Соня в отпуске

      Послушайте сюда, я вам расскажу, какие муки выпали на мою бедную голову, когда моя Соня уехала в отпуск. Если бы я осталась одна, мне бы и рассказывать было нечего. Но мы взяли женщину. Вы меня понимаете? В старое время, это называлось, взять прислугу или горничную. Потом, стали говорить – домработницу. Теперь, так говорить не принято. Мы ведь, не какие – ни будь буржуи, чтобы держать горничных! Теперь говорят – взять женщину. И ей это приятно, и вы не  чувствуете себя эксплуататором. Зачем мы её взяли? Да уж поверьте, не от сладкой жизни!

     Моя Соня, два года, не ездила никуда в отпуск. Она сидела дома, варила несчастный супчик и жарила блинчики. Она стала белая, как бязь, и тонкая, как хворост. Но, самое удивительное, что она, никогда, не теряла юмора.

     Как – то она стирала моё бельё и вдруг говорит – мама, я нашла три чулка и теперь не знаю, сколько у тебя, ног? У другой матери, сердце облилось бы кровью, от такого вопроса. Но я спокойна, я знаю, что она шутит. Она вся, в меня, вылитая. Мои родители, тоже не знали, когда я шутю, а, когда говорю всерьёз.
     Как-то, когда я была ещё совсем баришня, я убрала папин стул и, когда он сел на пол, я ему сказала – с первым апрелем!

     И, всё – таки, я ей говор, – Соня, поезжай, куда – ни будь! Я не могу смотреть на тебя. Ты выглядишь, как сплошной нерв, обтянутый кожей! А она, отвечает мне – мама,  ты пожилая и больная женщина, я не могу оставить тебя одну. – Вы слышите, это я, больная женщина?! Если говорить, между нами, то я давно,  достаточно пожилая, чтобы быть старой! Но, если ребёнок так считает…  Ну а что, касается моего сердца, так оно, у меня ещё с детства. Ноги, конечно, не совсем… так меня никто не заставляет плясать мазурку!

     -Слушай, говорю я ей, - если ты хочешь видеть  улыбку на моём лице, найди женщину, и поезжай с богом! И она – таки, поехала. А, после этого, у меня дома, все три недели, шел сплошной спектакль.

     -Вы хотите знать, как это выглядело? Сейчас я вам расскажу.
     -Женщина приходит ко мне в восемь часов утра, и садится, против моей кровати, на стул.
     -Вы поставили чайник? – спрашиваю я ёё.
     -Нет, -отвечает она, - не ставила,  и сидит дальше.
     -Я хочу кушать! –говорю я ей.
     Она удивляется – уже?
     -Что значит уже, я не ела целую ночь!
     -Я, тоже не ела, -отвечает она.
     -Так давайте, будем есть! – говорю я.

     Тогда она, идёт на кухню, и садится там на табурет и спит. Это я вас, уверяю. Потому, как проходит полчаса и час, а её всё нет. И я кричу ей, что я, уже умираю с голоду. А она отвечает, что я не умру, и несёт мне чай. Несёт и плещет на пол. Потому что ей уже шестьдесят шесть лет. Она не слышит одним ухом, почти не видит одним глазом, плохо видит другим, и стесняется носить очки! Я понимаю, что ей неудобно жить, но что я могу сделать, если у меня тоже, ноги и я не могу ходить рядом с ней. И смотреть, чтобы чай не лился через край. И потом,  если она, совсем уже разваливается, то зачем делать это в моей квартире?!

     Она ставит мне на постель, полчашки чаю – вторую половину, она уже потеряла по дороге. И даёт мне горбушку хлеба, намазанную маслом.
-Вы видели у меня зубы? –спрашиваю я ёё. Нет? – я их тоже не вижу. Так, нарежьте мне эту горбушку и посыпьте тертым сыром, который лежит в кухонном буфете.

     Она идёт на кухни. И, никак не может найти этот, несчастный, сыр. У неё, что-то падает на пол и гремит. А я лежу, и обливаюсь потом, потому что мне жаль, если она, переколотит всю  нашу посуду.
     Вы нашли? – кричу я ей. Но она меня не слышит и гремит дальше. А, через некоторое время, она возвращается и говорит, что на полке, сыра нет. И ничего удивительного, если искать совсем в другом шкафу, то можно и не найти. И я ей, снова даю адрес, И тогда она мне приносит, но уже не бутерброд, а сплошной сыр.
     -Зачем вы насыпали столько сыру? –спрашиваю я её. А она мне отвечает, что это хорошо, потому что он солёненький…

     Она даёт мне такие маленькие порции, что я боюсь умереть наяву, умереть с голоду, и, все время удивляется:
     -Вы, опять, хотите кушать?

