В больнице

               

       Я не знаю, писал ли Зощенко свой рассказ «Диагноз» с натуры, но думаю, что это именно так. Рассказ написан, по всей вероятности, в  конце двадцатых или начале тридцатых годов. С тех пор, прошло не менее  двадцати  лет, но почти ничего не изменилось. Возможно, что где – то,  в близлежащих от столицы городов, было всё совсем иначе.Но в глубинке, всё  осталось как у Зощенко…

     То, о чём я собираюсь рассказать, это кусочек моей ссыльной жизни, протекавшей  в городе Барнауле.

     Шел  тысяча девятьсот сорок седьмой, тяжелый, послевоенный  год. Но, медики, как всегда, стояли на страже здоровья нации. На предприятиях, проводились прививки против паратифа и брюшного тифа.

     Незадолго до этого, я переболела малярией и была слабой, худой и желтой от таблеток акрихина.

     У медсестры, пришедшей в наш цех, делать прививки, был список заболеваний,  при которых прививки были противопоказаны. Среди прочих, была и малярия. Но сестра, даже не заглядывая в список, колола всех подряд. Ничего, об этом, не зная, я, безропотно, подставила   худую спину, и,  получила свою порцию вакцины. Уже после обеденного перерыва, у меня поднялась температура и я,  с трудом, доработав до конца смены, поплелась домой.

     Всю ночь, мне снились какие – то кошмары, а утром, я проснулась совсем больная, и не выспавшаяся. Посещение врачей на дому, тогда не практиковались, и мне пришлось тащиться в поликлинику. Но, хотя она   и находилась совсем недалеко от нас, путь показался мне бесконечным.

     Поликлиника находилась в такой же, как наша, длиной землянке. Когда я туда пришла, небольшая комната, в которой больные ждали своей очереди, была полна людьми. Так как свободных мест не было, я долго стояла прислонившись к стене, чуть не  падая от слабости. Потом, наконец, села. К врачу я попала только в два часа дня.  Больных было много, и  женщина-врач торопилась.
     -На что жалуетесь? – спросила она меня.
     -У меня температура тридцать девять.
     -В какую смену работаете? – осведомилась она.
     -В первую

     Врач посмотрела на меня испытующе и предупредила:
     -Если температура нормальная, у вас будет прогул!
У меня дрогнуло сердце. Я представила себе, что будет со мной и с мамой, если, в течение полугода, из моей скудной зарплаты, будут, ежемесячно, высчитывать двадцать пять процентов.

     Но температура, не подвела. Она ни только  не упала, а даже поднялась на пять десятых и стала уже тридцать девять и пять.

     Осмотрев меня, врач сказала:
     -Вот, вам направление. Идите домой, и ждите скорую. Она отвезет вас в больницу.
     Однажды я уже лежала в больнице, причём много месяцев и, с тех пор, боялась её как огня. И, хотя мне было, до дурноты, плохо, я воскликнула:
     -Я в больницу не хочу!
     -А я вас и спрашиваю, хотите вы или нет! – сердито проговорила врач.

     Скорую, мы прождали целых три часа. Когда она подъехала, в ней было уже трое больных. Кроме того, моя мама, взялась проводить меня до больницы.

     Разместились все на твёрдых деревянных носилках. Было тесно и душно. Водитель гнал машину с такой скоростью, словно спешил на пожар. Дорога была ухабистая и всех, то и дело, подбрасывало. А у мен, от каждого толчка, в животе громко булькало.

     Обеих женщин, почти сразу, отвели в палату, а про меня будто и забыли. Я сидела в коридоре, на твердом диване, какие обычно стоят на вокзалах, и боролась со слабостью и сном. Мне хотелось только одного, лечь и уснуть.
Моя мама, так и не дождавшись, когда меня положат в палату, уехала домой. на той же «скорой помощи» А я всё сидела и ждала, когда обо мне вспомнят. Мимо ходили медсестры, но они просто не замечали меня, и ни о чём не спрашивали. Встать и идти кого-то искать, у меня просто не было сил.

