Роман

           - Эпизод первый -

Порыв ветра изогнул ветку клёна и бросил охапку листьев в лицо.
Вспышка! И в этой вспышке Петрыкину показалось, что прожилки листьев, вовсе и не прожилки, а строки неразборчивых букв, набросанные  небрежной рукой.
Знамение!?

Пока прощались с Гриневичем, опускали гроб, в голове зарождалось предчувствие. В душном от ненужных разговоров пазике оно росло. И только когда рюмка ледяной водки обожгла горло, решение созрело.
Пора!

Пора, - сказал себе Петрыкин и, опрокинув вторую, не к месту развеселился.
Рюмок он больше не считал. Исподтишка разглядывая богатую обстановку и подтянутое лицо безутешной вдовы, он горько завидовал покойному. Вот ведь как можно жить, не имея ни воображения, ни собственных мыслей. Дави одних страдальцев пера на потеху другим страдальцам пера и всего делов. Не нужно мучиться бессонными ночами, высиживая яичко замысла, корпеть над каждой запятой. Взял кувалду и прихлопнул попавшегося под руку неудачника.

В конце концов, он осмелел настолько, что встал с места, чтобы высказать всё, что наболело. Концепция давно заготовленной речи вкратце звучала так: хороший критик - мертвый критик. И Петрыкин говорил, захлебываясь от нетерпения  и переполнявших его чувств. Голос его разносился над хрустальными фужерами, над тарелками с жирно нарезанным хамоном, над ломтями дорблю и прочей голубой плесенью.

Позже в прокуренном коридоре он терпеливо слушал пьяную болтовню Никитина в ожидании оценки своего выступления.
- Ты прикинь, ему пилку с собой положили, - говорил, качаясь из стороны в сторону,  Никитин, -  Ты прикинь, для ногтей, я сам видел...
Поддерживая его одной рукой, а другой стену, Петрыкин молчал. Он ждал, пока мастер детективного жанра выговорится.  Филипп лучше многих знает, сколько можно интриговать читателя пока тот не разочаруется и не бросит книгу.
Хотя желание перебить уже подкатывало к Петрыкинскому горлу не один раз, он продолжал  растягивать рот и кивать никчёмным анекдотам.

Друзей среди писательской братии легче приобрести, чем сохранить. Народ чересчур уж мнительный для настоящей мужской дружбы и весь в себе. Нет среди них друзей, только сподвижники. Или он тебя двигает, или ты его подвигаешь, или мы вместе кого-то задвигаем. Филипп, пожалуй, единственный не передвижник. Это он позвал на похороны, зная как это важно Петрыкину: проводить в последний путь  большого критика и бросить вдогонку хоть немного грязи.

Возникшая благодаря приступу икоты пауза позволила, наконец, вставить слова благодарности.
- Да брось ты, не благодари, - икал в ответ Никитин. - Я тут не причём. Это Дарья Алесандрна настояла.
- Вдова!? – изумился Петрыкин. Он вспомнил, какие она бросала на него взгляды за столом, и протянул: - вот те на.
- Да ты не правильно всё понял, - Никитин замялся. - Всё намного проще, Матвей.
Петрыкину и без объяснений стало вдруг всё так ясно.

- Нет, я её не отговаривал, - сказал Никитин, - она и сама знает, что тебе было за что ненавидеть… покойного. Я только подумал, что ты можешь испортить тут всю вечерину. А ты взял и понёс о «непреходящем значении критики и вкладе покойника в развитие литературы».
Филипп попробовал засмеяться,  но тут же новый приступ икоты аннулировал попытку. Петрыкин смотрел на мучения друга и в нем закипала злость. Если уж Филипп не смог услышать едкой иронии и тонкого сарказма в метко расставленных паузах, то кто же ещё?
Вот гнида, позвал меня только для того чтобы донести гроб!

- Всё!
- Что всё? – Никитин даже перестал икать.
- Всё, говорю. Ищи себе другого негра.
- Матвей, ну ты чего, честное слово? Какой негр? Ты же знаешь, я это только для тебя, пойми. И где ты без меня такую работу найдешь?
- Не нужна мне работа… такая.
- Ты чего задумал-то?

- А ничего, - Петрыкину уже порядком опротивели эти препирательства. - Вот тебе, Филя, конечно, незачем о смерти задумываться. Ты уже одной ногой в вечности, - тут была поставлена жирная паузу, которая предлагала задуматься над тем, в чем, собственно, осталась вторая нога.
Но до Никитина, похоже, перестали доходить даже такие намеки. Он зарделся как девица, бормоча:
- Ну это ты загнул к примеру, честное слово загнул.

- Это, к примеру, дело твоё, - Петрыкин отпустил локоть приятеля и тут же, пошатнувшись, стена притянула его к себе. – Достало меня всё, - сказал он, не чувствуя боли, -  Весь мир против меня. И я должен наконец крикнуть ему, что нельзя так со мной.
- Так нет его уже. Помер.

- Ты прекрасно знаешь о ком я. Этот никчёмный критикан всего лишь слепое орудие в его руках.  Он дал мне никчёмную роль в этом балагане и что бы я не делал, отталкивает меня. Толкает меня, ты знаешь куда. А я этого не хочу, понимаешь. У меня может быть свои виды на жизнь.  Так вот я ему и крикну: Ллл…
- Не смей! - на лице Никитина отразился неприкрытый ужас. – Не поминай имя Создателя нашего всуе.
Он ещё что-то хотел сказать и тут же зашелся в новом приступе икоты.

                ***

продолжение:http://www.proza.ru/2015/01/07/1471