Моральный эксперимент

     Что такое старость,знает каждый,но в основном, знания ограничиваются чисто внешними признаками: бледная кожа, замедленные движения, плохие слух и зрение и, конечно, склероз. Как относятся к старикам окружаюдаие? В основном, плохо, с пренебрежением. Даже если это женшина, а я, в данном случае, говорю о них. Будь она в прошлом певицей, общественным деятелем или доктором наук, она превращается просто в "Бабку". Бабка и всё. Без всякого прошлого и уже, тем - более какой-то настоящей жизни, с остатками желаний. А между тем, внутренняя жизнь продолжается.

     Какой-то умный человек сказал, что трагедия не в том, что стареет наше тело, а в том, что душа остается молодой. Иной раз, увидишь по весне яркое солнце, зеленую траву, и так вдруг захочется пуститься бегом по тропинке, убегающей в даль... Да и не только это. Скажу по секрету, старческие глаза, смотрят не на стариков, близких своему возрасту, а на молодых мужчин. И хоть умом понимаешь, что и быть между нами, ничего не может, а вот, так и тянет посмотреть на молодое лицо. А главное, в глаза, будто в омут заглянуть. Мы, женщины, хоть скрываем свои чувства - ведь скромность в женской душе, живет до самой смерти. А вот старики, те, забыв о своей внеш¬ности, иной раз ещё и приударить за молодыми норовят. Да кого, скажите, могут эти жирные животы привлечь? Да и лысина пожалуй, страсти не разожжёт...

     И еще трагедия. Как-то так получается, что оглядываясь вокруг, постоянно сравниваешь с тем, что было в твоей молодости и видишь, что все уже не так, и не то, и от жизни твоей остались лишь одни воспоминания.

   А еще хуже, что и в семье, ты нужна только до тех пор, пока не вы- растут твои внуки, и не перестанут обходиться без твоей помощи.Тогда и для них, ты становится помехой. Единицей, занимающей полезную площадь. И в питании, ты переходишь на какой – то свой собственны рацион, и тебя вряд ли, можно уже назвать членом семьи.

     А чем заполнен день человека, который уже отдал свои лучшие годы   работе, а преклонный возраст семье? Время, которого всегда не хватало, начинает, до невозможности, тянуться и ты просто не знаешь, что с ним делать. Придумываешь себе какие - то, якобы, важные дела. Перетираешь, и без того чистую посуду. Выгуливаешь себя до изнеможения. Высиживаешь на скамеечке в сквере. И всё это, не переставая перебирать в памяти свою прошлую жизнь. Можно сказать, что она, в конце - концов, становится для тебя уже чем - то более реальным, чем действительность.

     Я давно одинока. У меня никогда не было детей, и мне не некого обижаться за свою забытую и ненужную старость. К тому же мне очень повезло. Несколько лет назад, в соседнюю квартиру въехала Мария Федоровна, такая же, как я, одинокая старушка. Очень скоро выяснилось,что мы учились с ней в одной школе, что очень сблизило нас. У нас, оказались даже, общие знакомые. Мы стали с ней часто встречаться. Вместе ходили по магазинам. Когда кто-нибудь из нас заболевал, ухаживали друг за другом. Иногда мы вместе смотрели телевизор, но чаше беседовали, вспоминая нашу молодость. Когда-то я очень недурно играла на фортепьяно, и мне даже прочили славу пианистки. Но так случилось, что мечте не суждено было осуществиться.

    Мария Федоровна же, в свое время, училась петь. И вот мы, две, когда-то подававшие надежды, музицировали в моей комнате. Мои пальцы уже не так бегло переби¬рали клавиши, а голос Марии Федоровны скорее дребезжал, чем звучал, но нам обеим это занятие доставляло радость.

