Призрак пианиста

Совсем недавно мы переехали в новую квартиру на окраине Кливленда, и я от безделья бродила из угла в угол. Большая часть вещей продолжала стоять нераспакованной, хотя кто-нибудь из родителей в течение часа обязательно спотыкался о забытую коробку и, чертыхаясь, отталкивал ее подальше. Однако разбирать содержимое никто не торопился, будто мы все еще надеялись вернуться в Детройт. Там мы жили в двухэтажном доме с мансардой и подвалом, но теперь семья сократилась до трех человек, и нам больше не нужно столько пространства, чтобы оставаться в коттедже. Бабушка умерла два года назад, а мой старший брат Тодд женился и переехал от нас. Я спрашивала у отца, зачем нужно было приобретать 4-комнатную квартиру, когда вполне можно обойтись двумя, тем более что в следующем году я поступаю в колледж. Он только пожал плечами. Но я догадывалась, что родители ожидали присоединения семейства Тодда, когда его жена Эмили родит ребенка – в декабре, как нам сказали. Все мы жили воспоминаниями и ничем не подкрепленными надеждами.
Я прошла в зал, который был совершенно пуст, если не считать большого черного пианино у стены. Свой концертный рояль мы не поперли за сотни миль, зато прежние хозяева квартиры как назло оставили этот инструмент. Почему назло? Да потому что я ненавижу играть на пианино! Я на дух не переношу звуки клавишных! А все благодаря своей семье. Бабушка когда-то преподавала в музыкальной школе, а позже давала частные уроки. Маме, моему брату и даже отцу она сумела привить любовь к музыке, но только не мне. Конечно же, по ее прихоти я окончила музыкальную школу, но с тех пор не садилась за инструмент. Мне даже смотреть на него было противно. Какие же это мучения – часами разучивать и повторять до бесконечности гаммы и арпеджио! Я надеялась хотя бы после переезда избавиться от страшных воспоминаний о годах учебы в музыкалке, но, похоже, моим мечтам не суждено сбыться. Это новенькое блестящее пианино так понравилось маме, что она наверняка накупит горы музыкальной литературы и заставит меня изучать ее на каникулах.
Несмотря на пристрастие к музыке, мои родители в повседневной жизни не имели к ней отношения. Оба они нашли работу на машиносборочном заводе. Из-за чего, собственно говоря, мы и перебрались в Кливленд. Неудобно то, что приходилось работать в ночную смену, зато зарплата повышенная. Поэтому мне не нужно было искать подработку на лето, а можно спокойно повалять дурака целых два месяца перед выпускным классом.
- Айре, мы уходим! – напомнила мама и хлопнула дверью. Я услышала, как они с отцом спускаются по лестнице, и выглянула в окно, которое выходило во двор.
Это одно слово – двор. На самом деле к нашему дому, рассчитанному на четыре семьи, со всех сторон подступал лес, а ближайшее жилье и сам город с многочисленными заводами располагались в двадцати милях на запад.
Садясь в машину – старенький седан серого цвета, – мама заметила меня в окне и махнула рукой. Я ответила, проводила взглядом отъезжающий автомобиль родителей и завалилась на кровать с очередной книгой ужасов. Я сама не понимала, зачем их читаю, ведь потом на протяжении нескольких ночей меня станут мучить кошмары. Но это как наркотик – чем больше читаешь, тем больше затягивает!
Одолев несколько страниц, я, кажется, задремала. Книга оказалась невероятно скучной: никого не убивали, ни за кем не гонялись мутанты, зомби не восставали из могил, даже банального монстра под кроватью я не отыскала. Книга плавно выскользнула из пальцев, и я погрузилась в безмятежный сон.
Безмятежным он оставался ровно до тех пор, пока рядом со мной не плюхнулся кто-то, так что я пулей слетела с кровати и заорала.
