Мои женщины Июнь 1963 Космическая фея 1

Мои женщины. Июнь 1963. Космическая фея. Часть 1.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Фото-иллюстрация. 16 июня 1963. Пансионат "Сосновый бор", г. Алексин, Тульской области. Момент сообщения по радио о полёте в космос советской женщины-космонавта Валентины Терешковой. Содержание снимка - в тексте главы.


Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Двенадцать кино-фей».



Утро воскресенья 16 июня 1963 года было почти таким же холодным и влажно-продрогшим, как утро субботы. На градуснике, прикреплённом к оконной раме нашей мужской палаты-спальни дома отдыха в сосновом бору на берегу реки Оки недалеко от города Алексин, ртутный столбик опустился до уровня около 9 градусов Цельсия.

Эту информацию сообщил нам «черноволосый», который первым из нас рискнул вылезти из под влажного пододеяльника в сырую рассветную мглу нашей спальни.

- Девять градусов с утра – это мало. Очень мало, - авторитетно сказал «толстяк». – Это даже не пиво, а квас.

- Квас и пиво лучше всего пить охлаждённым, - откликнулся «очкарик». – Но температура кваса и пива не должна быть ниже двадцати градусов по Цельсию, иначе можно почки отморозить и заболеть.

- Поэтому пиво надо закусывать и заедать солёными сухариками, солёной рыбкой или солёными раками, - заявил «лысый». - От этого пиво становится вкуснее и лучше воспринимается организмом.

- Ну, раки, например, - снова авторитетно заявил «толстяк», - они сами по себе вкусные и воспринимаются организмом очень хорошо.

- Эх! – мечтательно подал голос мой папа. – Хорошо бы сейчас горяченьких красных раков, сваренных с укропчиком, петрушечкой, перчиком и лавровым листочком или рыбки жареной в чесночном соусе…

- Да-а-а… - протянул «толстяк». – Раки – это редкость, а вот рыбки жареной организовать можно. Помните, местные предлагали нам сходить на рыбалку?

- А потом, - добавил «толстяк», - раков ещё надо уметь варить правильно. Они сами по себе обладают потрясающим вкусом и ароматом, без специй.

- Ну, не скажи, - возразил «лысый». – Я однажды присутствовал при варке раков и должен сказать, что со специями раки очень вкусные.

- Главное, - заявил «толстяк» и по его тону все поняли, что он является экспертом в вопросе варки раков, - нельзя класть в кастрюлю слишком много раков или использовать много различных приправ. Они могут «перешибить» вкус мяса раков.

- Главное, - постепенно воодушевляясь, стал повествовать «толстяк», - хорошо посолить воду для варки раков. Потом варить раков надо не более 25 минут и как только они станут красными, – вынимать и подавать к столу.

- А вот тут вы «загнули», - спокойно сказал мой папа. – После того, как раки стали красными, нужно убрать кастрюлю с огня и ещё минут десять подержать раков в кастрюле под крышкой, чтобы они «дошли» до истинного вкуса.

- Верно! – удивлённо воскликнул «толстяк» и даже приподнял голову с подушки и воззрился на моего дремлющего папу. – А вы откуда это знаете?

- Во время войны приходилось варить и есть раков, - ответил папа и попросил. – Рассказывайте дальше. Очень вкусно у вас получается…

- Ну, вот, - сказал снова мечтательно-сладким голосом «толстяк». – Берём вместительную кастрюлю, ведро или котелок. Наливаем чистой, желательно родниковой, воды и ставим на сильный огонь.

- Доводим воду до кипения, - продолжал «толстяк» и я уже начал представлять себе кастрюлю, огонь костра, кипящую воду, дым, бурлящие пузыри и парок. – Потом круто солим воду из расчёта одна столовая ложка соли на один литр воды.

- Соль нужна для того, чтобы мясо раков было вкусным, а не пресным, - пояснил наш толстый гурман. – Потом укладываем в кипящую воду живых раков плотно друг к другу. Потом добавляем в варево к ракам мелко нарезанный укроп.