     Как - то, отправляясь в булочную, мы остановились с ней у довольно

странной афиши, на которой прочли - "17-го марта с.г. в клубе жека

"Подросток", состоится вечер « Для тех, кому за 3О». В программе: Доклад


      "Проблемы культуры и нравственности" 2.Документальные кадры. 3.Беседа с  участниками вечера. Докладчик доктор психологических и психоаналитических наук А.П.Моргенштерн. Начало в 19 часов. Вход свободный."
      -Странно, - проговорила Мария Федоровна. -Если речь идет о нравственности, то не пойму, причем тут старики? Я еще никогда не видела безнравственной старухи!
       -Возможно, нас приглашают для того, чтобы мы поделились своим опытом -сделала я предположение.
       -С кем делиться-то? - несколько раздраженно, заметила Мария Федоровна. -Вы думаете, те, что стоят у метро в неглиже, захотят чему-то поучиться у нас? Ведь они уверены в том, что живут в ногу со временем.
       -Да, пожалуй, Мария Федоровна была права, и мне нечего было воз¬разить.
       -А все-таки давайте сходим? - предложила я. -Ну, убьем вечер, велика беда! А уж если скучно будет, уйдем. Интересно все же послу¬шать, что этот Моргенштерн придумал...
      -Давайте... -без лишнего энтузиазма, согласилась Мария Федоровна.

     Народ собирался плохо. В основном это были пожилые, интеллигентного вида, женщины. Мужчин, можно было пересчитать по пальцам. Но что было удивительно, явилось человек десять - пятнадцать девушек и парней. Впрочем, как можно было догадаться, пришли они ради празд¬ного  любопытства.

     Лектор Моргенштерн, что означало в переводе с немецкого "Утренняя звезда», оказался очень симпатичным старичком чеховского обли¬чия - с бородкой-клинышком и седеющей шевелюрой. С первого же взгляда на него было видно, что это типичный интеллигент, а возможно и потомственный дворянин.

     Пока мы рассаживались и переговаривались между собой, он прохаживался
 между проходами, и внимательно разглядывал наши лица. При этом, он доброжелательно улыбался, и щурил глаза, весело блестевшие за стеклами очков. Нам с Марией Федоровной, он сразу пон¬равился. Думаю, что и остальные дамы, не остались равнодушны к его внешности. О молодежи я не говорю. Для них, наше поколение все - равно что ископаемые динозавры. До меня даже донесся чей-то насмешливый возглас, явно относящийся к лектору:
     -Кузнечик, периода динозавров!

     Походив еще немного и решив, что слушателей, по всей вероятности, больше  не будет, Моргенштерн отошел к приготовленному для него столу и, потиря руки, оказал:
     -И так, сударыни и судари! -Да, да ,я не оговорился. Просто я считаю, что вы те люди, которые по праву, могут еще называть себя этими именами. И так, - проговорил он, - мы собрались сегодня для того, чтобы поговорить о наболевшем вопросе - падении нравственности, а так же, быть может, решить проблему возвращения утерянной нами культуры. Слава богу, наступили времена, когда мы можем, хотя бы признаться, в том, что вместе с завоеваниями в области науки и техники, неизмеримо больше потеряли в смысле нравственности.
     -Ну, пошел баланду травить! - проговорил достаточно громко нагловатый парень, явно напрашивавшийся на конфликт.

     Моргенштерн пропустил его замечание мимо ушей и продолжал:
-Конечно. Ничто не стоит на месте. Так же, как и прогресс, меняются и  нормы, поведения людей. Их отношения друг к другу. Но, в каждом столетии, были свои правила, нарушать которые, считалось позором, и было даже наказуемо. Я не буду утомлять вас подробностями,  вместо этого, предложу посмотреть несколько отрывков из документального кино, которое только начинало входить в жизнь.

     Отойдя в сторону от экрана, который был у него за спиной, Мор¬генштерн махнул рукой. Погас свет, а за тем, на экране появилась какая-то старинная улица, со множеством вывесок и рекламных тумб. По улице катили конные экипажи. Среди прохожих, можно было видеть и нарядно одетую даму и мужика в поддевке и молодых, щеголеватых господ. Фильм был немой. Кроме того, как, во всех старых лентах, движения казались чрезмерно порывистыми и неестественными.