Протерев глаза и поняв, что уже не сплю, я обнаружила в спальне незнакомого мужчину лет двадцати пяти. Он преспокойно лежал на моей кровати, заложив ногу на ногу и рассматривая иллюстрации в книге, которую я читала. У него были черные взъерошенные волосы и аккуратная бородка. Одет в вытертые джинсы и клетчатую рубашку. Ничего необычного. Если не брать во внимание то, каким образом он проник в нашу квартиру. Все окна заперты, а входную дверь мама закрывала за собой, я слышала.
- Вы кто? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
- Лоуренс. – Ответил он, даже не соизволив повернуться, и заправил черный локон за ухо.
- Я не спрашиваю ваше имя! – я стала злиться. – Кто вы? И как попали в нашу квартиру?
- Вообще-то это моя квартира и я здесь живу! – невозмутимо заявил парень, продолжая болтать ногой в воздухе и перелистывать страницы книги.
Это меня совсем разъярило, и я принялась сталкивать незнакомца с кровати, пытаясь перевернуть его. Но наглец лишь ухмылялся, наблюдая, как я пыхчу.
- Глупая затея. – Сказал он. – Разве тебе не хватает места на кровати?
- Что-о-ооо?
Я вдруг вспомнила про бейсбольную биту, которая должна быть в одной из нераспакованных коробок, и бросилась в коридор на ее поиски. Долго рыться среди вещей не пришлось. Все, что Тодд не забрал с собой, помещалось в ящике с его именем, написанным сбоку маркером. Я подхватила биту и уже собралась отколошматить незваного гостя, но его на месте не оказалось. Кровать была пуста, как и комната… как и вся квартира. Я обыскала каждый уголок, заглянула в ванную и кухню, но никого постороннего не обнаружила. «Неужели этот парень мне привиделся? – думала я, ложась спать. – А ведь он очень симпатичный. Я бы могла даже влюбиться в него, если бы он не был столь дерзким». В ту ночь я заснула с улыбкой на устах.

***
На следующий день, как я и предполагала, мама положила передо мной сборник ноктюрнов Шопена.
- Сыграешь сегодня вечером?
- Почему именно сегодня? – удивилась я, не желая даже прикасаться к книге.
- Надо в конце концов устроить новоселье. Я приготовлю праздничный ужин. Тодд с Эмили приедут. Можешь позвать кого-нибудь из своих подружек.
- Мам, ты же знаешь, все мои подруги остались в Детройте, а новыми я еще не обзавелась.
На самом деле Кристина и Сэй собирались приехать ко мне в гости, как только я обустроюсь, но после отъезда я еще ни разу с ними не созванивалась.
- Ну так как? – мама настойчиво подтолкнула сборник ко мне, и я поняла, что увильнуть вряд ли удастся.
- Ладно, - сдалась я.
Мама радостно упорхнула на кухню готовить свою фирменную брюквенную запеканку и яблочный пирог, а отец стал звонить Тодду.
Найдя в самом начале книги более-менее приличный этюд – не сложный и коротенький – я решила его сыграть. Придвинув к пианино вращающийся табурет, я открыла крышку и установила ноты на подставку. Клавиши были на удивление холодными, хотя в комнате температура зашкаливала, несмотря на работающий кондиционер. Я расставила пальцы для первых аккордов и коснулась клавиш. Резкий звук, больше похожий на какофонию, заставил меня вздрогнуть. Я еще раз изучила взглядом ноты – неужели я забыла, как их правильно читать, и потому извлекла такой диссонанс? Но нет, все правильно. Я еще раз нажала сочетание клавиш правой и левой руками, и теперь звуки слились в терцию, как и положено. Для удобства я разобрала по отдельности партию правой руки, затем – левой. Потом проиграла мелодию обеими и осталась довольна собой. Несмотря на то, что не садилась за пианино почти пять лет, прежние навыки сохранились. Переворачивая страницы, я пробежала по всей книге. Выбрала еще пару пьес и решительно захлопнула крышку пианино, собираясь забыть о нем до вечера, а потом, может быть, и навсегда.