     В коридоре было совсем пусто и полутемно. Одна единственная на весь коридор, лампочка, освещала только маленьких участок. Остальная же часть, была погружена в полумрак.

     Ждать было томительно. Несколько раз, я обращалась, к пробегавшим мимо меня, сестрам с вопросом – скоро ли меня возьмут в палату, но они только плечами пожимали.

     В восьмом часу вечера, из ванной комнаты, выглянула медсестра и, взглянув на меня, с удивлением спросила:
     -Вы ещё здесь?
     -Здесь… - покорно ответила я.
     -Заходите, я вас сейчас, приму!

     Хотя у меня была высокая температура и чувствовала я себя очень плохо, вид ванной комнаты, меня просто потряс. Помещение было тоже полутёмное и грязное. По стенам, висели грязные полотенца. На полу была лужа. Видя, как небрежно сестра моет ванну,я спросила:
     -Кого вы мыли?
     -Сыпняк! – просто ответила она.

     Даже находясь на грани обморока, я сообразила, что мыться в ванне после «сыпняка» мне, как-то, ни к чему и, поспешно сказала:
     -А я, только вчера, мылась! - Это была ложь, но я предпочитала оставаться грязной, чем лезть в заразную ванну.
     -Ну и ладно! – обрадовалась сестра. – Идите, садитесь, я вас постригу!

     Она посадила меня на старый, качающийся табурет. Накинула на плечи несвежее полотенце и взялась за стрижку. Волосы у меня толстые и густые. А вот, ножницы, оказались совсем тупыми. И, они, то и дело, заедали, причиняя боль. Эта инквизиция, длилась довольно долго, уморив и меня и моего парикмахера. Но, наконец, мучительная процедура, была закончена. Не имея зеркала, я провела рукой по голове, пытаясь представить, какая у меня теперь, прическа. Скорее всего, она напоминала вспаханное поле. Вздохнув с сожалением, я стала облачаться в больничное бельё. Размеры, явно не соответствовали друг - другу. Рубашка была такой короткой, что еле покрывала грех. Но зато в халате, я просто утонула. Тапочки были тоже огромные, растоптанные и, кроме того, обе на одну ногу.

     Запахнувшись в халат, и поддерживая его рукою, я последовала за сестрой. Меня даже не спросили, могу ли я идти. И я  пошла, хотя лестница, как-то подозрительно, покачивалась, словно собираясь опрокинуться.

     В палате, куда мен привели, было ещё темнее. Свет не горел, но зато раздавались весёлые голоса. Когда меня подвели к свободной кровати, кто- то засмеялся.
     -А мы думали, что это электрик! – сказала одна из женщин.
     -У нас сегодня, весь день, света не было, - сказала другая.

     Невесело улыбнувшись, я поспешила лечь в постель. Когда принесли ужин, я уже спала. Проснулась оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Мне страшно хотелось спать. Глаза не открывались, но в ушах назойливо звучало:
     -Возьмите градусник! Возьмите градусник!

     Я взяла его в руки и, тут же, уснула. Больше меня не беспокоили. А, может быть, я просто впала в забытье. Вдруг, где-то совсем близко, что-то звякнуло и полилось.
     -Завтракать будете? – спросил кто-то над моим ухом. Очнувшись, я почувствовала отвратительный запах пищи. Он был таким невыносимым, что меня стало мутить.
     -Нет, - ответила я, не открывая глаз, и накрылась с головой одеялом.

     Сквозь тяжелый сон, до меня долетали обрывки разговора, смех, чей-то тяжелый топот. Страшно хотелось пить, но не было сил поднять голову. А жажда, мучила всё больше и больше. Во рту пересохло. Видимо, из-за жара, мне снились выгоревшие на солнце поля, и  высохшие, пустые колодцы. Пекло солнце, и что-то  непрерывно и громко звенело.

