Заметки путешественника

     Жизнь - это лабиринт. Мечта - нить Ариадны. Минотавр - время и страсти человека.
     В младенчестве она неосознанна. В детстве - это познание себя и           окружающего мира. Отрочество - духовное становление и выбор жизненного пути.
Чтобы судьба удалась, компасом в жизненных прериях должны быть: высокие помыслы, горячее сердце и чистые руки. Но с годами у индивида накапливается старая привычка к вещам - придающая вид истины прельщениям света и все видится сквозь призму обычного заблуждения - в силу которых человек сворачивает с половины пути и окончательно теряет себя в Лабиринте Жизни. Впоследствии к концу своего жизненного пути, взрослые обнаруживают ошеломляющую полярность своих чаяний и реальности.
     Удрученный столь печальным итогом жизненной стези старшего поколения, дабы не повторить их ошибок, в поисках лучшей доли пошел я бродить по свету. И однажды волею судьбы, я оказался в удивительнейшем городе. И спешу поделиться с вами впечатлениями.
     Ветхие ворота, уцелевшие, наверное, со времен Ноева ковчега, были гостеприимно распахнуты случайным путникам, а полустертая надпись ничего не могла сообщить вразумительного о названии города. Выехав на обширную площадь,
я увидел неописуемое количество людей разных вероисповеданий, возраста, наружности и манер. Все вокруг беспрестанно суетилось, двигалось и оглушающим, непрекращающимся  гулом говора напоминало гигантский пчелиный
улей. Каждый горожанин, снуя в толпе, носил на лице маску, снимая ее лишь отойдя в сторону или среди равных себе. Некоторые даже имели несколько масок и так расторопно обращались с ними, быстро снимая и надевая их, что в одну минуту умели придать себе любое обличье, где видели необходимость в этом. Взглянув пристальнее, я увидел у каждого в обличье что - то от животного: лисий хвост, волчьи клыки, ослиные уши, змеиный взгляд. Но более всего было похожих на обезьян. Рассматривая их , я понял, что говорят они на разных языках, каждый о своем и никто никого не слушает. Но каждый сетует на непонимание и одиночество. Каждый занят собою. Одни ходили спотыкаясь на каблуках, другие вовсе взгромождались на ходули, с которых падали, вызывая
смех и злорадство окружающих. Все носились с зеркалами, умильно рассматривая себя беспрестанно в разных ракурсах и настойчиво показывали свое отражение другим, требуя восхищения. Если кто -то пытался изречь, сделать или построить
что - нибудь дельное, то тотчас полчища других высмеивали, осуждали, опровергали, разрушали его деяния. Или он сам торопился уничтожить свое.
Вместе с тем, вся площадь была полна ям, камней, бревен. Но никто упорно не смотрел под ноги. Все неслись куда - то. Спотыкались, падали, иные не поднимались вовсе. Но никто не обращал ни на кого внимания. Порою в одну яму
след в след падали несколько человек. Наконец, между ними я увидел смерть.
Она ходила и громко возвещала о себе. Но ни у кого не хватало благоразумия
остеречься от нее. А она косила всех без разбора: молодых и старых, богатых и бедных, ученых и безграмотных. Вглядевшись, я увидел: у смерти не было стрел.
Каждая жертва вручала ей свои, которыми она их безжалостно разила. Здесь носились расторопные продавцы лекарствами, обещающими бессмертие. Многие лихорадочно скупали снадобья, жертвуя целые состояния. Но смерть равно косила
и покупателей и продавцов.
     Удрученный столь печальным зрелищем и не в силах помочь несчастным, побрел я в раздумье дальше. И вскоре очутился, где прохожие наоборот были всецело поглощены созерцанием окружающих. Выделив кого - нибудь в толпе, они бросались к нему со всех ног и начинали его вертеть во все стороны, рассматривая, ощупывая. Но всего пристрастнее они оценивали кошелек: большой или маленький, полный или пустой. Выбрав по своему разумению ровню, они спешили в кузницу, где их запаивали попарно в оковы. Некоторые, выходя из кузницы, шли довольные своим жребием в одном направлении, любуясь умиротворенно друг другом. Другие - истово тянули в разные стороны, проклиная оковы. Были и такие, что наносили друг другу увечья, безжалостно нападая друг на друга. Третьи  уже брели с вереницей припаянных детишек - мал, мала, меньше, которые плакали, кричали, ссорились, умирали. О том же, с какою болью, плачем и риском для жизни они явились на свет, я умолчу. Если же и которые подрастали, то с ними была двойная забота: одна - удержать их при себе уздою, другая - гнать их от себя кнутом. Но часто они ни на узду, ни на кнут не обращали внимания, причиняя страшное беспокойство родителям, даже до слез и истощения. Сверх того, как и на предыдущей улице и здесь было много препятствий и помех: камней, деревьев и ям. Зацепился ли один, спотыкался, падал, ранил себя - другой не мог оставить его, должен был вместе с ним наравне чувствовать боль, плакать и помогать переносить ему болезни. И убедился я, что каждый в этом состоянии вместо одной заботы, труда и опасности, имеет столько, со сколькими людьми связан узами. Устрашившись столь тяжелого бремени, я поспешил прочь.
