Солнечный удар. По классику

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... Полтора века назад  Федор Тютчев  написал эти ставшие необычайно популярными, постоянно цитируемые стихи. Но он и предположить не мог, что на многие годы оправдает этими строчками право любого читателя на СВОЕ  прочтение литературы, в том числе и классической. А значит, и право на любую интерпртетацию  прочитанного. Увы!  Некоторые образцы подобного прочтения сродни изнасилованию в грубой форме. Но некому защитить авторов, особенно классиков, особенно покойных, а так иногда хочется сказать слово в защиту.

Далеко за примерами ходить не надо. Лев Толстой изрядно пострадал от читавших его «Анну Каренину» режиссеров, как отечественных, так и иностранных.  Около тридцати экранизаций претерпела «Анна Каренина». Мне довелось посмотреть несколько. Лучшим фильмом по роману, на мой взгляд, стала экранизация Александра Зархи 1967 года с Татьяной Самойловой. Фильм отличает, прежде всего, уважительное отношение к замыслу великого писателя.  Иностранные варианты не выдерживают, опять же,  на мой взгляд, никакой критики. И даже блистательные Кира Найтли в фильме Джо Райта 2012 год и Софи Марсо в ленте 1997 года не спасают  эти киноварианты великого романа.  Комиксовая подача Райтом любовной драмы Анны Карениной вызвала недоумение, видимо, не только у меня, но и у киноакадемиков. Во всяком случае, Оскара получили только костюмы  актеров.

Ну, ладно, что  спрашивать с иностранцев! Им всегда было сложно разобраться в загадочной русской душе. Но и отечественные режиссеры весьма вольно прочитывают классику.  Так,  Сергей Соловьев в 2009 году  душевные переживания главной героини и ее гибель под колесами поезда объяснил не столько мятущейся душой, не страданием любящей женщины, сколько  примитивной зависимостью от наркотиков. Анна-наркоманка — это похлеще американских комиксов.

И вот в начале ноября очередной маститый режиссер наносит другому классику — теперь уже Ивану Бунину - очередной удар. На этот раз — солнечный.

Рассказ Бунина «Солнечный удар» дал не только название фильму Никиты Михалкова, но и лег, по замыслу автора, в основу  сюжета.  Я слушала комментарии мэтра к своему фильму до его выхода, вполне оценила замысел — показать Россию, которую мы потеряли, проанализировать, почему так произошло, извлечь уроки, если их вообще возможно извлечь. И мне очень хотелось посмотреть, что у мэтра получилось, тем более, что рассказ Бунина «Солнечный удар» считаю одним из лучших  рассказов о любви не только в русской, но и мировой литературе. Маленький, в четыре странички, шедевр.

В основе, казалось бы, банальная история: двое случайно встретились, подвыпили, провели вместе ночь  и утром расстались.  Но под пером Бунина эта довольно пошлая  житейская ситуация волшебным образом преображается, обретая красоту и чистоту подлинного чувства. Да, да! Рассказ удивительно целомудрен, и не только потому, что в отличие от фильма лишен постельных подробностей. Непостижимым образом сам факт случайного приключения обретает целомудренность истиной любви. Такова мощь таланта писателя. Внезапная любовь героя к женщине, имени которой он так и не узнал, любовь, как озарение, как солнечный удар, зачаровывает читателя. Этим  ослепительным любовным чувством пронизано все повествование. Пыльный уездный городишко без названия,  шумный базар, белесое от зноя небо над Волгой,  дешевая гостиница, раскаленный душный номер — все для влюбленного поручика  приобретает особое значение, потому что связано  с памятью о незнакомке и острым, разрывающим сердце чувством любви.

Как музыкант-виртуоз, автор ведет читателя к ошеломляющему финальному аккорду.  Проводив незнакомку на пароход, поручик беспечно радостен и не сразу понимает,  откуда  взялись томление и тоска. Почему при мысли  о  забавном приключении вдруг так болезненно заныло сердце. И саднит, как незаживающая рана. Поручик  бесцельно  кружит по раскаленному зноем городу, как раненый зверь. Осознание случившегося приходит внезапно и сравнимо с солнечным ударом: так же оглушительно и болезненно. Он вдруг пронзительно ясно понимает, что жить без этой случайной женщины уже не сможет.  И готов броситься на поиски ее, пока с трагической  безысходностью  к нему не приходит понимание непоправимости беды: он ничего не знает о своей попутчице. Даже имени. А значит, ему никогда не увидеть  этой женщины, не найти ее. Он потерял ее навсегда. Болезненная смесь любовного томления и отчаяния, мучительного сожаления и невозможности что-либо исправить - создают  неповторимую атмосферу рассказа.

Я думаю, именно это ошеломляющее чувство потери, невозвратности  и привлекло Никиту Михалкова.  Именно это чувство было необходимо ему для воплощения своей идеи: мы потеряли Россию. Однажды уже потеряли… 

А что же получилось в фильме из этого грандиозного замысла? А ничего не получилось. К сожалению. Искусство не терпит механических решений. Можно пересадить цветок, и возможно, он даже приживется. Но как взять и механически перенести аромат цветка? Задача! Хотя современные химики эту задачу решают с легкостью. Но искусство, слава Богу, химии пока неподвластно.