     Очнулась я от того, что меня опять трясли за плечо:
-Девушка, проснитесь, анализ надо сдавать!

     Я никак не могла до конца очнуться, и не понимала, чего от меня ждут. Окончательно проснувшись, я, превозмогая страшную слабость, отправилась в женский туалет. Я шла по коридору, держась за  стену, но она, всё время  от меня куда-то ускользала. Наконец, путешествие закончилось и я, с облегчением, погрузилась в гамак вытянутой кроватной сетки.

     Проснулась я во время обеда. Есть не хотелось, но я оставила себе, на потом кусок хлеба. Почувствовав, вечером голод, я полезла в тумбочку, но хлеба не обнаружила.
     -А где мой хлеб? – спросила я с удивлением.
     -Мы думали, что вы не будете есть… - ответил кто-то виновато.

На то, чтобы возмутиться, у меня не было сил и я, вновь, погрузилась в сон. Ночью меня опять мучила жажда, но стакан был давно пуст. О том, чтобы кого-то попросить принести воды, мне даже не приходило в голову.

     Боясь разбудить соседей по палате, я тихо поднялась и вышла в коридор. Там,  на скамейке, стоял ведерный чайник, похожий скорее на лейку. Я долго мучилась, не в силах поднять его. Руки у меня дрожали, кружилась голова. Но, наконец, мне удалось его наклонить. Дежурная нянечка, издали наблюдавшая за моими действиями, прокричала мне издалека:
     -Смотри, не налей на пол! – Помочь мне, она не догадалась или просто не считала нужным. Теперь бы я нашла, что ей сказать, но тогда я не была готова себя защитить.
     На другое утро, я чувствовала себя  настолько слабой, что боялась не дойти до туалета. Пряча, от смущения, глаза, я полезла под кровать за судном, но, тотчас же услышала:
     -Только, пожалуйста, без этого! Не хватает, чтобы у нас тут пахло!

     Ничего не возразив, я вновь поднялась и держась за спасительную стену, отправилась в дальнее  путешествие. Мне казалось, что ему не будет конца. А. в это время, в палате рассказывали анекдоты и весело смеялись…

     Через неделю, ранним осенним утром мне сообщили, что меня переводят из «сомнительного отделения» в тифозный барак.
     -Вы можете сами идти? - спросили меня.
     -Могу, - ответила я покорно.

     Кроме меня, переводили ещё двоих. Одну женщину, у которой температура была 38, несли на носилках. Другую, с 37,5, вели под руку. У меня было 39, но мне никто не помо,г и я, как маленький ребёнок, держалась за халат няньки. Это мне мало помогало и я, словно лист на ветру, моталась из стороны в сторону.

     На дворе стояла холодная осень, а на мне была только короткая рубашка и халат. Да одеяло, переброшенное через  плечо. А, на ногах, на босу ногу, стоптанные тапочки.

     В последствии, вспоминая об этом, я удивлялась, как не простудилась, и не подхватила воспаления легких.

     Как далеко находился тифозный барак, я не могу сказать, но мне, этот путь, показался  бесконечным. И я, с опозданием, пожалела о том, что согласилась идти. Но теперь, мне, ничего больше не оставалось.

     В приёмной, медсестра спросила новоприбывших, будут ли  они мыться. Было видно, что она ждала нашего отказа. Я посмотрела на свои пыльные ноги, почесала изуродованный стрижкой, затылок и сказала:
     -Я буду мыться.

     В ванной комнате было холодно, довольно темно и грязно.
     -Ванна готова! – объявила нянечка, - кто первый?

     Я решительно, двинулась за нянечкой и, сейчас же, раскаялась в своей поспешности. Вода оказалась чуть тёплой и, к тому же, её было так мало, что мои ступни торчали над её поверхностью. Из ванны я вылезла окончательно озябшая, посиневшая и почти такая же грязная. Только теперь, от меня пахло ещё и плохим хозяйственным мылом и застиранным бельём.

