан. Тоже старик-”идеолог”? Однако, сколько бы “идеологи” не старались, без веских причин (как мне кажется) 23 человека не стали бы рисковать собой, тем более что первая волна арестов прошла и уже было ясно, что войсковая администрация не шутит. Что-то же заставило хутор Богатский так единодушно восстать против учебных сборов! Менее всего “несогласных” оказалось в самом Скворкином форпосте: 15 человек. Из низ - 3 “начётчика” в 1874 году, а остальных арестовали в 1875 году за неявку на сборы.

Бударинская станица тоже бурлила так, что там арестовано было не менее 183 человек . В самом Бударинском форпосте арестовали и судили 125 человек за всемя “бунта”, в Прорвинском хуторе - 32, в Коловёртном - 26. Причём, “начётчиков” в Прорвинском в 1874 году оказался всего один человек: Максим Гаврилович Горбунов, но вот Бударинский и Коловёрный “почистили” в том году основательно: в Коловёртном арестовали 8 человек (причём нет уверенности, что большинство из них были старики - возможно, что возникли “силовые” моменты, раз в кутузку загремели и молодые - не старше 35 лет - казаки), в Бударинском же арестовали 13 человек, причём в первую волну попали 11 человек, а в конце года арестовали ещё двух. Интересно, что случилось в Бударинском в ноябре 1874 года?
Неявка на сборы в Бударинском тоже была повальной, и летом 1875 года было арестовано 106 человек, в Коловёртном на сборы не явилось 12 человек,  а в Прорвинском - 30. И Мергеневский форпост затронули: одного начётчика арестовали в 1874 году (это был урядник Иван Гаврилович Зрячкин, 55 лет от роду) и ещё четверых в 1875 году, и тоже стариков, кажется. Абраму Михайловичу Тимофееву было 78 лет, Пимону Петровичу Иконникову - 70.

Горячинская станица тоже является ярким примером того, насколько индивидуально развивались события в каждой станице, в каждом населённом пункте.  Сам Горячинский форпост потерял лишь двух человек: двух “начётчиков” в 1874 году - Аверкия Герасимовича Мясникова и Григория Марк. Осипова.  А вот Каршенский форпост той же самой станицы потерял 66 человек. Причём, “начётчиков” в этом форпосте тоже оказалось немного, в 1874 году арестовали одного только 70-летнего Алексея Степановича Быкова, но летом 1875 года в этом форпосте возникли массовые протесты против учебных сборов. В ту волну арестов попали и один старик: Борис Борисович Хандохин, 75 лет. Остальные 62 арестованных были от малолеток до отставных, включая урядника Мина Петровича Котельникова.

А были и “не активные” станицы, в которых потери оказались намного меньше, чем в других станицах. Среди них были: Кирсановская, Соболевская, Перемётная, Красновская. 

В Красновской за все годы было арестовано не менее 43 человек. Рассматривая статистику этой станицы, нельзя не подумать, что были какие-то субъективные факторы, которые играли важную роль в событиях и влияли на человеческие судьбы. Например, в 1874 году, когда войсковая администрация искала “зачинщиков бунта” и арестовывала старообрядческих наставников, в Красновской арестов было немного: один человек в Красном умёте, один - в Озёрном, 3 - в Чувашском. А в Тёплом умёте почему-то было арестовано 12 человек! Что там произошло? Неужели этот умёт был настолько полон вредных “раскольников”? Как-то не верится, что дело тут только в религиозной пропаганде.
Все остальные аресты по станице приходятся на 1875 год, за исключением 3 человек из Павловского хутора, осужденных в 1876 году. И них двое были братья: Исакий и Никифор Назаровичи (?) Гутаревы. Тоже было бы интересно знать, что спровоцировало эти запоздавшие аресты.

