Жизнь в фотографиях продолжение третье

 ЖИЗНЬ В ФОТОГРАФИЯХ...

                Маме, папе и бабушке посвящаю

                (продолжение третье)

                ЭВАКУАЦИЯ  -  АЛТАЙ 

Не знаю, уж, каким маршрутом наш состав двигался, но первого в жизни живого верблюда я увидела из окна вагона. Потом, ничего не помню, иногда словно картинка — фотография появляется. Вот мы в Барнауле у дяди Серёжи, папиного родного брата. Когда началась война, он сказал папе, что "чтобы ни случилось — твоя семья - моя семья". Вот мы и двинулись к нему.

А у дяди своих пять человек и мы ввалились вчетвером. Квартира маленькая. Питались, правда, хорошо. Дядя был директором совхоза где-то под Барнаулом.. Продукты хозяйства отправляли на фронт. Помню, тётя Вера, жена дяди, пекла  вкусные пироги с черёмуховой начинкой. Все усаживались за большой стол и мы  уплетали их. 

Дядя, любя своего младшего брата, делал всё, чтобы нам было хорошо, принимая нас к себе.. Однако только теперь понимаю, как нелегко им пришлось c нами.

По-моему, заболел Лёня, брат мой, и скорая, решив, что это скарлатина, хотела  забрать его в больницу. Ведь, заразиться могли и остальные дети: я, двое дядиных и ещё у них почти жила девочка из детского дома. Саша, старший их сын, был уже на фронте.

Мама отказалась везти Лёню в больницу и нам пришлось срочно искать съёмную квартиру. Дядя, дорогой мой дядя, пусть земля ему будет пухом, очень переживал ,что ушли от них. Иногда он приносил нам что-то из молочного. А есть было нечего. Жили в длинной узкой комнате. Вдоль стен стояли кровати. Воду мама носила с улицы. Кухни не было.

Нас с братом удалось устроить в детский сад, где мы могли питаться. Он  вспоминается мне таким уютным и тёплым: блестящие крашеные, кирпичного цвета полы, и ежедневная, увлекающая нас, игра в гуси-лебеди в большой комнате. Нам не надоедала она.

А во дворе садика изо льда был сделан огромный корабль и весь он был выкрашен в голубой и красный цвет. Барнаул запомнился ещё зимним голубоватым воздухом и  особенным морозным запахом, когда после работы мама вела нас с братом домой .Вечерело.

Мама вспоминает:"Нужны были деньги. Папиного аттестата не хватало. Я устроилась в артель, где сколачивали ящики. Заработок малый, а я ещё и не очень могла их сколачивать.

Поступила секретарём в горздрав и к неграмотной начальнице. Её я возмущала, что около меня часто останавливались врачи, тоже, из Воронежа. Некоторые знали меня ещё по заповеднику".

Там мама встретила чудесного детского доктора, профессора Давида Львовича Штейнберга и он, как мог, опекал её. После войны мы снова встретились и он  вместе с сыном приезжал к нам в заповедник и лечил нас - детей.

"Но, всё же, не могла я вынести её издевательства и уехала учителем на Алтай, в районный центр Старая Барда. Вначале нас разместили в сарае у тёти Домны, а меня назначили инспектором школ района"- пишет мама.

Вот это я уже хорошо помню. Была весна. За домом Домны, маленькой деревенской женщины, очень доброй и бедной, простирался бескрайний, как казалось мне, совершенно жёлтый, золотистый, покрытый буйно цветущей калужницей — купальницей,  луг. Местные жители это радостное, солнечное растение называли куриной слепотой. Округлые, ярко-зелёные листья и лепестки цветков, всегда тургорные, напоённые весенней жизненной силой и влагой, блестели, отражая сказочными искрами, щедрые, игривые солнечные лучи.

А когда основная вода половодья уходила и мы бежали по цветочному ковру, каждый шаг издавал смешное чавканье и ноги утопали, промокали. Проступала вода чистая , прозрачная и холодная.. Мы убегали в это царство цветов, возвращались с букетами  и мама украшала нас венками. Мы немного опасались куриной слепоты, но в эти счастливые мгновения и рядом с мамой было не так страшно.
 
Став инспектором, она ходила из села в село по горным тропам. У мамы был хороший  голос. Она писала:"Красота местной природы меня очаровала и я пела, а в горах резонанс прекрасный. И не было страха. В пути никто не встречался. В одной школе  как-то застала в классе учеников, а учительница ушла доить корову. Очень скоро мне дали ставку учителя биологии и химии в 7-летней школе, затем перевели в завучи, потом назначили директором..