     -Это Санкт-Петербург, - объяснил Моргенштерн. Год приблизительно 1896 или 99-й.
     -Боже мой! -с удивлением воскликнула Мария Федоровна, -ведь это же Невский проспект! Смотрите! Смотрите! Дума, Дом книги!

     В зале послышалось оживление. Неожиданно, откуда-то сбоку, выехал на мостовую извозчик-лихач и не притормозив, понесся к штабу. Публика, переходившая в это время через проспект, в ужасе шарахнулась в разные СТОРОНЫ.

     -Во дает! - с восхищением воскликнул из задних рядов молодой голос.
И хотя Фильм был не игровой и даже без звука, смотреть его было очень интересно и мы с Марией Федоровной, как девочки - курсистки, наперебой делились друг с другом своими впечатлениями.

     К сожалению, промелькнув несколькими перечеркнутыми кадрами, Невский исчез. Вместо него, мы очутились в Летнем саду, по которому разгуливали разодетые господа.
     -Это снято уже несколькими годами позже, - констатировал Моргенштерн.

     То что было когда-то само - собой разумеющимся, казалось теперь каким-то чудом. Молодые люди пропускали барышень вперед, подавали им руку, чтобы перевести через лужу, усаживали на скамейки, спешили поднять, оброненный ими носовой платок или перчатку.
     -Вот это гирл! - невольно восхитился опять кто-то из молодежи.
     -Да помолчи ты! - одернул его девичий голос.

     После небольшой манипуляции с аппаратом, взорам зрителей открылась чудесная поляна ,на которой резвилась молодежь. Одни играли в жмурки, другие в горелки, третьи собирали цветы. Камера неожиданно наехала на одну пару, стоявшую по колено в полевых цветах. Молодой человек, робко глядя на барышню, протягивал ей ромашку. Девушка взяла цветок и хотя звука не было, все  догадались, что ее губы шепчут:
     -Любит, не любит...плюнет...поцелует...

     Я оглянулась вокруг. Все зрители сидели, как завороженные, следя за влюбленными. Дамы улыбались, должно быть своим воспоминаниям, а в глазах девиц в джинсах, застыла тоска по чему - то прекрасному и неизведанному.

     Больше всего их кажется, поразило, что за весь фильм, ни один молодой человек не обнял своей барышни, хотя бы за талию, не говоря уже о том, чтобы прижать ее к какому – ни будь дереву, или завалить в траву.
     -Ну, а теперь, кое-что вам более знакомое, - сказал Моргенштерн.

     Когда экран вновь засветился, мы увидели парк Культуры и Отды¬ха. Было похоже, что это Кировские острова.

     По дорожкам разгуливали парни в футболках со шнуровкой, белых брюках и начищенных мелом парусиновых туфлях. На многих девушках были такие же футболки, а на ногах спортсменки. У некоторых, на грудь или спину, свешивались косы. Те, что были более состоятельными, щеголяли в крепсатиновых или файдешиновых платьях, и маленьких панамках.

     Отношения между молодыми людьми, приобрели уже более вольный характер. Тут и там виднелись пары, гуляющие под ручку. Но все же, чаше можно было видеть разгуливающих по аллеям шеренги девушек и парней, крепко державшихся за руки.
Мелькнула целующаяся под кустами пара, но увидев, наведенную на них камеру, отпрянула в разные стороны.

     На танцплощадке, прижимаясь, друг к другу, кружились пары, а возле входа шла потасовка - видимо кавалеры не поделили даму.

 И все-таки, от этой картины, веяло на нас чем -то своим, ностальгическим.
И вдруг, без предупреждения Моргенштерна, вновь мы увидели Невский проспект. Но как сильно он отличался от того, по которому еще десять минут назад разъезжали коляски. По тротуару, сновала какая - то немыслимая пестрая толпа, обряженная в потертую джинсу и спортивные пестрые куртки, из-под которых торчали длинные свитеры и кофты. На мужчинах, вместо элегантных шляп, красовались детские петушки. Всюду сумки-торбы, баулы, загораживающие всем дорогу. На¬двинутые на самые глаза, вязанные шапочки, темные, словно от стыда, очки...

