Коммунальная квартира. В темпе presto

        В комнате проживали четыре женщины, и все -- Сорокины:

     -- Дашенька – годовалый, несказанно милый кукленок,

     -- Её мама, семнадцатилетняя Диночка – потрясающей красоты девочка (по мнению их соседа Лёшки Барсукова), 

     -- Её бабушка, Наталья Викторовна, тридцатитрехлетняя, эффектная брюнетка,

     -- Её прабабушка, которая в свои  49  выглядела на 10 лет моложе. Она имела красивое имя – Маргарита Георгиевна и красивую внешность, поэтому мужчины у неё не переводились.

     При таком стабильном presto Маргарита Георгиевна имела все шансы в 69 лет стать прапрабабушкой, а в 81 – прапрапрабабушкой.

      Старшая Сорокина, Маргарита Георгиевна в свое время была замужем за итальянцем, поэтому и Диночка, и Наталья Викторовна считали себя итальянками.

   Лёшка не бывал в Италии и с итальянкми не встречался, но овал лица и блестящие крупные глаза Сорокиных соответствовали овалу лица и глазам красавиц-итальянок на картинах  итальянского цикла Карла Брюллова, и поэтому он допускал, что в жилах Сорокиных присутствует какая-то доля итальянской крови.

     Этой итальянской долей дамы Сорокины очень гордились, что  потешало Барсукова: и, чего они такого значимого нашли у итальянцев, и чем там гордиться? Ну, поют хорошо, в винах разбираются, фашизм изобрели. И все! Посмотришь попристальней – ничего особенного, обыкновенные макаронники.

      Правда, были в прошлом попытки возвеличить итальянцев, представить их, как потомков древних римлян. Так, Дуче каждую речь обращенную к итальянским гражданам начинал одинаково: «Римляне!!!...». Такое суесловие не прощается. Вот и оказался однажды Дуче между небом и землей, головою вниз.

     Конечно, смешно равнять итальянцев и древних римлян.  И все-таки одна черта роднила их. Эта черта – любовь к сексу. В этом смысле дамы Сорокины были истинными итальянками. Причем, каждая из них не только сама льнула к этому делу, но  заботилась и о других Сорокиных.

      Если, например, ожидался приход хахаля к  Наталлье Викторовне, то остальные Сорокины отправлялись гулять в Геслеровский садик. Через два часа гуляния они по набережной Карповки выруливали на южную сторону Кировского проспекта и всматривались в окно своей комнаты. Если оно бвло темное, то можно было заходить в комнату: сеанс закончился. Когда шел дождь или было холодно, неохахаленыее Сорокины шли навестить своих родственников или знакомых, которых у них было много на Петроградской.

     К Диночке хахали не приходили. Она приходила к ним сама. Она нигде не работала, ошиваясь днями на просмотрах, конкурсах, пробах, кастингах.
      Её мечтой было попасть на сцену или на экран. Такое её стремление было слишном самонадеянным, так как кроме смазливой мордашки и стройной фигуры у неё в загашнике нечего не было.

   И все-таки ей однажды повезло. В кинофльме «Человек амфибия» ей досталась эпизодическая роль. В кадре она помелькала всего две минуты, но и это ошеломило Сорокиных. Наталья Викторовна и Маргарита Георгиевна попеременно висели на телефоне оповещая всю родню о Диночкином успехе. Сама Дина ходила с поднятым носом и всех одаривала своими фотографиями с автографом. Ну, как же! Звезда!

     Сорокины жили скромно. А с чего шиковать-то? Маргарита Георгиевна сидела в регистратуре детской поликлиники, а Наталья Викторовна секретарила у какого-то районного начальника. Они жили скромно и не надеялись на лучшую долю, и не мечтали о каком-то счастливом повороте судьбы. Понятно, поскольку в молодости им не довелось получить ни солидных профессиональных навыков, ни капитальных университетских знаний, то и ожидать от жизни каких-либо призов не стоило. Прежде-то была надежда на удачное замужество, но эту станцию они уже проскочили.

    Теперь они жили интересами Дины и Дашеньки и делали все возможное, чтобы их судьбы были более яркими, чем судьбы старших Сорокиных.
 

 
     Прошли года. Диночка дома уже не жила. Она прилипилась к  известному эстрадному певцу и вместе ним и его ансамблем гастролировала по Союзу.  Дина объявляла номера и вела незамысловатый конферанс.

      Дашенька к этому времени закончила школу и училась в Институте культуры. Прабабушку она еще не сделала прапрабабушкой и к этому не стремилась, полагая, что при отсутствии приличной жилплощади и приличного материального обеспечения заводить детей – это глупость.