Я все время пыталась понять, почему из трагического рассказа о непоправимой утрате получился скверный анекдотец? И не нахожу другого ответа: самоуверенно вмешиваться в классический текст - все равно, что вырезать аппендицит перочинным ножиком да еще на бегу. Результат один -  гибель пациента. Ну, разве что случится чудо…  Однако чуда не случилось.

Фильм четко распадается на две части.  Светлая, символизирующая собой утраченную Россию,  история любви на пароходе, и серая, мрачная, символизирующая новую  страшную Россию,  история гибели русских офицеров. Там – белый пароход и счастье, здесь ржавая баржа и смерть. Замысел более чем прозрачен.  Любовная история призвана оттенить ужас  бессмысленного убиения одних россиян другими. Но происходит странная вещь:  обе эти части должен объединить главный герой, влюбленный поручик. Это он влюбляется в прекрасную незнакомку на  пароходе,  и он же вместе с однополчанами  погибает на барже по приказу революционерки Землячки. Но объединения не произошло.  И причина понятна: нельзя умереть дважды.

В рассказе у  Бунина поручик вроде бы и жив, но на самом деле  «убит», сражен любовью. И это не метафора. Это реальность.  Да, проводив свою спутницу, испытав потрясение разлукой, он  садится на пароход, и все вроде бы возвращается на круги своя: та же Волга, те же огни на берегу, тот же закат. Да только герой другой. Совсем другой. Ничего от веселого утреннего поручика не осталось. Ни-че-го.  Михалков должен был это прочесть и понять.  Но получается, не понял? Не прочувствовал? Не проникся? Может, поэтому все попытки  в фильме «оживить»  текст Бунина придуманными  деталями выглядят так беспомощно и нелепо.

И голубой шарфик, назойливо летающий над кораблем с настойчивостью  и бессмысленностью мухи , лирики эпизоду знакомства не добавляет. Напротив, вызывает раздраженное нетерпение: да когда ж он упадет-то! А шарфик все не падает, а мечется с палубы на палубу. И зритель, наконец, догадывается, что этот неутомимый шарфик -  символ. Вот только знать бы еще символ чего?
 
Или  сцена с фокусником, выстроенная согласно популярной фразочке: факир был пьян и фокус не удался.  Во всей это очень затянутой сцене меня не оставляло недоумение: а что собственно хотел сказать автор? Вопрос, естественно, к Михалкову, а не к Бунину, ибо у Бунина в рассказе этой сцены нет. С совершенно идиотским – другого слова не подберу! –  выражением на лицах цвет нации, символизирующий собой утраченную Россию, смотрит на глупейший примитивнейший фокус. Смотрит так, как,  наверное,  смотрели  дикари на стеклянные бусы и зеркальца  в руках белых пришельцев. Не знаю, как остальные зрители, а я за  дореволюционных россиян оскорбилась. Ну, не настолько же они были наивны и глупы, чтобы так глазеть на фокусы. И если мы потеряли ТАКУЮ Россию, так чего ее жалеть?  Только ведь Россия Толстого и Бунина, Достоевского и Чехова по определению не была такой глупо-наивной, как в обсуждаемом фильме.

Или  мальчик Георгий, который в фильме подобен летающему шарфику: очень  уж долго бежит за пролеткой героя в стремлении вернуть забытые поручиком часы. Так вот мальчик Георгий  анекдотически ужасается теории Дарвина о происхождении человека, а в финале фильма предстает  безжалостным чекистом.  Я так понимаю, что анекдот про Дарвина должен  быстро и без ошибок объяснить зрителю, кто виноват  в столь жуткой метаморфозе вполне милого мальчика. Именно повзрослевший Георгий отправляет главного героя  со-товарищи на смерть, перед этим возвращая ему забытые часы. Этот мелодраматический  чисто голливудский жест  так же нелеп, как летающий шарфик. По мне гибель русских офицеров трагична сама по себе и вовсе не нуждается в подпорках  в виде обезьянозависимых мальчиков и много лет назад забытых часов.

Ну и наконец, классические цитаты из других фильмов разных эпох:  детская коляска, что катится по одесской лестнице, затонувшая фотография  погибших офицеров – оставляют смутное чувство удивления: а зачем? Я не увидела в этом откровенном цитировании смысла. Может быть, он и есть, и создателям фильма ясен, и даже вписывается в замысел.  Может быть…

Кстати, вторая часть фильма,  в основу которой легли «Окаянные дни» Бунина, значительно выразительней, первой, любовной. Может, потому, что там ничего не пришлось за автора домысливать?

Жаль, бесконечно жаль!  Ивана Алексеевича Бунина жаль, он заслуживает более бережного отношения. Жаль Никиту Сергеевича Михалкова, он ведь хотел, как лучше, а получилось то, что получилось. Практически - удар. Фактически - поражение. От автора. И такое бывает, если читать авторов, тем более, классиков без должного почтения.

Что же посоветовать тем, кто фильм еще не смотрел? Только одно: читайте Бунина. А уж тем, кто фильм посмотрел – тем более посоветую прочесть или перечесть Ивана Алексеевича.

Не пожалеете.





Кадр из кинофильма "Солнечный удар"