     А вот и станция метро "Канал Грибоедова". В вестибюле толпа подростков, украшенная всевозможной железной арматурой, кнопками,И шипами. Наполовину выстриженные головы, растрёпанные парики, мини юбки. и у меня неприятно сжалось сердце от этой уже знакомой и даже привычной картины.

     На этом фильм закончился.
     -Можно было бы еще продолжить, но я думаю, что этого вполне достаточно, - заметил Моргенштерн. -А теперь я предлагаю вам побеседовать о том, что мы сейчас видели.
     -А чего вы, собственно говоря, от нас ждете? -с запальчивостью спросил интеллигентного вида молодой человек. -Вы говорите, что нравственность падает. Но разве раньше не происходило того же? - вспомните Сафо. Лесбиянок, Содом и Гоморру...
     -Да, все это уже было, -спокойно заметил Моргенштерн. -Но если вы изволили вспомнить Сафо и лесбиянок, то наверное знаете, чем все это было вызвано? А разве Содом и Гоморра были уничтожены не за мужеложество? С этим всегда боролись и борются пока еще и сейчас, хотя сексуальные меньшинства  требуют узаконивания их отношений.
     -А что вы сами предлагаете? Ведь вы сказали, что все меняется, в том числе и нормы поведения. Если мы будем пропускать в транспорт всех женщин, то вообще не уедем на работу! -выкликнул кто-то с издевкой. В ответ раздался дружный хохот.

     Моргенштерн оставался неуязвим.
     -Может быть, опять открыть институты благородных девиц?
     -Или пажеский корпус?
     -Основать дома терпимости и упрятать туда законно всех путанок?

     Наконец, среди молодых голОСОВ, раздался голос пожилого мужчины :
     -В пажеские корпуса и институты благородных девиц, отдавали, в основном, детей из дворянских семей. Мне кажется,  если при¬родная скромность, целомудренность и чистота, не заложены в генах, не поможет никакое ученье...
     -Извините, я с вами не согласен, -возразил сморщенный старичок. -Я был сыном горничной, какие там гены! А барин отдал меня учиться в военный корпус. И ничего, вырос настоящим барином! Знал что такое бо монд?
     —Батон? - насмешливо переспросил зануда в джинсах.
 -Бомонд, молодой человек, -заметил старичок, -это высший свет. -Уменье себя держать. Скажем, не класть ноги на спинку переднего кресла...

     Парень поспешно убрал ноги.
     -Ну, а что скажет старшее поколение дам? -спросил Моргенштерн.
Неожиданно для меня, поднялась Мария Федоровна. Она оказала:
     -Я считаю, что нравственность, это наша сущность, наша душа. Если жизнь прожита нравственно, человек должен чувствовать удовлетворение.
     -Прекрасно! - заметил лектор. Помолчав, он спросил - ну а многие из вас могут откровенно признаться себе, что прожили действи¬тельно нравственную жизнь?
Наступило молчание.
     -Я понимаю, каждый из вас, думает сейчас о каких -то своих малень¬ких грешках. Увы, все мы, живые люди. И прожить, не согрешив, не можем. И так, если простить себе кое – что, найдутся ли, всё же, праведники?

    Несмело поднялось несколько рук. Мария Федоровна, была одной из первых. Заметив, что я не подняла руки, Моргенштерн  подошел ко мне и спросил вкрадчивым голосом:
     -Ну а вы мадам, разве вы не были праведницей? У вас такое честное и правдивое лицо!
     —Я...я... - начала я и запнулась, не решаясь признаться в своем грехе.
     -Ну же! Ну же! Я сомневаюсь, что вы много грешили.
     -Я первая сказала мужчине, что люблю его...-тихо проговорила я.
     Сзади кто-то хихикнул.
     -И это все7
     -Все...
     -И что же, он бросил вас?
     -Нет, мы поженились. Он был очень робкий и был мне даже благо-
дарен.
   -Вы замечательная женщина! - воскликнул Моргенштерн так пылко, что
я, несмотря на свои семьдесят лет, покраснела.
     -Ну, хорошо. На этом я свой опрос закончу и расскажу вам самое главное, ради чего собрал вас сегодня. Дело в том, что я уже много лет занимаюсь любопытными исследованиями по изучению человеческой души, духа, а, стало быть, и нравственности.
      Воем вам конечно известно, что вскрывая человеческое тело, никто еще не обнаруживал  души, как впрочем, и ума в мозговых клетках. Мне однако, при помощи сложных приборов, удалось уловить и зафиксировать эту эфемерную сущность. Естественно, что у нее нет клеток, но ее можно делить, размножать и переселять. И вот, о постоянным падением нравственности, у меня возникла мысль, обратиться к людям с просьбой, поделиться своею нравственностью с теми, кто ее лишен...