***
Вечер начался отлично. Мы впятером расселись за столом. Разложив по тарелкам картофельный салат, брюкву и курицу, мама с Эмили стали обсуждать покупку детской кроватки, коляски и прочих мелочей. Отец и Тодд говорили о работе на заводе и покупке нового автомобиля. Я тем временем погрузилась в блаженное молчание, поглощая вторую порцию салата, который удался на славу. Если вести себя тихо, возможно, обо мне забудут и вовсе не заставят садиться за пианино. Не тут-то было!
Едва тарелка опустела, мама объявила во всеуслышание, что сейчас Айре Хокинс сыграет что-то потрясающее.
Зная мое отношение к подобным вещам, Тодд толкнул меня в бок:
- Ты снова играешь?
- Ага! – фыркнула я, встала из-за стола и направилась к злополучному пианино, которое дразнило меня своим блеском.
Устроившись на краешке табурета, я подняла крышку и открыла ноты на выбранном мною этюде. Пробежалась по клавишам, которые игрались в бемоле – это привычка у меня такая. Расслабила пальцы, приподняла кисти и…
Стоило мне прикоснуться к клавишам, как моими руками завладела неведомая сила. Они с быстротой помчались сначала в одну сторону, затем в другую. Тональность сменилась, бемолей прибавилось. Пальцы запорхали над клавишами, извлекая невероятную по красоте и загадочности мелодию. Подушечки пальцев, едва касаясь, отбивали стаккато. Никогда раньше я не играла так четко, не запинаясь, тем более пьеса была мне незнакома. В конце зазвучал ля-минор. Несколько громких аккордов, и мои руки бессильно шлепнулись на колени. Сердце колотилось, так что я не сразу поняла, что родители и Тодд с женой мне аплодируют.
- Ничего себе, Айре! Я не знал, что ты так здорово играешь! – улыбнулся брат.
- Что это за мелодия? Она не из сборника, который я тебе купила? – мама подскочила ко мне и, обняв, поцеловала в щеку. В тот момент она гордилась мною, я это чувствовала, и никак не могла признаться, что мои руки играли по собственной воле, я в этом участия не принимала.
- Молодец, дочка! – похвалил отец, как всегда скупо. И мне позволили вернуться за стол. Одну исполненную мной пьесу обсуждали весь вечер, пока брат и его жена не засобирались домой.

***
Следующим вечером, лежа на кровати, когда родители снова ушли на работу, я рассматривала пальцы. Ничего особенного. На тонкие аристократичные пальцы пианистов они походили меньше всего. Короткие и узловатые, с неправильной формы ногтями. Как же мне удалось сыграть так профессионально после пятилетнего перерыва? Я думала, руки задеревенели за это время, и вообще не получится извлечь ни единого звука. И откуда в голове взялась та чудесная мелодия? Возможно, я играла ее когда-то и попросту забыла? Нет, все вымученные произведения, которые давались мне потом и кровью, я помнила наизусть, и этой дивной песни среди них не было.
Повернувшись набок, мне вдруг почудилось, что в зале шевельнулась тень. Я приподняла голову над подушкой и ясно услышала звуки мелодии, которую вчера играла сама. У меня что, галлюцинации?
Я прислушалась, замерев в неудобной позе. Так и есть, на пианино кто-то играл. Я тихо встала, вдела ноги в тапочки и стала красться по коридору, стараясь даже не дышать.
Комната была темна, но в луче лунного света, проглядывающем сквозь раздернутые шторы, покачивалась фигура. Лоуренс! Он сидел за пианино в бордовом пиджаке, а расклешенные рукава рубашки выглядывали из-под манжет. Они порхали белыми мотыльками над клавиатурой. Пианист не следил за руками. Он закрыл глаза и откинул голову назад, позволив мелодии растекаться по комнате. Поддавшись очарованию, – то ли песни, то ли мужчины, – я остановилась в дверном проеме и так стояла, пока Лоуренс не закончил играть.