- Укроп к ракам самое то! – заявил «толстяк». – Укроп придаёт варёным ракам самый вкусный вкус! Укропом раков не испортишь! Кстати, можно положить в кастрюлю коренья и семена укропа. Эффект будет тот же.

- Потом в варево с раками нужно бросить штучек десять зёрнышек перца горошком и пять-семь лавровых листочков, - ласково, захлёбываясь слюной, продолжал «толстяк». – Сразу после этого раки начинают благоухать…

«Толстяк» в сладко-мучительном воображении задвигал головой на подушке из стороны в сторону и стал принюхиваться к атмосфере нашей мужской спальни-палаты.

- Только после вброски специй кастрюлю нельзя оставлять без присмотра, иначе пена со специями может выплеснуться из-под крышки. Поэтому нужно убавить огонь «до среднего» и варить раков до готовности, то есть до их красно-бардового состояния.

- Потом готовых раков надо выложить на большое блюдо, чтобы они лежали тесной горкой и сохраняли своё тепло, присыпать зеленью петрушки и обложить тонкими ломтиками лимона. Всё, можно лакомиться раками и приступать к царской трапезе! – заключил «толстяк» в полной тишине и расслабленно закрыл глаза.

В отдельно взятой мужской спальне-палате дома отдыха в вековом сосновом бору около реки Оки наступила блаженная воскресная утренняя тихая нега…

- Самые вкусные раки в винно-томатном соусе, - нарушил тишину «черноволосый».

– Для этого раков надо отварить точно так, как вы сказали, - взглянул он на «толстого», - но недолго, примерно десять минут, потом оставить раков в отваре, чтобы они были более сочными. При этом в отвар нужно добавить все свои любимые приправы и пряности. Потом от раков отделить шейки и клешни, очистить их от панциря, сложить мясо горкой в глубокую тарелочку и полить это мясо вином и томатным соком. Вкуснотища!

«Лысый» мучительно застонал и отвернулся на кровати лицом к стене…

- Не знаю, как вы, а я люблю раков сваренных в листьях смородины, - сказал скромно «очкарик» и торопливо, словно боясь быть остановленным, стал говорить.

– Я в круто солёную кипящую воду кладу чёрный душистый перец горошком, две половинки одной средней луковицы, много укропа, частицу жгучего красного перца и листья смородины. Листья смородины придают вареву и ракам особенный аромат, вкус – специфический.

- Однажды ранней весной 1945 года в Венгрии хозяин одной из ферм, в которой располагался наш эскадрон, угощал нас раками, сваренными в молоке, - сказал мой папа. Все немедленно повернули к нему головы, чтобы внимательно слушать.

- Я случайно стал свидетелем этого процесса. Он меня крайне заинтересовал, - продолжал рассказывать мой папа. – В Венгрии водится много раков. У них даже одна река так и называется – Ракош.

- Хозяин сначала выложил живых раков из корзины в котёл с холодным кипячёным молоком и вымачивал их в молоке в течение трёх часов. Всё это время возле котла с раками нетерпеливо толпились наши офицеры. Потом все разошлись, а я остался сидеть невдалеке на стульчике и следил за хозяином.

-  Потом хозяин-венгр вытащил раков и стал промывать их потоком колодезной воды из большой лейки. До этого он в котле над костром во дворе  вскипятил воду, круто её посолил и заправил пучками листьев, стеблей и зонтиков укропа.

- Потом он стал кидать в кипящую воду живых раков, плотно их упаковывать и накрыл котёл крышкой. На запах укропа и раков тут же слетелись офицеры и рядовые, прибежал наш старшина. Он страшно обиделся, что ему и его поварской команде не разрешили варить раков…

- Старшина и рядовые пригодились, потому что хозяин-венгр попросил ему помочь. Общими усилиями мы слили из котла кипящее варево, в котором лежали ярко красные раки, и влили в котёл оставшееся молоко из первого котла. Когда молоко закипело, мы сняли котёл с огня и хозяин-венгр вынул всех раков на три больших деревянных блюда, украсил их разной зеленью и мы торжественно подали эти блюда на стол, устроенный здесь же во дворе его фермы.

