Коммунальная квартира. Паршивая овца

       Коммунист Захаров снова напился. Снова нужно будет собирать народ и рассматривать на собрании его персональное дело. Уже четыре раза рассматривали, четыре раза наказывали. Последний раз вынесли ему строгий выговор с занесением. А ему хоть бы что. Пьет и пьет. Вот паршивая овца!    Придется ставить вопрос о пребывании в рядах.

     Так печалилась Валентина Викторовна, секретарь партбюро домовой парторганизации, в которую входили  семнадцать пенсионеров-коммунистов,  в том числе один капитан первого ранга в отставке. Все они проживали в доме 44б по Кировскому проспекту. Коренные ленинградцы называли это красивый дом не иначе как дом эмира Бухарского (эмир построил его еще до революции).

     Валентину Викторовну в генеральской квартире не любили и слегка побаивались (квартира называлась генеральской потому, что в ней до революции жил генерал Давлетшин с семьей). А не любили Валентину Викторовну из-за того, что до всего ей было дело, во всюду она совала свой нос, а побаивались за безапеляционность её  суждений и острый язычок. Не очень-то привечали её и в парторганизации. Людям не нравился менторский тон секретаря и её постоянные нравоучения.  Валентина же Викторовна считала, что она, принципиально оценивая поступки людей и наставляя их, делает нужное дело и поступает как настоящий коммунист.

     Паршивой овцой был шестидесятипятилетний старик, сухощавый, седой, с вечно нахмутенными бровями, с лицом, иссеченным двумя глубокими  шрамами. До выхода на пенсию работал Захаров слесарем на заводе им. Карла Маркса. Он жил со своей женой во втором подъезде в коммунлке, в девятиметровой комнате. Денег у стариков очевидно было в обрез: Валентина Викторовна всегда с трудом выбивала из Захарова «тринадцатый партвзнос», суммы которого расходовались на венки и цветы для товарищей, покинувших сей мир.

      Ветараны партии в охотку сходились на партсобрания, которые происходили в красном уголке ЖЭКа. Это была возможность пообщаться, поделиться новостями. И в этот раз явка, за исключением больных, была стопроцентная.

     Избрали, как водится, президиум, определились с председателем, который и открыл собрание. Утвердили повестку дня: «Рассмотрение персонального дела коммуниста Захарова». Установили регламент.

     Слово для информации взяла Валентина Викторовна.

        Она в своем выступлении нещадно клеймила пьяницу  Захарова, который позорит звание коммуниста и, как паршивая овца, кладет пятно на всю Партию, который, имея четыре взыскания, так и не думает исправляться, а продолжает пьянствовать.  В заключении она сказала:

      «Я предлагаю исключить товарища Захарова из наших рядов и лишить его звания члена КПСС».

     Первой, как всегда, выскочила Федина, бывшая историчка: «Правильно Валентина Викторовна назвала Захарова паршивой овцой. Такие, как Захаров, позорят Партию. Таких не перевоспитаешь. Им не место в наших рядах.  Я за исключение.»

     После Фединой выступили еще несколько пенсионеров, полностью поддержавших  предложение секретаря партбюро.
    Слесарь Захаров молча сидел, опустив голову. Казалась, он никак не реагировал на происходящее.

       За приятеля заступился старик Смирнов: «Захаров – добрый человек. Весь дом ходит к нему за помощью. И никому отказа нет. Он и полку прибьет, и керогаз наладит, и кран починит. И все бесплатно. А то что он пьет, так это его личное дело. Его питьё никак не мешает строительству коммунизма. Я предлагаю оставить человека в покое, а лучше рассмотреть вопрос о протечках в левом крыле дома...»

     Председадтель прервал Смирнова: «Товарищ Смирнов, не уводите собрание в сторону от обсуждаемого вопроса».

     Поднял руку капитан первого ранга. Ему дали слово. Он вышел к столу празидиума и. пристально глядя в глаза своим товарищам по партии, вопросил:

«Вы знаете когда Захаров вступил в партию? Я ознакомился с его учетной карточкой. Он вступил в партию тогда, когда многие правоверные коммунисты сжигали свои партбилеты – в июле 1941-го года.