     Пройдя немного, я попал на спокойную улочку, где размеренно текла жизнь и каждый житель которой был занят работой. Здесь жгли кирпичи, строили дома, мосты, ковали утварь и орудия труда, плотничали. Работали с огнем, в воде, под землей. Некоторые перевозили, переносили тяжести с места на место. Очарованный столь волшебной идиллией, я чуть было не принял решение остаться здесь. Но вглядевшись, я увидел: многие работали до изнурения, ран и даже погибели. Причем, едва в состоянии были заработать себе необходимый кусок хлеба. здесь телом и для тела работали, подобно тягловой скотине. Видел я таких, которые выгоднее и легче доставали себе пропитание. Но зато, чем меньше было труда, тем больше было обмана и несправедливости. И поторопился я
скорее унести ноги оттуда.
      На следующую улицу пропускали только через ворота. И то не каждого.
А только тех, кто имел стальную голову (иначе не выдержит), железные ягодицы (необходима усидчивость) и золотой кошелек (чтобы оплачивать учителей живых и мертвых). И тогда я понял смысл поговорки:"Не всякое дерево годится на бочку.
Пройдя немного, увидел я избранных. У каждого в руке была ручка и чистая книга, чтобы собирать в нее знания. На всю улицу тянулась бесконечная и величественная библиотека. И обитатели улицы кишели и висели на ней гроздьями
как пчелы на сотах. И возрадовался я их рвению и праведной жизни. Но тут я заметил, некоторые читая все без разбора, сходили с ума. Другие, стремясь
избежать столь печальной участи, не читали вовсе. Только немногие здесь находили достойную пищу для ума и души, используя для расширения горизонта
разума. Вместе с тем, на этой улице было много ученых. Но у некоторых не было глаз, у других - ушей, у третьих - языка. Заглянув в сокровищницу их знаний,
я увидел много пустого, бесполезного и даже вредного. Но если кто - нибудь
создавал что - либо дельное и новое, оно не признавалось современниками из - за ограниченности , а то и зависти. И многие умирали, не дождавшись плодов своего труда, непризнанные и осмеянные. Не чувствуя в себе столь героической жертвенности и самоотречения, а жаждуя лишь спокойной и приятной жизни, направился я далее.
     И очутился на странно пустынной улице, сплошь уставленной заборами, арками, траншеями, указателями. И множество дородных людей в черных мантиях
и высоких головных уборах с кисточкой впереди суетливо переставляли заборы
или строили новые. Где не хватало досок, они растягивали сети. Где не хватало гвоздей, оставляли бреши в заборе. Но прорехи и бреши обладали удивительным свойством: через них свободно проскакивала крупная дичь и безнадежно застревала мелкая. И чем больше было таких случаев, тем более лоснились лица,
грузнели фигуры и пухли кошельки дородных мастеровых. Не в силах понять сути происходящего, поспешил я унести ноги.
      Следующая улица была торжественно и пышно уставлена вдоль тронами, высокими креслами, на которых восседали люди со скипетрами и без - облеченные властью. Я спросил как достигнуто столь завидное положение. Мне ответили: по праву рождения или за выдающиеся качества ума и сердца. Но тут я заметил: некоторые покупают места, другие  - выпрашивают, третьи - самовольно садятся.
Чем выше был трон или кресло, тем больше вожделения оно вызывало и было менее устойчиво, тем внушительнее и настойчивее была толпа приближенных и просителей. К тому же и среди обладателей тронов и высоких кресел было немало увечных. У одних не было глаз - чтобы разглядеть истинной положение вещей, у других - носа, чтобы унюхать амбиции и интриги окружения, у третьих - не было ушей, чтобы услышать мольбы страждущих и нуждающихся. У четвертых не было сердца, чтобы решать по справедливости. Если случалось кто - ненароком падал с трона, то тут же его насмерть подминала толпа приближенных, карабкаясь по еще теплому телу на вожделенное место. И понял я, что властители менее других
свободны в своих поступках и ничего не могут делать иначе, как по желанию окружения. А риску и опасности подвержены как никто более. И пошел я восвояси.