- Как красиво! – выдохнула я и приблизилась к пианисту. – Мелодия похожа на танец лунного света.
- Она так и называется, - кивнул Лоуренс. – “Moondance”.
В его зрачках отразился лунный свет, а тонкие губы изогнулись в улыбке.
- Кто ты? – задала я мучающий меня вопрос. Еще хотелось узнать, как он проник в квартиру, но я не успела и рта раскрыть.
- А ты еще не догадалась? – усмехнулся Лоуренс. Его тень рванулась в сторону, будто от порыва сильного ветра, а затем он исчез. Просто растворился в сумраке комнаты.
Остолбенев от ужаса, я зажала рот руками, чтобы не закричать. Теперь я поняла, кто он такой. Призрак.

***
Еще одно июньское утро принесло мне ужасную весть. Точнее, принесла ее мама, когда возвратилась с работы.
- Айре, я записала тебя на собеседование в музыкальную школу. – Сообщила она, стоя перед зеркалом и причесывая свои золотистые локоны.
- Что? – холодок пробежал по спине от маминых слов. – Мам, ты забыла, что я уже закончила одну? У меня даже диплом есть.
- Да-да, я помню. Но сейчас совсем другие методы преподавания. И разве тебе не хочется развивать свой талант? Ты просто великолепно вчера сыграла.
Какой ужас! Мне надо было облажаться по полной вчера, чтобы родители разочаровались во мне окончательно и оставили в покое. А теперь? Теперь придется идти на это дурацкое собеседование.
- Когда надо идти? – спросила я, смирившись.
Мама глянула на наручные часы:
- Через час. Тебе стоит поторопиться, чтобы мистер Клеменс не передумал.

***
Мой будущий учитель музыки поджидал меня в холле школы, которая состояла из двух зданий и часовни со шпилем. Едва отворив массивную деревянную дверь с толстой ручкой, я заметила мистера Клеменса возле шкафчиков раздевалки. Не заметить его было невозможно. Ростом не выше пяти футов, он носил шерстяной пиджак в зеленую и черную клетку, мешковатые брюки и подтяжки. Рыжеватые, будто солома, волосы сдабривала обширная лысина, а на носу-пуговке красовались очки с толстыми стеклами. Колоритный человечек.
- Мисс Хокинс?
Я кивнула.
- Идемте, поговорим в классе. Я вышел в холл, чтобы вы не блуждали по коридорам. Не знаю, кто планировал здание, но оно похоже на лабиринт. Даже я иногда теряюсь. – Хихикнул учитель.
Мы завернули за угол и стали подниматься по лестнице на второй этаж. Я отставала от Клеменса на шаг.
- Ваша мама сообщила мне, что вы уже учились в музыкальной школе в Детройте.
- Да. Я закончила ее пять лет назад.
- Это очень хорошо. Тогда мы сразу приступим к изучению произведений крупной формы.
Сонатины? Это мой ночной кошмар!
Если бы кто-нибудь догадался нарисовать мой портрет в тот момент, то лицо бы выглядело как расползшийся по сковородке блин.
Мы вошли в кабинет, третий от лестницы. Типичная обстановка включала собственно фортепиано (темно-коричневое), небольшой столик в углу и огромное окно. На подоконнике стоял фикус, засыхающая фиалка и пара кактусов.
- Присаживайтесь! – учитель указал мне на скамеечку, а сам прислонился к столику пятой точкой. Со стороны могло показаться, что толстячок запрыгнул на него верхом.
Я с интересом оглядывала стены. Обычно в музыкальных классах с картин на вас взирают известные композиторы, но только не здесь. Повсюду были развешены снимки с видами города, отельный участок стены отвели под детские рисунки и фотографии неизвестных мне личностей.
- Очень многие популярные музыканты окончили нашу школу. Хотите взглянуть? У меня есть целый альбом.
Делать нечего, я кивнула.
