Все в прошлом

         
    
    Проснувшись, Георгий Георгиевич сразу ощутил тяжесть во всем теле - явный признак плохой погоды. Отодвинув штору, он убедился, что ощущения не обманули его: все небе сплошь затянуто серыми тучами, а листья тополя блестели то - ли от дождя, то - ли от тумана. Во дворе не было не души, даже воробьи и те куда-то попрятались.
    
    Сделав no - привычке несколько гимнастических упражнений, Георгий Георгиевич вяло поплелся в ванную комнату. В задумчивости плеснул несколько раз в  лицо водой, и принялся растирать его махровым полотенцем. По дороге в кухню он неожиданно столкнулся о соседкой, которая сразу заметив его состояние, участливо спросила:
     -Что, опять, неможется?
     -Да, так...- неопределенно промямлил он, и неостанавливаясь прошел мимо.
    
     Соседка всегда относилась к нему с участием, в которое он почему-то не верил. Ему казалось, что тон у нее заискивающий, а голос елейный, и он все ждал от нее какой-то пакости.
    
     Поставив на плиту чайник, Георгий Георгиевич подошел к окну и бездумно уставился в пустоту. Вывела его из этого состояния соседка, ласково заметив:
    -Так вы и до вечера чаю не напьетесь!
    -Что?- не понял он.
    -Газ зажечь забыли! - объяснила она.
    -Ааяа, - протянул он не оборачиваясь.
    -Хотите чайку? - предложила соседка. - Я только что, свеженький заварила, индийский!
   
     Свеженький! – передразнил он её мысленно. Ему всегда НЕнравилось, что она называет все ласкательно-уменьшительными именами : чаёк, печенице, укропчик… Ответил однако утвердительно:
    -Плесните!
    
     Бросив в стакан несколько кусков сахару, он долго размешивал его ложечкой, но, так и не сделав, ни одного глотка, поднялся из-за стола. Если бы его спросили, о чем он сейчас думает, он не смог бы ответить. -Так, какие-то неясные воспоминания о прошлом, о чем-то полузабытом...
      
     Мимоходом посмотрев в зеркало, Георгий Георгиевич внезапно остановился, словно впервые, увидел свое отражение. На него глядел небритый старик, с морщинистым лицом, и усталыми глазами полными тоски.
    
    -Господи! - подумал он с ужасом, - неужели это я, Георгий-Победоносец, удачливый в делах и любви? Красивый к самоуверенный человек, для которого не существовало проблем, и все было нипочем! Внезапно появилось непреодолимое желание увидеть свое лицо таким, какое оно было лет двадцать - тридцать тому -назад.
    
     Вернувшись к себе в комнату, Георгий Георгиевич принялся судорожно искать альбом. Переворошив старые журналы и папки с какими - то вырезками, он наконец, извлек из под спуда то, что искал.
   
     Открыв альбом, он невольно задержал свой взгляд на безмятежном детском личике. Ребенок в кружевном платьице, похожий скорее на девочку, чем на мальчика, сидел среди диванных подушек, и улыбался. Под фотографией, аккуратным маминым  почерком, выгорев-    шими чернилами, было написано: "Гогочке восемь месяцев". И хотя фотографию эту Георгий Георгиевич видел десятки раз, воззрился на нее с удивлением, словно не веря тому, что она имеет к нему какое-то отношение.
      
     Торопливо перелистав несколько листов, где были наклеены фотографии его детской поры, остановился на снимке с витиеватой надписью: "Привет из Крыма 1940 год". На большом валуне стояла его мама - молодая, счастливая, смеющаяся, в огромной шляпе и красивом купальнике. Рядом с ней он - угловатый подросток в морской бескозырке и трусах, а, чуть подальше, на самом краю валуна, Оля  хозяйская дочка, его первая любовь. Оле было девятнадцать лет, и она казалась ему взрослой, загадочной женщиной.
      
     Вглядываясь в эту фотографию Георгий Георгиевич ощутил себя вновь юным, полным сил,  надежд, и благих намерений. Ему показалось даже, что он почувствовал порыв морского ветра, обдавшего их мелкими брызгами.
   