     Действительно, и с жилплощадью и с материальным обеспечением у  Сорокиных было не густо. И это их постоянно напрягало.  Они страдали, существуя в «этой жуткой коммуналке», они мучались, выбирая на прилавках продукты подешевле, их коробило от немодных шмоток, которые им приходилось натягивать на себя.

     Странно, но в своем скромном житье-бытье они винили не себя (как прежде), а  власти. Скорее всего такое стало происходить из-за остро критиканского настроения в стране. Либералы азартно поносили и Партию, и Советы, и коммунизм. На этой почве Маргарита Георгиевна писала едкие статьи в «Ленинградскую правду», которые не печатали, а Наталья Викторовна диссиденствовала.

     Сорокины, хотя и не были евреями, но всегда злорадствовали по поводу любой неудачи властей, хихикали когда ракеты взрывались на старте, когда сходили с рельсов поезда, когда полыхала тайга.

       С евреями-то все понятно. Им была выгодна политическая турбулентность в стране и поэтому любая властная печалка взбадривала их. Они првильно считали, что при растерянности власти, при параличе силовых структур им будет легче «свалить из этого вонючего совка», легче «прихавтизировать» народное добро.

      А Сорокины и им подобные, чего злорадствовали? А передовая советская интеллигенция с какой дури поперла на улицы и площади городов требуя свободы, демократии, запрета КПСС и еще бог его знает чего? К стати, после переворота именно интеллигенция стала самой бедной и бесправной частью общества. Может быть верно: бог шельму метит.

     Демократы добились своего. Страна отвлеклась от строительства коммунизма и приступила к возведению рынка. Барсуков считал такой вольт опрометчивым. Резонно было бы закончить начатое строительство, оценить, что получилось и уж после этого принимать решение о новой стройке.

     Тем более, что рынок никак не вытанцовывался, вместо него возникал какой-то дикий базар, где стреляли, жгли, взрывали.  Понятно: жить в таком базаре бвло не очень комфортно. Да что там комфортно! Отвратно было жить в таком базаре. Но не всем. На просторах страны появились российские нувориши.

    Однажды один такой нувориш появился в генеральской квартире. Это был Толя Уткин. Раньше он жил в этой  же квартире, в угловой комнате, но лет пять тому назад Уткины переехали на другое место жительства. Уткины переехали, а сердце Толи осталось на старом месте. Он был влюблен в красавицу Дашеньку. Толино сердце было разбитым, поскольку красавица игнорировала его любовь. И вот теперь, став автомобильным воротилою он решился просить Дашиной руки.

     Положение Сорокиных было отчаянным: ни работы, ни денег. И вдруг появился этот ангел-спаситель. Даша немного поразмышляла и дала согласие стать Уткиной.
Тем более, что было ей уже двадцать пять лет.

        Зять Диночки оказался щедрым мужчиной. Он купил старшим Сорокиным хорошую двухкомнатную квартиру и ежемесячно одаривал их очень приличной суммой. Даша, со своей стороны вскоре произвела на свет пухленького мальчугана. Все-таки стала Маргарита Георгиевна прапрабабушкой.

     Теперь все сделалось у старших Сорокиных окей. И жилье хорошее, и пища доброкачественная, и одежда модная. Вот только глодали Маргариту Георгиевну сомнения: надолго ли такая благодать?

    Своими сомнениями она делилась с дочкой:

     -- Ох, не прочно все это и несправедливо. Свергнут когда-нибудь эту власть.

    -- Брось ты, мама. А полиция, а ОМОН, а Внутренние войска. Да никогда!

   -- Ты вспомни какие силы были у Союза. Ну и что? Помогли они коммунистам?

  -- Ну, коммугисты были растяпы безвольные. Отдали власть и даже не пукнули (я имею в виду огнестрельное оружие). Теперешние хозяева не такие. Они вцепились в Расеюшку плотно и надолго.

     Если Маргарита Георгиевна интуитивно чувствовала неизбежный конец капитализма в России, то их сосед Барсуков, который был хорошо знаком с марксистско-ленинской философией,  знал, что  в соответствии с законом отрицания отрицания на смену российскому капитализму придет реабилитированный социализм, но только на более высоком уровне.

       Знать то он знал, но как-то неуверенно. Его сбивало с толку утверждение либеральных идеологов, что марксизм-ленинизм это никакая не философия, а политическая лажа.
 
       Конечно, верить либералам -- себя не уважать, но и полностью полагаться на марксистско-ленинские постулаты тоже не стоит. Философы -- они такие. В основном на эмоции давят. Нет, чтобы взять и доказать свою правоту методом математического анализа.