Клеменс взял со стола массивный фолиант, обложкой больше напоминающий словарь, и протянул мне.
- Наши выпускники разных лет. – С гордостью сообщил он.
Я без интереса начала перелистывать страницы, переложенные вощеной бумагой. Первый выпуск датировался 1923-м годом. Черно-белые фотографии. Подчас выцветшие. Узкие детские лица. После 60-х стали появляться цветные снимки поляроида.
Клеменс рассказывал мне про каждого выпускника, называл их имена и фамилии, которые чудом помещались в его памяти, но я не слушала. До тех пор, пока…
Взгляд выхватил на общей фотографии лицо юноши, окаймленное копной черных волос, пятно бордового пиджака и белой рубашки. Я быстро перевернула страницу. Там помещался его отдельный портрет.
«Лоуренс Вальден, - гласила подпись. – 1992 год».
- Кто это? – я ткнула пальцем в фото.
- О, Лоуренс! Он был очень талантливым музыкантом и композитором. Его даже приглашали играть с Лондонским симфоническим оркестром, но…
- Но?..
- Однажды он отправился в лес – знаете ли, творческие люди часто ищут вдохновения в природе – и пропал.
- Пропал? Как это? – удивилась я.
Клеменс пожал плечами.
- Будто сквозь землю провалился.
- Разве его не искали? – я вскочила на ноги, отбросив фотоальбом. Глаза мои, должно быть горели, потому что учитель испуганно от меня отпрянул.
- Искали, конечно. Только все тщетно. Его мать и три сестры еще какое-то время жили в том доме, что неподалеку от леса, а потом уехали из города.
- Где они жили? – громче прежнего прикрикнула я.
Клеменс теперь действительно запрыгнул на стол и подобрал ноги, стараясь не допустить моего наступления.
- В доме возле леса. На Фэрмаунт-роуд.
- Я сейчас там живу… - выдохнула я. – Простите.
Осознав свое глупое поведение, я стала отступать к двери. Меня трясло. В голове никак не укладывалось, что Лоуренс, исчезнувший в лесу двадцать лет назад, снова возвратился в свой дом, хотя никого из родственников там давно нет.
Я уже вышла за дверь, когда учитель музыки окликнул меня:
- Мисс Хокинс, так я жду вас в сентябре на занятия?!
- Возможно. – Неопределенно ответила я и зашагала к лестнице.

***
«Пропал в лесу. Пропал в лесу». – Твердила я вновь и вновь, шагая к автобусной остановке. Мимо меня пробежали две девочки лет восьми, размахивая футлярами для скрипок.
Надо всё выяснить! Надо расспросить самого Лоуренса. Он взял за привычку появляться, когда родители уходят на работу. Но я не могу ждать до завтра!
Подъехал автобус, я шагнула навстречу раскрывающимся дверям и остановилась. Девчонки оттеснили меня, просочились внутрь салона. Я увидела, как они устроились на ближних к водителю креслах, толкая друг дружку в борьбе за место у окна. Я запрыгнула на подножку, когда автобус уже тронулся. Слишком много мыслей роилось в голове, мешающих совершать привычные действия. Я прошла в конец салона, чтобы не привлекать внимания, и погрузилась в раздумья.
Минут через двадцать опустевший автобус остановился на Фэрмаунт-роуд, но я осталась сидеть. Впереди была еще одна остановка, где маршрут заворачивался в обратную сторону. Там-то я и собиралась сойти. Если бы я только догадывалась, какой заговор плетется против меня!..

***
Водитель автобуса удивленно посмотрел на меня, когда я вышла из автобуса. На его пухлом лице ясно читался вопрос: «Что забыла шестнадцатилетняя девочка в лесу?» Я постаралась скрыться из виду, пока он не задал его вслух.