     У Оли были чудные толстые косы цвета спелой ржи, и небесно-голубые глаза, снившиеся ему по ночам. Когда она готовясь ко сну, расчесывала волосы, он забирался на грушу и, скрытый ее листвой, с вожделением смотрел на нее, испытывая только одно желание - хоть раз коснуться ее волос.
    
     Однажды нарвав цветов в хозяйском саду, он собирался положить их на окно Оли, жившей в мансарде, но увидев приближающуюся хозяйку, так испугался, что свалился с груши почти на ее голову. На свое счастье, он упал на куст шиповника, и почти не ушибся.
    
     Пятнадцатого июня ему наполнилось пятнадцать лет, и Оля, зная, что он пишет стихи, подарила ему, как тогда называли "самопишущую" ручку. Это был самый настоящий «Паркер» и он был просто не седьмом небе. Но самым знаменательным было то, что, преподнося этот подарок, Оля поцеловала его в щеку. Поцелуй был для него настоящим потрясением, ноги неожиданно подогнулись, и он шлепнулся на дорожку прямо у её ног. На его счастье все приняли это за шутку, а мама не преминула сделать ему замечание за его вечные фокусы. А что, если бы она поцеловала меня в губы? -думал он,- я бы, наверное вообще умер!
   
     Рядом было ещё несколько Крымских снимков. На одном из них он с мамой и Олей в лодке. Все вокруг пронизано солнечным светом, сверкает и искрится море. Мама сидит, заслонившись рукой от солнца, он на веслах, а Оля стоит во весь рост, подняв вверх руки и закинув назад голову. Распушенные волосы, блестя на солнце, спадают по ее плечам и груди. Глядя на этот снимок, Георгий Георгиевич невольно испытал зависть к самому себе, и своему прошлому.
   
     Следующей была фотография военного времени - единственная за всю войну. На ней группа  Фзушников в форме. Он, Георгий, в центре. Фуражка лихо заломлена на бок, лицо задорное, с выраже-   нием собственной значимости.
    
     А вот эта, сделана в Ленинграде, в сорок седьмом году, когда он учился в техноложке. На нем серая модная куртка вроде лыжной, с черной кокеткой, и широким поясом. -Как она называлась "Москвичка" что ли? Мама перешила ее из отцовского костюма... Здесь он уже не угловатые подросток, а красивый парень, знающий себе цену, это видно по выражению его лица. Странно, что он раньше не замечал этого.
   
     А вот, они с мамой идут по набережной под руку. На нем та же куртка, а на маме старенькое платьице, которое она сшила еще до войны… Но об этом он подумал только сейчас, тридцать лет спустя! А вот, наконец, то, ради чего он искал альбом - серия снимков, где он снят с красивой, обаятельной Олей. Не той, Крымской, а сибирячкой. Она училась вместе с ним на одном курсе, хотя и была младше его на год. Георгий Георгиевич с каким-то совершенно новым чувством разглядывал Олино лицо, ее огромные глаза, пухлый рот, ощущая при этом непреодолимое желание оказаться рядом с ней. В собственном прошлом.
   
    Какие они здесь молодые, красивые и счастливые! И подумать только, он был так близок к своему счастью, и не воспользовался этим! А ведь какая была любовь, какие трепетные встречи! Клялись, что будут любить друг - друга вечно!
    
     Потом появилась Глафира, еще более обаятельная, эффектная, тонкая...Ее отец был работником посольства то - ли во Франции, то-ли в Бельгии, и дочь одевал, по тем временам, просто шикарно.
    
     Глафира перешла к ним из Политехнического, и сразу вокруг нее образовался рой поклонников, в том числе и он. Хотя Оля и была мила, с Глафирой она не шла ни в какое сравнение. Так он тогда думал. Даже он, выросший в интеллигентной семье, робел от ее светскости, а когда попал в ее дом, просто не знал куда девать свои руки и ноги.
      
    Мать ГлаФиры была из "бывших", сохранившая, несмотря на все перипетии, свою аристократичность. Увидев их роскошь, Георгий почувствовал себя в своей модной куртке, гадким утенком. К счастью, Глафира оказалась выше этого, и их отношения очень быстро стали близкими.
    