     Одежда, резко отличалась от предыдущей. Рубашка была длинной и узкой, с дырой на животе. Тапочки, детские. Халат был почти по мне, но с  полу оторванным рукавом. Постельное же бельё, удивляло своей роскошью – вместо  обычного одеяла, красовалось пикейное.

     Ноги меня плохо держали, и я поспешила сесть на койку, но, тотчас же опрокинувшись на спину, провалившись в её глубины. Меня это так ошеломило, что я некоторое время, не могла придти в себя. Наконец справившись со своенравной сеткой, я устроилась по удобнее, и сразу уснула..

     Разбудила меня медсестра,пришедшая брать кровь. Несмотря на молодость и неопытность, действовала она очень решительно. Но, тем не менее, в вену попасть не смогла. Впрочем, попасть то она попала, но проткнула её насквозь. Видя свою неудачу, сестричка повторила попытку второй, третий и четвертый раз. И опять напрасно. По началу я терпела, но потом взмолилась. Видя что я, почему – то расстроилась, она пошла за подмогой.Вторая сестра было немного старше. Ей было лет двадцать. Так я решила. Но она оказалась менее решительной. Боясь причинить боль, больше смотрела на меня, чем на иглу. В результате этого, после четырех попыток, в другую руку, она взяла кровь из пальца и, наконец, оставила меня в покое.

     Как выяснилось, больница это не то место, где отдыхают и спят. На другой день, меня снова заставили сдать анализы. По утрам, будили, чтобы измерить температуру. Днем предлагали обед. Вечером ужин. Но потом, когда мне стало совсем плохо - видимо, я впала в забытье, я больше ничего не слышала и не реагировала..

     Сколько я находилась в таком состоянии, не знаю. Но, однажды, открыв глаза, я увидела над собой приветливое, улыбающееся лицо, обрамленное белой косынкой.
     -Ну, как, вам уже лучше? – спросила сестра.
Я кивнула.
     -Я когда в отпуск уходила, вам очень плохо было. Всё без сознания лежали, – объяснила она.

     Меня это удивило. В настоящий момент, мне было на столько хорошо, что у меня появился аппетит. Но силы, прибавилось  ещё не скоро.

     Обед готовили где-то, в другом корпусе и, пока шли по первому морозцу, она почти совсем остывала. Еда была скверная, не вкусная, да и порции маленькие. Так что, почти всё время, хотелось есть. Вместо хлеба, давали  серые сухари, которые не размокали ни в воде, ни в супе.

     Несмотря на трудное время, обед был из трех блюд. Никак не могу вспомнить, что было на первое и что на второе. Осталось только в памяти, что на третье, давали то ли компот, то ли моченые ягоды, которые подозрительно шипели. Несмотря на постоянное чувство голода, есть это, я не решалась.

     Заведовал  тифозным отделением милый старенький доктор. Очень внимательный  и даже ласковый. Когда-то он, наверное, работал  в лучших условиях, а потому, никак не мог привыкнуть к тому,  что в палатах страшный холод и больные мерзнут под шикарными пикейными и солдатскими одеялами. А, может быть, он просто не замечал этого? Одним словом, в халатах и даже чулках, лежать под одеялами не разрешалось. Но больные, все эти правила, нарушали, закутываясь даже в полотенца. Кто-то утеплял грудь, а кто-то, голову. Лишних одеял не было. Матрацев тоже. А те, что были, до того поизносились, что, через них прощупывалась сетка.
    
     Когда мне стало немного лучше,- моя температура снизилась до тридцати восьми, в палату привели новую больную, которая, всё время стонала и охала. – Умрет!–со страхом подумала  я, прислушиваясь к её стонам..
Однажды, в ночной тишине, раздался её умирающий голос:
     -Сес- три –ца, - звала она протяжно, с расстановкой.
     -Сес-три-ца…  твою мать… выругалась она, не повышая голоса, - судну дай!