Отыскав тропинку, вдоль которой валялись бумажные салфетки, обертки от шоколадок и пивные банки, я пошла по ней. Несмотря на то, что день был в самом разгаре, меня поразила тишина. Ни единого звука, который бы подтвердил, что я нахожусь в обитаемом лесу. Ни белочки тебе, ни синички. Меж тем признаки цивилизации встречались все реже. Я отшагала уже минут пятнадцать, и деревья сомкнулись над моей головой. Тропинку окружал густой подлесок из папоротников, дикой малины и еще каких-то колючих кустов. Изредка я замечала повязанные на счастье яркие ленты на ветках, но вскоре пропали и они. Только зелень – вокруг и под ногами.
Тропинка сузилась и стала заворачивать. Тонкие, почти голые стволы сосен торчали тут на каждом сантиметре земли. По краям тропы образовались покатые склоны, как насыпь по бокам железной дороги. Я двигалась очень медленно, глядя по сторонам, и вдруг обнаружила ярко-красную россыпь ягод справа. Земляника. Недолго думая, я спрыгнула в овражек. Трава там была сырая, будто недавно прошел дождь. Брючины тут же намокли, в кроссовки налилась влага. Я не обратила внимания на такую мелочь. Небольшая полянка, окруженная со всех сторон осинами и молодыми березками, краснела от ягод. Я бросилась их собирать, позабыв обо всем. Если бы я догадалась прихватить с собой хотя бы пакет, было бы удобнее, а так большая часть ягод просыпалась на землю, но кое-что все-таки попадало в рот. Кисло-сладкая земляника величиной не больше ногтя, зато какая ароматная. Я никак не могла насытиться и уходила все дальше и дальше от тропы. Вымазавшись красным соком, я, наверно, походила на трапезничающего вампира. Вампира, пожирающего ягоды.
Спустя какое-то время, я разогнула затекшую спину и огляделась. Поляна давно пропала из виду, как и дорожка, по которой я пришла. Меня охватила паника, и я бросилась бежать по лесу, не разбирая дороги. Ветки деревьев цеплялись за футболку и джинсы, под ногами чавкала сырая земля.
Остановилась я только когда нестерпимо закололо в боку. Бегун из меня никудышный, так что я надеялась, что не слишком далеко убежала от того места, где спускалась в овраг. По-прежнему меня окружали одинаковые тонкие стволы сосен и звенящая тишина. Я глубоко вдохнула, чтобы унять бушующее сердце, и обхватила руками ближайшее дерево. Прислушалась. Оказалось, что теперь в лесу не так уж и тихо. Где-то неподалеку раздавалась приятная мелодия. Фортепианная.
Постояв так несколько минут, прислушиваясь, не показалось ли мне, я двинулась на звук. Отодвигая ветки, чтобы не исцарапать лицо, я, наконец, вышла на тропу. Ту самую или другую, нельзя было определить. Солнце совсем перестало проглядывать сквозь темно-зеленый занавес над головой, и по тропе вдруг заструился туман. Он медленно наползал из чащи, будто устрашая меня. Белые клубы устремились во все стороны от дороги.
Я попятилась. Едва не оступилась, споткнувшись о сухую ветку. Хруст прозвучал выстрелом среди безмятежности. И все же где-то рядом играли на пианино.
Туман стал плотным, как молоко, и клубился теперь выше моего роста. А что, если за ним кто-то скрывается? Я столько ужастиков читала про монстров в туманной дымке. Но музыка будто призывала меня. Она немного напоминала ту, которую Лоуренс называл «Танцем лунного света».
Лоуренс. Что, если это он играет? Он появлялся в нашей квартире дважды, но в другое время он же должен где-то находиться. Пусть он и призрак.
Я решительно шагнула в туман. Он окутал меня теплом, точно легчайшим пухом. Капельки влаги опустились на кожу и волосы, когда я проходила сквозь него. А потом все исчезло. И я вышла на другую поляну, большую и круглую. В ее центре стоял черный рояль, за которым действительно сидел Лоуренс.