Папа замолчал…

- Что дальше было? – нетерпеливо вскричал «толстяк».

- Мы наслаждались, - коротко ответил мой папа. – С тех пор я раков не ел и не ем. Даже с пивом. Не вкусные…

Все опять замолчали, как в воду опущенные…

- Раков едят с хвоста, - нарушил молчание «толстяк» и его кровать заскрипела от его телодвижений. – Там мясо самое нежное. Затем начинают очищать от панциря клешни и спинку рака. У рака можно есть всё, кроме его панциря, его брони. Особенно вкусная и полезная икра рака. От неё мужики становятся богатырями.

- А я люблю обсасывать тонкие клешни и ножки рака, там тоже мясцо есть,– сообщил нам «лысый» и добавил. - Сочное…

«Очкарик» сладко потянулся на кровати и с мечтательной усмешкой заявил: «Самая вкусная часть рака – это его хвостик. Почти как креветка».

Все дружно заспорили, сравнивая мясо рака и креветки…

В этот момент в дверях спальни появился мой старший брат с полотенцем на плече и с мокрыми волосами.

- Вы что, ещё не вставали, - изумился он. – Вставайте, завтракать пора.

Вскоре мы скорым шагом мчались к нашей столовой, на бегу продолжая обсуждать достоинства и недостатки раков и креветок.

На завтрак в воскресенье 16 июня 1962 года нам дали: по большой тарелке супа молочного из вермишели; по одному яйцу варёному с майонезом, несколько ломтиков колбасы полукопчёной, маленький кусочек сливочного масла, тонкий лепесток сыра «Российского» каждому и большую плетёную тарелку хлеба.

Полусырая вермишель в молоке с пенкой сварилась комками. Яйца были очень маленькие и желток в них был серо-жёлтым. От майонеза у меня всегда пучил и пузырился живот.

Полукопчёная колбаса оказалась старой, жёсткой и заполненной не мясом, а какими-то жилами, которые застревали между зубов у всех без исключения. Кусочек сливочного масла оказался ну, очень маленьким, а лепесток сыра Российского ну, очень тоненьким. Только хлеба было вдоволь и хлеб был вкусным.

После завтрака, который прошёл в полнейшем молчании, мы, не сговариваясь, забрали из хлебницы весь хлеб и рассовали его по карманам. Тоже самое, как оказалось, сделали и наши товарищи – мужики из нашей палаты-спальни…

- Да, это вам не раки, - сказал всем «толстый», когда мы собрались на выходе из столовой.

- Да, бог с ними, с раками, - сказал сдержанно мой папа. – Зато мы делаем ракеты и посылаем в космос наших космонавтов. Работаем на славу и рождаем таких вот сыновей…

Он ласково и мне показалось, как-то нервно, потрепал меня по голове.

- Всё, - сказал громко папа. – Скоро закончится наш отдых в доме отдыха. Начинаем отдыхать «на полную катушку»! Объявляю сегодня праздник. Форма одежды праздничная. Настроение – праздничное! Улыбки – праздничные! Поступки – праздничные! Всем приготовиться к праздничному фотографированию. Завтра утром идём на рыбалку, послезавтра – купаться, а после- послезавтра – прощальный ужин у костра.

Мы с братом немедленно возликовали и возрадовались, мужики вяло переглянулись и ничего нам не ответили, а папа не стал больше ничего говорить и уверенно зашагал к нашему домику.

Дома папа приказал нам с братом одеть самые лучшие наши рубашки, пиджаки, брюки и ботинки и выйти на улицу, чтобы сфотографироваться на память на фоне нашего соснового бора, реки Оки, зданий дома отдыха, в компании с нашими друзьями-мужиками.

Мужики - «лысый», «черноволосый», «толстый» и «очкарик», - глядя на нас, тоже начали прихорашиваться и собираться на фотосъёмку. Все захотелось сфотографироваться на память…

Вскоре мы все дружной ватагой устремились на улицу и начали фотографировать друг друга.