     Пришла медсестра. Помогла ей подняться и опять лечь на койку.
     -Что у неё, высокая температура? – поинтересовалась я.
     -Тридцать семь и пять, - устало ответила сестра и ушла.

     А, на другой день, эта больна, стала мне рассказывать, что вчера, стреляли, и она бежала по огородам. Что кто-то смолу жёг, и дома горели. Я даже на кровати приподнялась от удивления и страха. – Неужели опять война?!
     -Бредит! – подумала я. – Если бы что-то случилось, нам бы, наверное, сказали.

     Через двенадцать дней, женщину выписали. Тифа у неё не оказалось, а вот с головой было не всё в порядке.

     Была середина октября. Многих уже выписали, а у меня никак не спадала температура. Нужно было делать вливание крови, но у меня, в крови, обнаружили малярию.
     -При ней нельзя никаких вливаний делать, а то опять трясти начнет, - объяснил доктор.
     -А прививки при малярии, можно делать? – поинтересовалась я.
     -И прививки тоже нельзя!
     -А мне сделали от тифа, - сообщила я.

     Услышав это, доктор покачал головой.

     Больные были разных возрастов. В последнее время, появилось много детей, и я оказалась, среди них, единственной взрослой. Немного придя в себя, я стала  вырезать для них, из бумаги, человечков. Рассказывала сказки, которые сочинила на ходу. Среди детей,был славный крепыш алтаец, лет шести. Часто, его мать, приходила под окно. Сложив руки рупором, она кричала:
     -Ну, как ты там?
     -Чо? –переспрашивал мальчишка, прижимая ухо к оконному стеклу. После повторного вопроса, он отвечал:
     -А ни чо.
     -Принести тебе чо?
     -Чо?
     -Говорю, принести тебе чо?
     -А хоть чо. - Потом, подумав, добавлял:  -Картонной каши принеси!

     Я удивлялась. Что это за картонная каша?
     -Из картошки, конешно, - удивляясь моему незнанию, отвечал алтаец.
     -Так это же картофельное пюре! – наконец поняла я.
     -Чо, чо? – удивился малыш. Потом, махнув с безнадежностью, рукой, повторил: -  это каша картонная!

     Работала в тифозном бараке, одна очень близорукая, да к тому же еще и рассеянная медсестра. Носить очки, она, видимо, стеснялась. Вечно суетилась, да всё, как-то, без толку. И всегда с ней что-то неприятное случалось.

     Рассказывали, что однажды, она должна была дежурить ночью, с другой сестрой. Больных осталось уже немного, а тяжёлых и совсем не было. Сидела, читала. Тихо вокруг. Глаза сами закрываются. Решила прилечь. В коридоре одна пустая койка, на всякий случай, стояла. Подошла к ней, и видит, что кто-то на ней лежит,закрывшись с головой одеялом. Решила, что это её напарница спит.
     -Ишь, разлеглась! Убери свой зад! - сказала она, ложась с краю.

     Спала так сладко, что опоздала больным температуру измерить. Соскочила, забыв даже соседку разбудить. Только последние градусники раздала, видит её напарница идёт.
     -Ну, как ночь прошла? – спрашивает её та.
     -Как у тебя, так и у меня. Рядом ведь спали!
     -Как это рядом? – удивилась сестра. – Я отпросилась, и спала дома.
     -Так с кем же это я спала? – испугалась рассеянная сестричка и побежала к койке. Откинула с лица одеяло и побледнела. Потом в ванную отмываться побежала. А сама всё повторяет:
     -С покойником спала! С тифозником!

     Когда люди долго в безделье находятся, непременно, кто-то начинает байки рассказывать. Я свидетельницей всех невзгод этой сестрички, не была, и не могу утверждать, что всё именно так и было. Хотя не могу и отрицать. Рассказываю то, что слышала.
 