Его пальцы с легкостью порхали по клавишам. Музыка закружила меня, унесла. Или это кружилась моя голова? Потому что земля ушла из-под ног. Лес превратился в прекрасный сад, а сосны и осины – в цветущие вишни и яблони. Розовые и белые лепестки летали в воздухе, запутывались в раздуваемых ветром волосах музыканта. Боже, как это восхитительно!
Я вдохнула аромат цветов, от которого едва не потеряла сознание. Такой он был сильный. Но Лоуренс, закончивший играть секунду назад, подхватил меня за талию. Его серо-голубые глаза уставились на меня, пронзая насквозь.
- Как ты прекрасна! – шепнул он, прижимаясь настолько близко, что мне снова не хватало воздуха. – Ты мне нравишься.
Его глаза! Я уже любила их. Любила призрака, который обладал диким и обжигающим взглядом. Лепестки с деревьев продолжали лететь, хотя никакого ветра я не ощущала. Розовые пятнышки покружились над нашими головами и опали. Несколько опустились мне на плечи и на лицо, один – на губы. Лоуренс убрал его легким, почти неощутимым прикосновением, наклонился ближе, прикрыл глаза… и исчез. Просто растворился в воздухе, словно его и не было. Мираж цветущего сада продержался на секунду дольше, а затем и он канул в небытие, оставив лишь едва осязаемый шлейф сладковатого запаха цветов.
Я тряхнула головой. Что это за наваждение со мной приключилось? Неужели Лоуренс сказал, что я ему нравлюсь? Но ведь он мертв! Его нет в живых уже двадцать лет. И разве не затем я пришла в лес, чтобы его найти?
«Не его! – поправила я себя. – А место, где его закопали».
Почему я была так уверена, я и сама не могла объяснить. Но если бы тело не спрятали, если бы хорошенько не прикрыли землей, его бы отыскали тогда.
Я сунула руки в карманы джинсов и стала двигаться в одном направлении, чтобы не заблудиться. Солнце уже начало опускаться к горизонту, так что я не обратила внимания на тень, мелькающую то с одной стороны, то с другой.
Когда я преодолела ручей и малинник, сорвав по пути несколько ягодок, но не задерживаясь надолго, на меня вдруг налетел порыв ветра. Взметнул облаком волосы, зацепился за ворот футболки.
«Не ходи туда! – услышала я тихий, почти неразличимый слухом шепот. Так могла шелестеть трава под ногами. – Остановись, Айре!»
Кому понадобилось меня пугать? Ну уж нет, я этого так не оставлю! Я обязательно найду Лоуренса Вальдена, в каком бы уголке леса он не находился.
Громко хрустнула ветка за спиной. Я вздрогнула и обернулась. Никого. Как и прежде ни единого звука. Выдохнула и отправилась дальше. Если бы послушалась предупреждения, ничего бы не произошло. Но я хотела показать свою взрослость и упорство.
Путь мне преградил еще один ручей, совсем тоненький и мутный. Я перепрыгнула его. Над головой оказалась свисающая ветвь березы, затем еще одна и еще. Я отгибала их и протискивалась вперед, пока под подошвой кроссовка не ощутила что-то мягкое. Почва здесь не пружинила, как в других местах, она проваливалась. Я отступила на шаг, чтобы оглядеться. Присела на корточки и зачерпнула пригоршню рассыпчатой земли. Поверх нее не росла трава – вот что странно. Я стала отбрасывать ее прямо руками. Горсть за горстью. Руки быстро устали, под ногти забилась грязь, но я не останавливалась до тех пор, пока не наткнулась на лоскут бордовой ткани. Бордовой, как пиджак пианиста. Я охнула и хотела подняться на ноги, но не смогла. Обух лопаты прошелся по затылку, и я рухнула в могилу Лоуренса Вальдена.
Насвистывая, коротышка в клетчатом пиджаке стал забрасывать тело землей. Теперь-то Лоуренсу не будет так грустно, они с Айре станут играть его пьесы в четыре руки.