     Некоторое время, в зале стояла мертвая тишина, потом поднялся настоящий шквал голосов. Причем кричала не только молодежь, но и старики:
     -Это абсурд!
     -Химера!
     -Бред!
     -Антинаучно!
     -Фантастика!
     -Мистика!

     Когда Моргенштерну надоело все это слушать, он подняв руку, восстановил тишину.
     -Я вам еще не сказал, что мною, уже проделано несколько подобных опытов. Есть положительные результаты. Первой, на ком я решил произвести опыт, была моя кошка Василиса. Я уделил ей часть своей души и теперь она настолько нравственна, что ей может позавидовать любая женщина. С тех пор, как мы стали о ней родственниками, она не совершила ни одного предосудительного поступка. -

    -Второй, стала детдомовская девочка - дикарка. До этого совершенно неуправляемое существо. Теперь она учится в первой женской гимназии нашего го-
рода, и отличается буквально аристократическими манерами.
     -А кто поделился с ней своею нравственностью? - поинтересовался один слушатель.
    -Это старая дама, служившая когда-то бонной у... впрочем, перебил он себя, -это уже не имеет значения.

     -И так, у меня к вам просьба. Кто согласен помочь мне, в воспи¬тании и исправлении юного поколения, прошу подойти ко мне. Опыты будут проводиться в лаборатории. Если кто - то опасается, то уверяю вас, вам ничего не грозит. Ваша нравственность останется при вас. Немного помолчав, он опросил: -вопросы есть?
     -А что, если расщепление и пересадка даст только временный эффект? Способна ли нравственность продолжать свой рост?
     -Если судить по жизненному опыту, то может, -ответил Моргенштерн -Да, хочу еще обратиться к молодым барышням, возможно кто-нибудь захочет повысить свой нравственный уровень, да не в обиду будь вам сказано...
     -А что мы будем с этого иметь - насмешливо спросила какая-то де вица, лениво жующая жвачку.
     -Ну, хотя бы гордость, чувство собственного достоинства...-ответил Моргенштерн.
     -А что я буду делать с ентой гордостью? -намеренно коверкая слова, спросила та же девица. -За нее деньги не платют...-констатировала она.

     На этом, разговор с ней был закончен. Расставаться со своей вольной жизнью, без всяких условностей, она, видимо, не желала.
     -А может быть я попробую? -вышла вперед довольно смазливая девица с развязанными манерами.
     -Хорошо, -согласился Моргенштерн, -приходите в лабораторию.

     Узнав куда, и когда надо придти, мы с Марией Федоровной покинули зал. Весь путь до дома, мы проговорили с ней о вечере. Обсуждали, спорили, делали предположения, но, несомненно, решили явиться к профессору.

     Лаборатория, куда нас пришло семь человек, поразила нас своим видом. Вся она была, словно паутиной опутана проводами. Провода тянулись к каким-то аппаратам, мониторам, креслам и прочим приборам. Чтобы не запутаться в этой паутине, ходить приходилось очень осторожно.

     Первый наш сеанс, ограничился тем, что профессор, с помощью своих ассистентов, провел психологическое обследование. И хотя боли никто не ощущал, было как-то, не очень приятно от прикосновения холодных металлических пластинок, приложенных к различным частям тела. Кроме того, не покидала мысль, что токи проникают внутрь, касаясь самого сокровенного - души.