     Следующая история, совсем некрасивая получилась. Хотя её вины в том и не было. Раздала она больным пробирки для анализа и велела потом положить их ей на стол. Вернувшись к столу, стала пересчитывать. Одной  недосчиталась. Стала по столу руками шарить. Неожиданно, нашла какой-то пакет. Развернула его и, не разглядев, вляпалась… 

     Страшно рассердилась, раскричалась. На её крик, больные сбежались. Кто-то смеется, кто-то возмущается, а кто-то и сочувствует. Оказался тут и виновник происшедшего – парень из глухой деревни. Извиняться стал. Уверял, что, до этого, никогда анализов не сдавал и не знал, что надо было в трубочку…Оправдываясь, смущенно добавил:
     -Да как его туда было засунуть?!

     Слышала я ещё одну историю про ту же медсестру. Только и сама сомневаюсь в её подлинности. Лежали тогда, в одной из палат, такие парни, которые ни в Бога, ни в чёрта не верили. И уважать кого-то, были не приучены. И, во всём, искали только смешное. А история такая:

     Пришла как-то в ночь дежурить, эта же сестричка. И опять, как на грех, кто-то из больных умер. Не успел покойник застыть, больные его, ради шутки, за сестринский стол посадили,  руками голову подперли. А, перед ним, раскрытую книгу положили. А сами, как ни в чём не бывало, на стулья сели, ждут, что дальше будет.

     Пришла сестричка на смену. Видит, все на своих местах лежат, только один больной, за её столом, книгу читает. Взглянула на него мимоходом и говорит:
     -Больной, уже поздно, спать пора. Проверив, кому что назначено, снова к нему подошла.
     -Больной, я вам говорю! – Взяла его за плечо и слегка тряхнула.
А больной, вместо того, чтобы встать, стукнулся головой об стол и лежит, не шевелится. Перепугалась медсестра, чуть не плачет. Решила, что это она его убила. А больные смеются. Еле-еле успокоили, уговорили.

     А ещё, рассказывали страшные истории про сторожа, который в морге работал. Говорят, не раз было, когда родственники в морг приходили, заставали его, в пьяном виде, спящего в обнимку с покойником.

     Время шло, и я стала, понемногу, поправляться и меня перевели в палату выздоравливающих. А там весёлые бабы собрались. То сальные анекдоты рассказывают, то неприличные песни поют.

     После двухмесячного больничного заключения, я вышла на свободу, с полученным осложнением на сердце. Да ещё с бронхитом, заработанным в холодном туалете. Там, в первые же морозы, сосульки со стульчака свешивались. И, всё-таки, почувствовала, будто заново на свет родилась.

     Мама пришла ко мне, в день выписки, и мы вместе, пошли домой. Мороз стоял довольно сильный, а до дому было километров шесть, если не больше.  Городского  пассажирского транспорта, в ту пору, не было.

     Шли мы долго, часа три. Обе страшно устали, а я ещё и нос себе отморозила.

     Через несколько дней, после моего возвращения, в общежитие пришла медсестра из здравпункта и принесла таблетки от малярии.
     -Я вас на работе искала, но там никто о вас ничего не знает.
     -А я в больнице лежала, -ответила я виновато.–С брюшным тифом. Мне его в цеху привили!
     Медсестра даже руками всплеснула:
     -Да как же  так?! Вам ведь никаких уколов нельзя было делать! – сказала она огорченно. –Я ведь и списки в цех подавала.

     Я только плечами пожала. Мне было и радостно и грустно. Радостно потому, что ко мне  отнеслись с вниманием. А грустно от того, что внимание это пришло, всё-таки, слишком поздно.
                ---оОо---

Воспоминания об отце, немецких лагерях и ссылке, можно прочесть в
книге «Семейная сага, фантаста Беляева» Москва Из-во «Тончу» 2014 г.