Наваждение

               
    Стояла редкая для Ленинграда золотая осень и Елизавете Ивановне, буквально до щемящей тоски, захотелось куда-нибудь уехать из города. От отпуска, который она провела дома из-за болезни матери, у нее осталось семь дней. Ехать на этот срок куда-то далеко, не имело смысла, и она решила навестить свою давнюю подругу, живущую в Новгороде.
   
   Подруга весь день была на работе, и Елизавета Ивановна бродила одна по берегам Волхова. Ходила в кремль и на Ярославское дворище. А один раз, в выходной, они съездили с подругой в Юрьев монастырь.
   
   Неделя пролетела, как один день, и вот она вновь в поезде, который вот - вот увезет ее в Ленинград.
   
   Стоя у закрытого окна, она пыталась разобрать пантомиму подруги стоящей на платформе, и что-то сказать сама.  Но поезд, дернувшись, тронулся с места, и все медленно поплыло назад. Какое-то время подруга шла  РЯДОМ С вагоном, улыбаясь и махая рукой. Потом остановилась и в то же мгновенье, исчезла из поля зрения. Но Елизавета Ивановна все еще, продолжала стоять возле окна, прощаясь с любимыми местами. Неожиданно она услышала голос:
   -Вам не мешает музыка?
   
     Елизавета Ивановна  удивленно оглянулась. Она не могла вспомнить, чтобы в купе кто-то был, когда она в него вошла. Не заметила она и того, чтобы в него входили после нее.
   -Нет, нет, -ответила она, рассеянно посмотрев на транзистор,
стояший на столике, и устремила свой взгляд на неожиданного попутчика.
   
    Это был мужчина лет пятидесяти, худощавый, с большими, живыми  глазами, в которых отражались затаённая боль и обречённость.

     Встретившисъ с ним взглядом, она ощутила странное, труднообъяснимое чувство ,словно его взгляд коснулся ее души. Она почувствовала это почти физически. И ей стало больно от его боли, хотя она не знала её причины. Елизавета Ивановна не могла бы сказать что именно, но что-то сразу привлекло ее в этом мужчине. Он смотрел на нее очень внимательно, словно изучая ее, но, в то же время, это не был оценивающий взгляд, какие обычно бросают мужчины на женщин, Ей показалось, что он хочет ее о чем-то спросить, но он молчал.
   
   Достав из сумки книгу, она раскрыла ее, и углубилась в чтение. Какое-то время роман занимал, ее, но продолжавшая звучать грустная мелодия, странным образом завладела ею. Появилось знакомое щемящее чувство тоски по душевному теплу и нежности, которых ей так не хватало в жизни. После неудачного замужества она решила, что ей, видимо, не суждено быть счастливой и старательно гнала от себя мысли, что недолюбила и, быть может, не сделала кого -то счастливым.
   
     Она старалась заполнить всё свободное время, чем-то увлекаясь. Много читала, но порой, вырвавшись из-под ее власти, чувства завладевали ею, и она сладко грезила о любви. В ее мечтах преобладала нежность щемящая до слез.
   
     Даже в юности, она никогда не мечтала о супермене, сильном, ловком, самоувернном парне. Скорее ей импонировал какой-нибудь неудачник с не сложившейся жизнью. Ей хотелось жалеть, утешать, о ком-то нежно
заботиться
 
     Забыв о своем попутчике, Елизавета Ивановна подняла от книги глаза и, подперев щеку ладонью, устремила свой взгляд за окно. Солнце заходило и его низкие, косые лучи, удивительно красиво освещали золотую листву берез и багряные клены. И хотя от этой красоты невозможно было оторвать глаз, она казалась наполненной грустью. Грустью об ушедшем лете, о бесцельно проходящей жизни. Впоочем, если разобраться, жизнь Елизаветы Ивановны была не такая уж. бессмысленная - она работала, а стало быть, приносила пользу. Ухаживала за больной матерью. Вот только счастья не было...
   
   Внезапно почувствовав на себе взгляд, она повернула голову в сторону мужчины и встретилась с ним взглядом. Казалось он только и ждал этого:
   -Знаете, а я поначалу подумал, что вы счастливая! Так живо разговариваете, смеетесь. И даже книжку читали с таким увлечением, с каким читает человек, у которого легко на душе.А теперь вижу, что это не так. Счастливой вас не назовешь...
   
   Елизавета Ивановна о удивлением посмотрела на своего попутчика. Он явно вторгался в запретные владения ее души, но она, почему-то. не возмутилась. Наоборот, ей был приятен его интерес. Мужчина же продолжал с вдохновением:
   -Все мы стремимся к счастью, только оно неуловимо. Ведь оно не в том, чтобы есть о одной тарелки, или спать в одной постели,в жарких объятиях. Счастье это нечто большее, высшее. Что-то над землей, над низменными человеческими чувствами. Парение. Это духовная близость, когда не тела а души сливаются воедино. Когда глаза в глаза и без слов...
   