В самом Кирсановском форпосте было арестовано всего 7 человек, и все - в 1875 году в связи с учебными сборами, в Январцевском форпосте - 17 человек, из них - 6 “начётчиков”, арестованных в 1874 году.  Есть и один момент, который заслуживает особого внимания: Январцевский форпост имеет самых поздних осужденных за всю историю бунта, и случилось это в 1878 году, когда бунт уже был официально (и реально!) подавлен. В 1878 году жители форпоста сами настояли на том, чтобы трёх одностаничников: Еремея Букина, Терентия Донскова и Гурьяна Кораблёва убрали из станицы и наказали за “вредное влияние” на других “по просьбе общества”. По настоянию односельчан этих троих казаков сослали в Сибирь на вечное поселение. Этот момент в истории “бунта” мог бы пролить свет на настроения и глубинные причины для мнений казаков, если бы мы могли найти хоть какие-то свидетельства этого происшествия. Против чего же продолжали протестовать эти три последних “возмутителя спокойствия”? И почему одностаничники посчитали необходимым применить административную расправу против них? А на хуторе Раннем арестовали и судили лишь одного старика в 1874 году - Василия Никифоровича Пустобаева. И всё.

И в Уральске было не много “бунтовщиков”. Всего 36 человек. Из них в 1874 году было арестовано 5, в 1875 - 20, ещё 5 - в 1876 году. Годы ареста ещё шести неизвестны, но скорее всего они были арестованы в 1874 году, судя по возрасту и по месту ссылки - Оренбургская область.

И во всей Соболевской станице за всё время арестовали всего 15 человек, причём только из трёх населённых пунктов: Царе-Никольского форпоста, Мирошихина хутора и Сергеевского умёта - из всех по 5 человек.

В большой Кожехаровской станице потери тоже были поменьше: из Кожехаровского форпоста сослали 13 человек, из Барановского - 15, и из Лбищенского - 10. Причём, в 1874 году арестовывали “начётчиков” только из Кожехаровского, 8 человек, все арестованы в один заход.

В Перемётном форпосте арестовали 10 человек, из них - 5 “начётчиков”, судимых в 1874 году, и кажется, ещё 4 стариков сослали тогда же, но не включая ни в какие судебные слушания (во всяком случае, их приговоры никогда не печатались в Уральский Войсковых Ведомостях, как это было со всеми другими осужденными, а в ссылке в Оренбурге они оказались, причём уже в 1874 году!). В Деркульском кордоне арестовали трёх, в Ливкином умёте - четырёх. Эти четверо все были старики, “начётчики” 1874 года. Из них трое были братьями. Это Закладновы Герасим, Нефёд и Андрей Сергеевичи, кажется, всем было за 60.

А вот станицы Бородинская, Илецкая, Сламихинская, Кармановская, Глиненская и Студёновская оказались в стороне от “бунта”. За все годы в них не было ни одного осужденного! Почему? Все всем были довольны? Или администрация этих станиц вела себя по другому?

Был случай ареста и суда над урядником из Бородинского форпоста в конце 1876 года, но не в самом форпосте, а уже в Туркестане. Гаврило Морунов, урядник сводного казачьего полка, был арестован по прибытии в Туркестан, так как был обвинён в слабом надзоре над арестантами во время конвоя из Уральска в Туркестан. За это должностное преступление он был осуждён в Туркестане и лишён урядничьего звания. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.

В станице Благодарной тоже был всего один ( и видимо, довольно случайный) арестованный за все годы: Свечников Пётр Антонович из Вязовского хутора был арестован в 1876 году.

Тот факт, что в некоторых станицах не было осужденных, ещё не свидетельство, что в них всегда всё было спокойно и не было арестованных и сосланных. У меня на руках есть обрывки переписки по поводу необходимости продолжения арестов в станице Сламихинской, которая официально “не участвовала” в “бунте”. Значит, и там были арестованные? Просто до суда никто не дошёл? Были ли там сосланные “административным порядком”? Будем искать дальнейшие сведения.

...

Ну что же, будем считать, что я описала “верхушку айсберга”... Впереди ещё много архивной работы, но хочется надеяться, что и те статистические крохи, которые я “наскребла по сусекам” к данному моменту, окажутся полезными тем, кто интересуется историей УКВ или ищет корни своей родословной.