   Вы знаете, что Захаров, как работник оборонного предприятия, имел бронь, на которую он наплевал и записался добровольцем в народное ополчение?

    Вы знаете, что Захаров четырежды пролил кровь за Родину: он был контужен и получил четыре ранения.

 Вы знаете, что он прошел в пехоте смертельный путь от Ленинграда до Пруссии и имеет комплект солдатских наград? 
 
     Вы этого не знаете и Родина знать не хочет и Партии это безразлично. Иначе имел бы  Захаров хорошую квартиру, достойное денежное содержание, домик на лоне природы, машину. А что он имеет? Мизерную пенсию и клетушку в коммуналке. Как здесь не запьешь...»
    Он говорил и говорил, и все слова были горькими и обидными.

      «Регламент!», -- прервал выступающего председатель президиума.

       « Пусть говорит!» -- зашумело собрание.

     Капитан первого ранга продолжил:

     « И вот мы собрались судить этого человека. Мы, которые все вместе не сделали для Родины и тысячной доли того, что сделал Петр Васильевич Захаров. И не сделаем. Я пододзреваю, что случись с Родиной несчастье никто из нас не встанет под пули.  Я предлагаю считать наше собрание колективной беседой с коммунистом Захаровым и  на этом разойтись.»

     Ах, как возбудилась, как затрепыхалась Валентина Викторовна. Еще бы! Кто-то пошел против её мнения.  Она взяла слово и в своем выступлении в пыль разделала и и старика Смирнова (собутыльник Захарова), и капитана парвого ранга (не вышел не Ленинский субботник), и самого бедного Захарова.

   Когда все желающие выступили, председатель предложил Захарову ответить на критические замечания коммунистов. Захаров отвечать отказался.
 
     Результаты голосавания были не в пользу Захарова. Более двух третей  присутствующих на собрании проголосовали за исключение коммуниста Захарова из членов КПСС.  После озвучивания результатов голосования, Захаров встал, пододошел к  президиуму и выложил на стол свой партбилет. После чего он развергулся и двинулся к выходу.

     «Постойте, -- заверещала Валентина Викторовна. – Возьмите билет. Наше решение еще не утверждено Райкомом!»

     Захаров развернулся и четко произнес:

      «Я больше не хочу быть членом этой говённой партии».

     «Захаров как вы смеете! что вы говорите!» – кричала Валентина Викторовна, но Захаров уже хлопнул дверью.


      Ночью скорая увезла Захарова в Эрисманку с  вульгарным диагозом: алкогольное отравление. Жена слесаря рассказывала, что Петя после собрания пошел в Гастроном, купил пять бутылок Московской и пил пока не свалился.

     Хоронил Петра Васильевича весь дом. Оказалось, что был он очень уважаемым человеком. Парторганизация расщедрилась на венок и большой букет красных гвоздик. Капитан первого ранга пробил через Военкомат «воинские почести». Упокоился Захаров на Серафимовском кладбище рядом с отцом, умершим в блокаду.

      Жильцы генеральской квартиры подвергли Валентину Викторовну бойкоту. Никто с ней не разговаривал, не общался. Это сильно травмитовало психику коммунистки. Вскоре она поменяла свою комноту и перехала жить на Охту.


       Предположение капитана первого ранга о том, что нынешние коммунисты не встанут под пули, защищия страну и партию от врагов , оказалось спрведливым. Когда внутренняя контра стала злобно трепать страну и партию ни один член «боевого испытанного авангарда советского народа» палец о палец не ударил, чтобы дать контре по зубам. Робкая попытка ГКЧП прекратить деструктивный процесс, из-за неуверенных действий его участников окончилась пшиком.

      А советский народ загипнотизированный мантрами: «Где партия -- там успех, там победа», ждал этой победы, да так и не дождался. Да и как можно было дождаться победы, если даже главные коммунистические попы, Яковлев и Кравчук, отреклись от коммунизма.

  Если в штабе предатели -- армии победы не видать!
  Наверное, правильно заметил Захаров: КПСС – это говённая партия.

  Да, что там Захаров, когда сам товарищ Сталин еще в 1952 году сказал о партии, что "...Она превратилась в хор псаломщиков, в отряд аллилуйщиков".