      Изрядно устав и проголодавшись, поиздержавшись в средствах, добрел я до другой улицы. Здесь вступающим на нее насыпали в ладонь обильную пригорошню монет и говорили:" За душу заплачено!". Вся улица была заставлена столами со
всевозможными обильными явствами. Вдоль протянулись ряды аккуратных домиков с гостеприимно распахнутыми дверями. Толпа праздношатающихся и жующих беззаботно дефилировала от стола к столу. Отдохнув, насытившись и ощутимо
пополнив свой кошелек, подумал я, наконец - то здесь свободен человек от трудов и забот о пропитании и крове, и вознамерился было остаться на столь безмятежной улице навсегда. Но тут послышался звук трубы. Все пришло в неописуемое движение. Шум, гам. Люди схватились за оружия и стали яростно истреблять друг друга. В ответ на мои стенания , мне было сказано:"За их души заплачено". В великом страхе ноги мои обрели невероятную резвость и в мгновение ока я оказался на другой улице, не забыв предварительно расстаться со злополучными деньгами, которые обжигали пальцы ужасом змеиного прикосновения.
     Очутившись на другой улице, едва переведя дух, я огляделся. Улица была
полна оживленно жестикулирующих людей. Вглядевшись, я заметил, все свистят во всевозможные свистульки. Одни плачут, другие смеются, задумываются, сердятся, пугаются. И опять их выкидывают и заново покупают. Благо, продавцов было неисчислимое множество. Услышав необычный звук, все толпами бросаются туда.
Но тут же другой звук отвлекает их. И мечутся они так, будто ищут ветра в поле. Тут я поднял я одну свистульку (будь она неладна!)и попробовал посвистеть на ней. Но так как она зазвучала резко, то все разгневались и набросились на меня. Едва унес ноги.
      Кляня себя за неуемное любопытство и самодеянность, подвигнувшее меня отправиться в путешествие, обнаружившее столько риска для моей жизни, доковылял я до другой улицы. И тут я очутился перед высоким,блестящим, великолепным замком.На нем огромными золотыми буквами сияла надпись:"ФОРТУНА"   
И возликовало мое израненное сердце. Вели в замок чрезвычайно узкие и высокие
ворота, называемые "Добродетель". И редко кто мог дотянуться до них или протиснуться. Зато всюду зияли проемы, называемые:"Лесть","Вероломство",
"Насилие", "Подкуп". И те, кто не смог пройти через ворота, возвращались
и пролезали в проемы. Хозяйкою дворца была Случайность. Иные доживали до седин, до смертного часа, зарабатывая болезни и раны, напрасно толпясь у вожделенного порога. А иной, даже не помышлявший ,оказывался во дворце. Из чего я сделал вывод: хозяйка дворца была слепа и глуха. И в унынии я побрел прочь.Но тут же я был выхвачен из толпы и вознесен в волшебные чертоги. Он
оказался из трех этажей. На первом были одаренные деньгами и имуществом,
на втором - роскошью, на третьей - славой. Некоторые имели все это в совокупности и имели право хождения на все три этажа. Но таковых были единицы. У счастливцев на первом этаже руки и ноги были сплошь унизаны золотыми браслетами и кольцами, от тяжести которых они не могли даже сидеть
и лежали распростертые на полу. На втором этаже,напротив, все дышало негой
и изысканностью. Обитатели его свободно ходили по полу, устланному золотыми слитками, возлегали на сапфировых ложах, одеты были в тончайшие и драгоценные ткани. Перед ними в драгоценных сосудах стояли всевозможные невиданные заморские явства и услаждали слух райской красоты певчие птицы. С вожделением глядя на роскошный стол, захотел я отведать с их трапезы. С еле скрываемым
нетерпением потянулся я было к ближайшему блюду, но в ужасе отшатнулся: плоды и дичь были из чистого золота. И не было глотка воды, чтобы увлажнить, мгновенно пересохшее горло. А сладкоголосые птички равнодушно смотрели на меня пустыми глазницами, мерно исторгая звуки из механического горла.
На третьем этаже было очень мало жильцов, отчего весь этаж казался безлюдным, необитаемым. Редкие его обитатели были увенчаны венками или коронами, настолько громоздкими и тяжелыми, что его обладатели не видели белого света в превеликих муках и стараниях удержать на голове лавры, норовившие ежесекундно упасть.Содрогнулся я от такого счастья и смиренно попросил хозяйку знаками отпустить меня. На что мне хозяйка ответила:"Это правда, что только иметь дары Фортуны и не пользоваться ими причиняет больше забот, чем благ. Но кто виноват в том, что люди не умеют пользоваться ее дарами?" И милостиво отпустила меня, своего неблагодарного пленника.
      И понял я, что в этом городе: мудрость - это суета, святость - кощунство, приветливость - лесть, трудолюбие - рабство, бдительность - подсматривание, набожность - лицемерие, осторожность - хитрость. И поспешил я покинуть этот странный город. А Вы в этом городе не бывали?