Мужики дурачились, бегали по территории дома отдыха и снимались то в позах игроков в городки, бросающих биты, то в позах футболистов, то в позе Геракла, сворачивающего рогатую голову быка-аттракциона, то в обнимку друг с другом, то поодиночке.

Мы все вместе с шутками и розыгрышами слонялись по территории дома отдыха, сходили к мужикам-работникам дома отдыха в гараж и на котельную и договорились с ними пойти завтра на рыбалку, потом сходили на место вчерашнего костра, где пел песни Высоцкого хрипатый гитарист.

Здесь мы хорошо поработали, таская из леса хворост и шишки для будущего кострища прощального ужина. Уставшие и довольные мы сфотографировались все вместе на этой солнечной поляне в самой чаще соснового бора, расположившись на чурках и чурбаках.

Все с азартом хотели оставить в своих альбомах или пакетах с фотографиями памятные снимки и требовали от моего папы, хозяина фотоаппарата, клятвы в том, что он пришлёт им фотоснимки. Мой папа клятвенно обещал и впоследствии всё точно выполнил…

Наверху текста рассказа на месте иллюстрации читатель может увидеть один из этих снимков. Это я в своём парадном школьном костюме и перешитых брюках от папиного костюма.

Это был первый послевоенный гражданский костюм моего папы. Этот костюм московской фабрики «Большевичка» папа купил у спекулянтов в Москве в 1945 году, когда вернулся с победой с Дальнего Востока. Там, на подходе к «театру боевых действий» в Манчжурии, его застала окончательная демобилизация из Вооружённых Сил Советского Союза.

Мой папа и все наши кавалерийские войска после Победы над фашистской Германией 9 мая 1945 года ещё должны были воевать с японцами и нести боевую службу на Дальнем Востоке…

В этом сером в полоску добротном и красивом костюме папа встретил в Москве мою маму, женился на ней, ходил устраиваться на работу, по выходным гулял вместе с мамой, ходил в гости, на демонстрации и на другие торжественные мероприятия.

Этот костюм папа и мама одалживали маминому брату дяде Коле и папиному брату дяде Толе, когда они тоже должны были появиться где-то «при параде».

Этот костюм «по наследству» перешёл моему старшему брату и он очень гордился им, потому что он был очень красивый, а материя костюма нисколечко не потёрлась и не испачкалась. Пиджак костюма ушивали в настоящем пошивочном ателье, поэтому на моём брате он был таким же красивым, как когда-то на папе.

Костюм смог так сохраниться только по одной причине – мама запрещала папе «таскать в карманах всякую всячину». Она даже зашивала наружные боковые карманы на пиджаке костюма, чтобы папа ни в коем случае не мог положить в них что-то тяжёлое и тем самым «оттопырить» эти карманы.

К моему сроку ношения папиного костюма практически все карманы, кроме верхнего наружного карманчика для расчёски и пропуска, были беспощадно «оттопырены». Брат мой носил в них всё, что было угодно: ножики, свинчатку, бутерброды, шарики от подшипников для рогатки, плоский фонарик и всё остальное…

Брюки от папиного костюма тоже берегли «как зеницу ока», но они были уже сильно поношены и лоснились от частой глажки и носки. Кроме этого папины брюки были для меня бесконечно объёмными, большими, поэтому мама их ушила.

Сначала мама распорола папины костюмные брюки, потом измерила меня метром-ленточкой, а потом стала ушивать брючины так, чтобы эти брюки были мне «в пору в поясе».

Я стоял дома на табурете «болванчиком», а вокруг меня суетились мама, её подруги-соседки, сбоку за всем посматривал мой папа, сидя на диване с газетой, а вокруг всего этого носился-увивался мой весёлый брат, который живо комментировал происходящее и издевался надо мной как хотел…

Лишнюю материю брюк решили не отрезать, а расправить внутри брюк, поэтому у меня в штанах были огромные куски ткани, которые мешали, царапались, скукоживались, терзали меня и мои ноги хуже всякой пытки. Ходить в этих штанах было очень неловко и неприятно.