    Она была его первой женщиной, и он чувствовал себя на седьмом небе. Мечтая о совместной жизни, невольно, не желая признаваться в этом даже самому себе, лелеял надежду,  что отец Глафиры поможет ему устроиться в Ленинграде на хорошую работу. Привлекали его также престижность их шикарной квартиры и машина. Правда, мысли эти, как недостойные, он старался гнать прочь, и только теперь, спустя столько лет, они стали явными.
    
     Закончилось все довольно прозаически. Глафира забеременела, но, несмотря на ее уверенность, что она сумеет уговорить родителей на их брак, из этого ничего не получилось. Мать была категорически против, а когда приехал отец, разразился скандал. Какого уж они жениха искали для Глафиры, трудно сказать, но он их явно не устраивал. Глафиру заставили сделать аборт, после чего отношения их прекратились.
      

      Разрыв с Глафирой, потряс Георгия. Какое - то время он не находил себе места, был подавлен.Не в силах ничем заниматься, чуть не завалил сессию. Но довольно скоро к нему вернулась уверенность, и он успокоился. Как-то неожиданно, его взор вновь обратился к Оле, и он попытался наладить с ней прерванные отношения, однако Оля оказалась гордой и самолюбивой. Она сказала eмy только одну фразу: "Предателей не прощают!"
    
     Теперь все это вспомнилось Георгию Георгиевичу с такой ясностью, словно прошло только что перед глазами. Впервые за много лет он почувствовал раскаяние, и вину за свои поступки. Нестерпимо стало жаль упущенного по своей вине счастья. А ведь тогда казалось, что все eщe впереди, и что он имеет право на большее. Сейчас эта самоуверенность казалась, по меньшей мере, странной. -Неужели это было вызвано лишь сознанием того, что он красив и удачлив - с недоумением думал Георгий Георгиевич разглядывая свою смазливую физиономию.
    
     На этой же странице была Глафира - точеная, изысканная, похожая на мраморную статую. Но хотя он когда-то безумно любил ее, в данный момент, она не вызывала у него никаких эмоций. Оля была ближе, понятнее, роднее.
    
     На четвертом курсе института, он познакомился с Наташей. Вот, кстати и ее Фотография - она сидит на суку толстого дерева, и смеется. Вообще она была веселым ласковым, как котенок существом. Любила шутить, сочиняла стихи, и была удивительно простым в обращении человеком.
    
    Глядя на нее, казалось, что жизнь ее безоблачна и легка. На самом же деле это было не так. В Пятигорске у Наташи осталась больная мама, и две сестренки. Отец бросил их. Когда младшей было пять лет. Маме без нее было трудно, и Наташа с нетерпением ждала, когда вновь сможет вернуться домой. Ах, что это была за девочка! Наивная и доверчивая. Такую, нельзя было обманывать... Как она любила его, как горячо обнимала и целовала в губы!.. Он клялся, что будет любить ее вою жизнь, и обещал, что они никогда не расстанутся. Она верила ему. Верил в это и он сам...
    
     Наташа училась в медицинском училище, и должна была закончить его в этом году, а ему предстоял eщe один год учебы.
    
     Кто-то из друзей спросил, его однажды, какие у него намерения в отношении Наташи? 0н оскорбился.
     -Не беспокойся, я Наташу люблю, и, мы будем непременно счастливы! - ответил он с вызовом. Однако с браком не торопился.
    -Вот, приеду к тебе, тогда и свадьбу сыграем!- обещал он ей,
   
    Как-то, незадолго до конца учебного года, Наташа пришла на свидание сияющая и счастливая.
   -А у меня для тебя приятны сюрприз, - сказала она. -Угадай?
    
     Он стал перечислять все, что ему приходило в голову: билеты в Кировский театр, поездка на Валаам, культпоход на американский боевик, но Наташа упорно трясла головой и весело повторяла:
     -Нет, нет и нет! Когда ей это надоело, она сказала:
     -У нас будет маленький!
     -Какой маленький? - не понял он.
     -Ну... ребеночек!
   