     А, когда я спрашиваю её, чем она будет кормить меня в обед, она отвечает, что у нас есть вермишелевый  суп. –А что, будет на второе? - хочу я знать. Она отвечает мне, что, в супе, так много вермишели, что е можно есть и на второе! О третьем блюде, она, вообще не имеет никакого представления.

     Иногда, по моей просьбе, она печёт блинчики. Но, что это за блинчики?! Когда я их вижу, у меня начинает ныть сердце. Потому, что они мне напоминают «те» блинчики, которые мы пекли в войну, из мороженной картошки. Они такие тяжелые и резиновые, но я ем их, потому что мне надо дожить, до возвращения моей Сони из отпуска.

     -Вы видите эти пятна на полу? Это уже не чай. Она носила мне ещё суп и, извините, блинчики.

     -А, когда она поливает, комнатные цветы, по стене, льётся целый водопад. Я ей кричу: - Вы льете через край! А она отвечает – ничего подобного, ничего через край не льётся, и продолжает лить волу.

     -Вы, наверное, считаете, что женщина должна сама догадаться, что ей надо делать, если она нанялась служить к людям? Я тоже так думала. И вот, я жду, когда она догадается подмести пол. Жду день, два, три. На четвертый, делаю ей намёк, что, у нас, грязный пол. Она соглашается со мной и говорит, что летом, всегда много песку. И я, опять, жду,  а она всё не догадывается.
    
    И тогда, я уже не намекаю, а говорю, что надо под мести пол. Она–таки его подметает, только весь мусор, оставляет за кухонной дверью, потому что она не знает, где лежит совок. Тогда я, ковыляю, вместе с ней на кухню, и тыкаю её носом в угол. И она находит его, и, почти самостоятельно, убирает мусор.

     -Вечером, я выпроваживаю её домой, потому что я устала, руководить и смотреть за ней. И иду отмывать плиту. У меня, болят ноги и колет сердце, но я стою и скубаю. Потому что, если я не буду этого делать, мы не сможем сварить, свой несчастный, супчик. Вы бы видели эту плиту! Это была не плита, а, какой –то перепеченный пирог!

     -На столе, кверху донышками,  стоят чашки. Все  они липкие, и я, никак не  могу оторвать их от стола. А, когда мне это удаётся. Я, долго мою их, горячей водой и, внутренне, плачу. Плакать слезами, я не могу, потому, что мне надо беречь своё здоровье а я не знаю, что меня ещё ждёт!

     Если она идёт в магазин, то пиши, пропало. Скоро не будет. Но, если она и пошла в магазин, то это ещё не значит, что она что – ни будь принесёт.
     -Вы знаете, -заявляет она возвращаясь домой, - в магазине, ничего нет!
     -Совсем? –удивляюсь я.
     -Совсем!
     -Нет мяса?
     -Нет.
     -Совсем?
     -Совсем!
     -И рыбы нет?
     -Нет.
     -Странно. Люди же покупают!
     -Ну и что? У них, наверное, знакомые есть…
     -А вы,
сами, как же?
     -Что? – не понимает она.
     -Из чего вы, дома, варите обед, где берёте мясо?

     Она отвечает, что её внук работает в столовой. –У нас, никто не работает в столовой. Моя Соня парикмахер, но мы ели, каждый день, мясной суп, и даже второе. И я хочу есть!
Тогда она предлагает мне, сварить кашу. И я ем, хотя век бы  мне не видеть этой каши!
     -А вечером, приходит её внук. Тот самый, который работает в столовой. Включает телевизор, на всю катушку и смотрит футбол. Может быть, он думает, что он, этим, меня развлекает? А может быть, он просто нахал, я не знаю. Только, от этого грохота, у меня закладывает уши, колет сердце и, перед глазами крутятся колёсики. Я кричу ему, чтобы он  сделал тише, но он не слышит. Он стучит ногами, и кричит, как дикий зверь. –Скажите, это, действительно так надо, стучать ногами, и кричать дурным голосом, словно режут твою маму? И вообще, не надо покупать телевизор, а передачи, смотреть у соседей?

     -Не буду говорить, что эта женщина плохая. Но, когда она, как и её внук, включает, на всю катушку телевизор, мне хочется, чем ни будь её стукнуть. А, иной раз, и убить!

     -Вы видите, какие у меня ноги? Что пухлые, они совсем не ходят! Но я, лучше буду ползать на четвереньках, чем ещё, когда – ни будь, иметь женщину!

     -У вас много работы? А вы хотите, чтобы её было ещё больше? Нет? Тогда не берите женщину. Для нашего возраста, это уже не по силам!