Ушивать брючины по длине не стали, но снизу пришлось их всё же обрезать из-за длины моих ног, которые мой брат обозвал «кривыми спичками»…

Брюки были чрезмерно широкие и жёсткие, снизу через широкие штанины сильно поддувало холодным воздухом, хотя под лучами июньского солнца было тепло.

День воскресенья 16 июня 1963 года был прохладным, солнечным с переменной облачностью. В момент фотосъёмки воздух прогрелся до температуры 14-15 градусов по Цельсию.

В момент съёмки, ровно в 13:00 по московскому времени, я почувствовал, как холодные редкие капли мелкого дождичка упали на меня с небес и застучали по спине и штанинам моего парадного костюма.

Эти капли были странными. Они падали на землю, как маленькие бомбочки, мгновенно обволакивались пылью и образовывали вокруг себя круглые фонтанчики пыли. Потом эти капли практически мгновенно высыхали или впитывались. Поэтому через минуту никаких следов этого необычного дождичка не осталось…

Папа успел сказать мне, чтобы я принял радостную позу и «не обращал внимания на мелкие погодные неприятности». Я успел счастливо улыбнуться, а папа щёлкнуть затвором фотоаппарата, а потом я увидел, как изменилось выражение лица моего папы, как он мгновенно собрался, резко стартовал и стремительно пронёсся мимо меня…

Я ничего не понял, обернулся и увидел, как папа взбегает по ступенькам террасы нашего домика, как к домику сбегаются люди, как в доме отдыха вдруг что-то неуловимо изменилось, встревожилось, замерло, застыло…

Потом уже на этой фотографии-иллюстрации я увидел, как наш «черноволосый» вбегает на террасу и бежит в нашу спальню-палату, потому что там заработало радио, и диктор сообщил о полёте в космос первой в мире женщины-космонавта Валентины Терешковой.

Это была истинно настоящая сенсация!..

Я тоже немедленно побежал за папой, протиснулся через плотно стоящих мужиков поближе к радио и услышал:

«16 июня 1963 года в 12 часов 30 минут по московскому времени в Советском Союзе на орбиту спутника Земли выведен космический корабль «Восток-6», впервые в мире пилотируемый женщиной – гражданкой Советского Союза космонавтом товарищем Терешковой Валентиной Владимировной».

Диктор голосом Левитана говорил торжественно, выделяя каждое слово и каждое слово говорилось им по нарастающей так, что фамилию, им и отчество он провозглашал уже максимально торжественно под оглушительные восторженные крики, ор и аплодисменты всех слушателей.

Что тут началось!..

Все были не просто возбуждены, а поражены, восхищены, изумлены, потрясены происшедшим. По всему дому отдыха волнами стали разноситься крики «ура!», женские и мужские вскрики, смех, перекличка, зовы, громкие разговоры.

Все отдыхающие выскочили на территорию дома отдыха, все, не сговариваясь, пошли к зданию администрации дома отдыха, где располагалась столовая и окружили столб, на котором весь день до глубокого вечера из громкоговорителя звучало наше советское радио. В этот момент оно не просто звучало, а гремело…

Торжественная музыка прерывалась сообщениями о том, как реагируют советские люди и люди за рубежом на сообщение о полёте первой в мире женщины-космонавта. Эти сообщения все слушали с пристальным вниманием.

Работники дома отдыха вынесли из кабинета директора телевизор и в окружении людей торжественно отнесли его в столовую. Там среди кадок с большими древовидными кустами кубинской пальмы и широколиственного фикуса они установили на тележке для развоза посуды телевизор и начали прокладывать через окно антенный кабель.

Собравшиеся терпеливо ждали, пока рабочие протянут чёрный упругий кабель от антенны с крыши столовой в зал к телевизору. Все с волнением смотрели на двоих молодых ребят, которые без страховки осторожно скользили-лазали по скользкому шиферу и устанавливали-крепили тяжёлую трубу антенны с большой решетчатой перекладиной и усами антенны.