     Слушая его, Елизавета Ивановна со смущением думала о том, что, по всей вероятности, недостойна такой любви, так как вдруг, впервые, ощутила желание близости. И было оно внезапным и неотвратимым до боли. Ей страшно захотелось дотронуться до его бледных длинных пальцев, пожать их в своей руке. Ее волновала пульсирующая на его шее голубая жилка, а от пристального взгляда замирало сердце* Почти не слыша его слов, она думала о том, что у него, должно быть, сильные нежные руки и горячие губы. Эти мысли были непривычны и даже пугающе. -Господи, не любовь же это?! Я ничего не знаю о нем, даже имени! - в смятении, думала Елизавета Ивановна  И, тут же, представляла себе, как целовала бы его белую грудь. - Что ж за наваждение! - мысленно восклицала она возмущаясь и стыдясь себя. А музыка все лилась и лилась, грустя и тревожа.-"Шопен? - подумала мимолетно".
 
      Дверь в купе приоткрылась и в нее заглянул проводник.
   -Чай будете пить- спросил он.
   -Да, да! - обрадованно воскликнул мужчина, - мне три стакана!
   -А мне один, - сказала Елизавета Ивановна, доставая сумку. Разложив на столе пирожки, яблоки и конфеты, она предложила:
   -Угощайтесь!
   
   Хотя она заметила его голодный взгляд, попутчик отказался:
   -Да нет, спасибо. Я чайку выпью...
   
   Обжигаясь, он глотнул из стакана. Она взяла пирожок и протянула ему:
   -Ну же, не стесняйтесь!
   Поколебавшись, он взял.
 
     Елизавета Ивановна не могла есть. Горло будто сдавило чем-то.
За ее неполные сорок лет у нее был всего один мужчина, но она не была счастлива с ним. Не волновали ее и другие. Прикосновения их рук были неприятны, а поцелуи вызывали отвращение. Ее подруга не раз советовала ей обратиться к врачу, но она была уверена, что просто не встретила того, единствеиного, который был ей нужен. И вот он, наконец, сидит перед ней. Он кажется ей удивительно близким и даже родным, будто она знает его много лет. Она готова следовать за ним хоть на край света, но сердце сжимается от дурного предчувствия.
   
     Взглянув на нее, мужчина смутился. Ему показалось, что она заметила, как он голоден и отложил недоеденный кусок. Отхлебнув чаю, он вновь бросил на Елизавету Ивановну тревожный взгляд и сказал:
   -Вы обаятельная женщина, но вы не для них...Помолчав добавил -как жаль, что уже слишком поздно...
   -Поздно для чего? - испуганно спросила она.
   -Для меня. Время истекло... -ответил он и встал.
   
   Елизавета Ивановна тоже поднялась. Какое-то время они стояли друг против друга. Так близко, что она опушала на своем лице его дыхание, которое вырывалось из его полураскрытых губ. Казалось остановилось время.
   
     Не в силах сдержать себя, Елизавета Ивановна положила руки ему на плечи.   Мужчина подался вперед и обняв ее, прижался к её губам.Но длилось это какие-то мгновения. Он разнял свои объятия и с трудом сняв ее руки со своих плеч, повторил:
   -Поздно!
   
     После этого он быстро повернулся и вышел из купе.А она все еще стояла словно завороженная, продолжая ощущать на своих губах его поцелуй. Очнувшись, выскрчила из дверей купе, крикнув:
   -Вернись!
   В коридоре никого не было...
   
   Шло время.Они ехали уже по пригороду Ленинграда,а попутчик все не возврашался. Пришел проводник и принес билеты, положив их на столик - один с ее стороны, другой с его.
   
   Елизавета Ивановна подняла сидение, на котором еще недавно сидел ее спутник и заглянула внутрь - пусто! Ни чемодана, ни портфеля, ни свертка....

     Поезд замедлил ход, и наконец остановился. С трудом сдерживая
слезы она медленно пошла к двери. Поцелуй, на какое - то мгновение вернув-
ший ей надежду на счастье, оказался роковым. Мысль, что она никогда
больше не увидит своего единственного желанного мужчину, была невыносима.
    
     Глотая слезы Елизавета Ивановна Б последний раз, окинула взглядом
опустевшее купе. И пока она шла по коридору, до выхода, вслед ей летела
грустная мелодия реквияма Моцарта...
                ---оОо---