     Когда тестирование было закончено, Моргенштерн сказал:
     -Следующий этап, это найти, так сказать, подопытный экземпляр, который бы добровольно, согласился на опыт. Единственная желающая, как вы заметили, не явилась. Конечно, мы можем, посредством телекамеры, выбрать любой объект прямо на улице, но нам необходимо следить за подопытными, чтобы фиксировать результаты. Иначе подобные опыты, не смогут быть признаны изобретением, и запущены в массовое производство. А, стало быть, потеряют смысл....
     -И так, на поиски подходящего объекта, я даю вам всем неделю. Поста-
райтесь кого – ни будь сагитировать. Если это не. удастся, придется искать какой – то иной выход...

     Через неделю, мы явились в лабораторию все в том же составе - пять женщин и два мужчины. Один был из тех, что спорил с Моргенштерном о генах, а второй "аристократ" - сын горничной. Никто из нас так и не смог найти "подопытного".

     Решили, чтобы не тратить зря время, настроиться на улицу. Очень быстро в поле зрения, появилась одна из девочек "легкого пошиба", как деликатно выразился один из ассистентов. На ней была мини юбка с бахромой, скорее напоминавшая наряд папуасов. Черные колготки, и сапоги выше колен.

     Первым "донором" вызвалась быть Мария Федоровна, поспешно забравшаяся в кресло. Теперь вся она сидела опутанная проводами, но постоянно вертелась, боясь упустить изображение на экране монитора. Все мы заметили, что за девицей, шел какой - то мужчина и что-то говорил ей. К сожалению, что-то случилось со звуком, и мы не могли слышать их разговора. В ответ, ему девица снисходительно у улыбалась и строила глазки. Но, как только на нее навели луч, выражение ее лица резко изменилось. Она перестала улыбаться, а в ответ на слова мужчины, сказала ему что-то такое, что он шарахнулся от нее, как от зачумленной.
     -Ага! Подействовало! -торжествующе проговорил Моргенштерн, до¬вольно потирая руки.
     Ассистенты тоже улыбались. Но больше всех радовалась Мария Федоровна. Она сказала:
     -Смотрите, она даже юбку свою пытается одернуть. Только что с этой миней сделаешь?!

     Вид у девицы был явно растерянный. Она очень поспешно шмыгнула в какую-то, боковую улицу, и мы потеряли ее из вида.

     Когда нашелся второй объект, звук наконец, прорезался. Ситуация была почти аналогичная - за "объектом" шел парень, заранее уверенный в удаче. Он спросил:

     -Ну что, поедем  в кафешку, закусим, или прямо ко мне в хазу? Там и бутылка есть. А потом и...

     Девица повернула к нему лицо, но вдруг, выдала ему такое, что все мы онемели. Объяснялась она без обиняков. Сказала и кто она такая - а девушка она порядочная. А он ее за такую-то... принимает. И что с таким... она рядом... не сядет. И что иметь, мол, надо чем... и т.д.

     Все мы, невольно оглянулись на Моргенштерна. Лицо его было белее простыни. Он готов был вот-вот упасть в обморок. Ассистенты засуетившись, стали чем-то его отпаивать. Угаваривали, что это ведь только опыт, что, возможно, что-то недоработано. Но он был безутешен.
     -Давайте мы еще попытаемся! -просили они его.

     Добравшись до центра всех тусовок, как принято теперь говорить даже по радио и телевидению. Один из ассистентов, нацелился на девицу, сидящую у парня на коленях, с которым они целовались. Импульс, и девица, как ошпаренная соскочила с его колен, но ее словес¬ный поток, почти ничем не отличался от первого варианта. Парень отвечал ей в той же манере, современного уличного жаргона.

     -А-а-а! Что я говорил!  -со злорадством воскликнул мужчина, доказывавший роль генов. – Свою нравственность  она, может быть, и получила,
а вот воспитания у нее, так и не прибавилось! Это, батенька мой, -  перешел он на фамильярный тон с Моргенштерном, -не пересадишь, этому учить надо и годами, да-с!