Все стояли, задрав головы вверх и сравнивали этих молодых рабочих с космонавтами.

После установки антенны на место на крыше началась наладка изображения…

Телевизор ещё ничего не показывал кроме настроечной таблицы. В столовой накрывали столы к обеду и никого из народа ещё не пускали. Поэтому нетерпеливые зрители расположились на улице рядом с открытым окном, за которым рабочие безуспешно пытались согласовать изображение на экране телевизора с положением антенны на крыше. У них ничего не получалось…

Изображение на экране то часто мелькало кадрами, то смазывалось помехами, то совсем пропадало. При этом из динамиков телевизора с разной степенью громкости доносились раздражающие всех звуки помех.

Мой папа досадливо крякнул, решительно раздвинул руками зевак, молча коротко кивнул мне и моему брату, типа «за мной», и со словами «А ну, пусти!» пошел в столовую. Никто его не задержал и вскоре мы с братом и наши мужики вовсю настраивали наш общий телевизор.

Мой старший брат и «очкарик» очутились на крыше и по командам, передаваемым по цепочке «толстым», «лысым» и «черноволосым», крутили антенну. Папа подавал команды, говорил насколько и в какую сторону нужно чуть-чуть повернуть трубу антенны.

Когда с пятой попытки и у них ничего не получилось, к папе подошёл я и шёпотом ему на ухо сказал что «надо не ворочать антенну, а повернуть настроечные винты и настроить строчную развёртку, частоту кадров и настройку гетеродина телевизора».

Только так можно сначала уловить волну, а потом уже подстроить качество изображения, изменяя одновременно положение антенны и настройки телевизора. Так делали мастера-телевизионщики, когда устанавливали антенну на наш дом и налаживали наш домашний телевизор.

Папа задумчиво посмотрел на меня и молча отстранился от телевизора…

Я выбрал в чемоданчике работника дома отдыха саму тонкую отвёртку и подошёл к точно такому же чёрно-белому телевизору "Рекорд", который был у нас дома.

Вращая ручки грубой и винты точной настройки, я добился появления на экране чёткого изображения таблицы.

Через несколько минут напряжённой общей работы с азартной перекличкой и одобрительным гулом нетерпеливой толпы нам, наконец, удалось настроиться на первый канал нашего советского телевидения. Наша победа завершилась чётким чёрно-белым изображением и чётким звуком телевизионной настроечной таблицы.

Нетерпение людей было понятным – всем хотелось побыстрее не только услышать новости, но и увидеть их. Всем без исключения хотелось увидеть Валентину Владимировну Терешкову – первую в мире женщину-космонавта.

Наградой нам всем стал отличный праздничный обед…

Торжественные подавальщицы гордо и ловко развозили на тележках тарелки, ложки, вилки и стаканы. Люди нарочито степенно, не спеша, но не задерживаясь в дверях, заходили в столовую и рассаживались по своим местам, стараясь устроиться так, чтобы видеть и слышать общий телевизор. Кстати, телевизор пришлось срочно поднимать на подставку, чтобы его могли видеть все…

В 13 часов 30 минут 16 июня 1963 года на обед нам принесли: густой, горячий и удивительно вкусный борщ «Свекольник» с кусочком жёсткого мяса говядины; кашу гречневую и удивительно вкусные острые «Чахохбили»; не тарелки, а салатницы с салатом овощным (капуста, морковь, масло растительное), много хлеба («чёрного» и «белого») и компот из свежих фруктов.

Всё в этом обеде было вкусным и праздничным, кроме одного – мало…

С недавних пор я вдруг заметил, что постоянно хочу есть. Дома я кушал «из-под палки», с капризами, с неохотой, с сухим «глотанием со слезами».

Теперь я «уписывал» борщ, гречневую кашу, картошку, макароны, сосиски и котлеты, как «жадный оглоед». Так меня обозвал однажды мой остроумный старший брат…

Мой брат тоже постоянно хотел есть, но он делал вид, что наедается и даже сопротивлялся, когда папа откладывал из своей порции «по чуть-чуть» ему и мне.