Школа находилась в старой избе с печкой. Было пианино. В классе учились разновозрастные дети.
 
Была в школе лошадь, телега, завхоз. Мы все ходили к реке и вылавливали лес, который сплавляли:потом пилили и перевозили для отопления в школу. 

Дали мне за селом участок земли, где я сажала картофель. А вскоре нас переселили   в хороший дом с огородом".

Он был окружён высоким, из серых старых досок, забором с широкими воротами и калиткой, конечно. В доме была большая кухня и комната, с никогда не крашеными полами.

Русская печь занимала большую часть кухни. Стульев не было. Стояли серые деревянные скамейки. Спали с братом на русской печке. Там было специальное место для этого. Нам было всегда тепло. Против печки стояла кровать бабушки. 
 
Мама научилась у местных жителей выращивать огурцы, картофель, тыкву, брюкву. Они  делали высокие грядки и сеяли в них семена.

Собирать огурцы бабушка поручала нам с братом. Ей трудно было наклоняться, а может, специально делала вид, что без нас в буйной листве не найдёт огурцы.

Я садилась на корточки, заглядывала под листья и собирала ярко-зелёные, твёрдые огурчики с чудным, неповторимым ароматом, которые росли не по дням, а по часам,  и бабушка удивлялась моей сноровке и хвалила. Видно любовь к похвальбе - ещё  оттуда.

Никогда не забуду запах цветущего картофеля и сиреневатые цветки с жёлтыми тычинками;мощные оранжевые цветки-граммофоны тыквы, где всегда трудились пчёлы.

В вещах, которые мама и бабушка успели захватить с собой, было только что сшитое перед войной красивое мамино пальто и мужское тоже. Два пальто, да ещё, каким-то образом ,оказавшуюся у них большую чугунную сковороду, удалось поменять на корову. Появилось своё молоко и выросли овощи тоже.

"Сменяла своё пальто и мужское, что дала тётя Этя, и получила паршивую корову. И всё же молоко для детей и мамы было. А до этого кормили детей и ели сами, лепёшки из картофельной шелухи с овсом. Мололи на мельнице"- вспоминает мама.      .

В Старой Барде было много беженцев из Ленинграда и Воронежа. Всем полагался обед в столовой. Мы ежедневно ходили за ним с братом. Нам наливали в маленькое белое эмалированное ведёрко суп, в котором плавали коричневые листья капусты. Держась за руки, мы возвращались домой.

Мы ели этот суп и он был тоже нашим спасением. Сейчас я с благодарностью вспоминаю это. Нам, в труднейшее для страны время, как могли, помогали выжить.

"Обед всем беженцам выдавали в столовой — вода с гнилой капустой. Животы у детей были большие, вздутые, но выхода не было.. Ленинградцы жили лучше. Они привезли вещи и их обменивали на продукты. Нас часто упрекали местные, что понаехали и цены взвинтили на рынке.
 
Получала письма с фронта от брата и Пети. Они узнали адрес через заповедник. А вскоре получила от бойца известие, что мой брат, Гриша, погиб".

В Старой Барде по улице, вдоль домов, были проложены деревянные тротуары и мы чаще ходили не по земле, а по этим настилам. Зимой бабушка выделяла нам немного денег и мы с братом радостно бежали к тёткам, которые сидели на улице и продавали мороженую клюкву - наше лакомство. Они пересыпали её из мерных стаканчиков, в заранее заготовленные газетные кулёчки, и мы клевали её, мороженую, кислую, но необыкновенно вкусную и желанную.

Одежды у нас не было. Носили всё приспособленное. Мама иногда вспоминала, в школе было много географических карт, которые лежали навалом, наклеенные на марлевую основу. Мама решила размочить их и из марли пошила нам с братом рубашечки, в которых мы спали. Помню, как кружилась я в этой обновке и была хороша . 

Иногда мама оставалась после уроков в школе. Учительница из Воронежа играла на пианино, а мама пела. Мы садились рядом, смотрели на маму и улыбались. Так проходили минуты отдыха. Все мечтали о конце войны... Маме было 30 лет...               
 

НА ФОТО  ЛЁНЯ И ТОМА, ДЕКАБРЬ 1940 год

Продолжение будет......