     Моргенштерн был буквально раздавлен.
     -Дайте мне попробовать! -попросил вдруг сын горничной. -Может быть, у меня лучше получится...
    
     Профессор безнадежно махнул рукой. Ассистенты усадили старичка в кресло, подключив к нему провода и принялись "шарить" в поисках "объекта" .На этот раз, луч проскользнул в кинозал, где, на коленях у парня, сидела "клевая гирл". Не успел импульс коснуться парня, как он почти сбросил с колен девицу, возмущенно воскликнув:
     -Да ты что?! Люди кругом, а ты, как шлюха какая уселась!
     -Ну вот! Ну вот! Уже лучше! -заметил кто-то из ассистентов, но Моргенштерн зажал ладонями уди и выбежал из лаборатории, -повторяя в ужасе: -Все рухнуло! Все рухнуло!

     Ассистенты стояли в недоумении, не зная что предпринять.Минут через пятнадцать, вернулся Моргенштерн. Немного успокоившись, он проговорил:
    -Моя идея оказалась действительно абсурдной. Интеллект, нравственность и природные данные невозможно отделить. Это одно целое... Или же... -он на мгновение замолчал, - или же, необходимо создать новые, более тонкие и точные приборы... -А пока, - заметил он с сожалением, -эту тему придется временно прикрыть...

     -Но профессор...ведь только в опытах рождается истина, -запротестовали ассистенты. Разрешите нам еще попытаться, а помимо этого,мы будем фиксировать отклонения приборов...

     Дискуссия явно затянулась, и приняла научное направление, не¬понятное участникам эксперимента.В конце - концов, решено было собраться вновь.К нашему общему огорчению, результат был аналогичен.

     Опыты продолжались, но Моргенштерн становился все угрюмее и даже раздражительнее. Видимо, надежда покидала его. Потеряли интерес к опытам и "доноры". Из семи человек, осталось всего двое - я и сомневающийся, но любознательный интеллигент. Внезапно исчезла и Мария Федоровна. Самое странное, что я никак не могла ни застать ее дома, ни дозвониться. Я просто в догадках терялась. Где она могла пропадать целыми днями, а главное вечерами?

     Вся эта история закончилась самым трагическим образом. Однажды, когда оператор, в очередной раз, шарил по улицам, своим электронным щупом, мы попали на забытую нами, станцию метро "Канал Грибоедова". При взгляде на одну, стоящую там женщину, сердце мое сжалось. Хотя она стояла к нам спиной, в её облике, мне показалось что-то до боли знакомое. Но где я могла ее видеть? Может быть именно тут? Высокая худая фигура, тощие ноги, обтянутые рейтузами, потертая джинсовая куртка. На голове, в мелкий барашек, распушенные волосы - явно парик. Рядом с ней, еле доставая до плеча, стоял подросток - так мне, по крайней мере показалось, в чем-то фирменном. Я в этом не разбираюсь. Он явно льнул к этой дылде.
     -Да ведь это же... ведь это... - начала я и запнулась, не в силах произнести знакомое имя.
     -Мария Федоровна... договорил за меня один из ассистентов, находящийся в не меньшем шоке.
     -А это же Савелий Евгеньевич! - воскликнул в испуге оператор.

     Моргенштерн, не выдержав удара, схватившись за сердце, рухнул на пол.
-Скорую! Скорую! - закричало сразу несколько голосов.

     Не в силах сразу отключиться от происшедшего, один из ассистентов сказал:
     -Может быть, им можно вернуть их... свойства?..

     Услышав это, Моргенштерн прошептал:
     -В таком случае, кто-то из вас окажется на их месте...

     Через пятнадцать минут, Моргенштерна увезли в больницу с 

инфарктом.
   
     Тема была исключена, из плана института. И только, как напоминание о неудачном опыте, на станции "Канал Грибоедова" до сих пор, среди подростков, стоят, пожертвовавшие своей нравственностью, Мария Федоровна и Савелий Евгеньевич...
                ---оОо---