Когда такие папины «манипуляции» увидела наша врач-диетолог, она молча недовольно поджала губы, стремительно ушла на кухню и с того времени наши порции супов, борщей, каш и салатов стали чуть-чуть большими…

Папе очень нравился наш с братом аппетит, но он почему-то «суровел лицом» и у него на скулах «ходили желваки», когда он виновато говорил нам, что «мы ограничены в средствах»…

Странно, но я не чувствовал себя «ограниченным в средствах», я отдыхал «по полной»…

После обеда день потеплел до 19 градусов по Цельсию и люди, возбуждённые сообщением о полёте в космос советской женщины-космонавта, не шли в свои спальни-палаты на «тихий час», а стали гулять, отдыхать на скамейках в бору, слушать радио, встречаться, разговаривать. Все обсуждали только одну новость – полёт женщины в космос.

Почему-то всех наших мужиков заботила только одна тема: «Как женщина будет чувствовать себя в невесомости? Как она там будет ходить в туалет? Как она там будет причёсываться, красить губы? Что она там вообще будет делать?».

- Да то же самое, что и мужчины! – "в сердцах» вскричал раздражённый «очкарик». – Что? Женщина – не человек, что ли?

- Человек, - примирительно сказал «черноволосый», - но не обычный человек. Она же – женщина…

- Я понимаю, - продолжал рассуждать «черноволосый». – Мужчина делает дело: крутит гайки, включает и выключает разные приборы, снимает фото и кино, говорит по рации, работает, а что будет делать в космосе женщина? Стирать, готовить, гладить? Что?

- Я так думаю, - подал задумчиво голос «толстый», - что её послали в космос, чтобы исследовать реакцию женского организма на комические условия. Она там вроде собачки Лайки, для опытов…

- А я думаю, - нетерпеливо «встрял» в разговор «лысый», - что Быковский не зря раньше Терешковой полетел в космос. Он там для выручки. Если что – он её выручит.

- Это как? – спросил «очкарик». – Как вы это себе представляете?

- Подцепит её на цугундер, подтянет к себе за трос, состыкуется с ней, перетащит к себе на корабль и домой, на Землю, - выпалил скороговоркой «лысый».

- Стыковаться в космосе и в невесомости – это ещё никто и никогда не делал, - закричал восторженно «черноволосый» и загоготал. Мужики сдержанно его поддержали хохотком…

- Женщина в космосе – это выдающееся достижение нашей советской науки и техники, - строго и спокойно сказал мой папа и смех мужиков немедленно прекратился.

– Первая в мире женщина в космосе наша – советская женщина. Она наш товарищ, вероятно, очень подготовленный специалист. Тренированная, сильная, мужественная, учёная. Негоже так думать о людях, которые готовят наших космонавтов, о наших космонавтах. Наверняка их готовили по очень жесткой программе и их полёты сейчас – это наивысший риск, который требует уважения по достоинству. В космос слетать - не в туалет сходить…

Мужики виновато молчали…

- Когда же газеты привезут? – с досадой, но разряжая обстановку, сказал мой папа. – Сбегал бы ты, сынок, в администрацию? Может быть, там есть что-то новенькое?

Газеты с сообщениями о новом успехе советской космонавтики привезли только вечером. Директор дома отдыха срочно вернулся из Москвы и привёз с собой несколько экземпляров газеты Московского городского комитета КПСС и Моссовета «Вечерняя Москва».

Один экземпляр «вечорки», как назвал её мой счастливый папа, достался нашей компании и все мужики собрались в нашей спальне-палате, чтобы читать её вслух.

Эффект от появления этой газеты был сравним с эффектом взрыва атомной бомбы, особенно для меня…

С первой страницы этой газеты на нас смотрела и скромно улыбалась женщина, похожая на нашу фею-Валентину и на ту космическую фею, которая была со мной в моём феерическом ночном космическом полёте во сне…

Я разволновался…