     Хотя он и собирался жениться на Наташе, известие это поразило его как громом. Не желая обидеть ее или огорчить, он попытался воздействовать не нее лаской.
     -Рано нам с тобой детьми обзаводиться! Подожди eщe немного. Вот, поженимся...А пока надо аборт сделать.
    
     Наташа вновь затрясла головой:
    -Не буду!
    -Да что ты дурочка, ну зачем он тебе сейчас?
    -А ты сам, разве не хотел бы иметь ребенка? Сына? Маленького сыночка?
     Георгий оправдывался как мог, и вновь пытался уговорить ее на аборт. Но она, эта маленькая ласковая девочка, была непреклонна.
     -Я к маме поеду, она мне поможет, а потом ты приедешь, и все будет хорошо! Ведь правда?
    
     Георгий Георгиевич даже сам удивлялся тому, что с такой ясностью вспомнил все что они говорили в тот злополучный вечер. Но почему, собственно говоря, злополучный, ведь он должен был ра-довться, что станет отцом!
     -А ведь ему, моему сыну, если он жив, тридцать три года! -с удивлением подумал Георгий Георгиевич и произнес вслух - мой сын!
    
     Расставание было драматичным, причем плакал он, словно предчувствуя, что расстаются они навсегда.
    
     Потом была переписка с клятвами и уверениями в любви, поздравительные телеграммы... Так пролетел год. При распределении, из-за отсутствия брачного свидетельства, Георгия направили в Барнаул, на завод Транспортного машиностроения в качества технолога. Поселили его в новом доме, правда в коммунальной квартире, еще с одним молодым специалистом,но это было уже хорошо, так как почти весь заводской поселок состоял из бараков не имевших даже элементарных удобств.
    
     О его тогдашней жизни, можно было судить по фотографиям. Вот он в заводской Футбольной команде, с мечём в руках. А это групповая Фотография рабочих их участка. Здесь они всем цехом сажают деревья в заводском парке... Фотография, сделанная на демонстрации в октябрьские праздники. Георгий несет знамя, а рядом с ним идет Надя, их учетчица. А вот, уже на следующее лето, они сидят с ней в прозрачной тени своего молодого парка... После этого штук десять снимков, сделанных на их свадьбе...
    
     Надя не была похожа ни на одну, из его любовей. У нее не было ни особого обаяния, ни юмора, ни полета фантазии...Приземлена, практична, рассудительна. Он и сам не мог бы объяснить, чем она его привлекла. Может быть житейской надежностью? Простотой отношений? Но так ли все это хорошо и важно? Правда Надя была хорошей хозяйкой, расчетливой, экономной. Он всегда был сытно и вкусно накормлен, всегда одет в свежую сорочку. Но она не любила ни театра, ни музыки, ни книг, и если читала, то преимущественно детективы.
    
     С ней невозможно было говорить об искусстве, или о книгах, и вообще, все их разговоры сводились к одной теме - приобретению каких-то вещей. Зачастую в этом не было особенной необходимости, и весь ее аргумент сводился к одному –«так, чтобы не хуже, чем у людей». Боже, что это была за скука, что за тоска - серая, беспросветная! В такие минуты он вспоминал либо Ояю, либо Наташу и готов был кусать собственные локти от досады и злости на самого себя. Однако ничего не предпринимал, не уходил, не требовал развода.
    
    Счастье их длилось меньше года. Наконец после очередного выяснения отношений, они решили разойтись...
      
       В это время, он получил от мамы письмо, которая писала, что часто болеет, и просит вернуться его домой.  Он уволился и уехал. Через год она умерла, и он остался совсем один...
   
    Тяжело вздохнув, Георгий Георгиевич перевернул eщe одну страницу. Вся она пестрела "красотками", словно сошедшими с киноафиш. Красотки были разные: черненькие и беленькие, худощавые, и полненькие. Одеты и причесаны они тоже были по - разному. И все же в их облике было что-то похожее, роднящее их между собой.
    
    Раньше, когда он знал их порознь, не замечал этого, теперь же, собранные вместе, они казались ему единым братством. Он попытался вспомнить хоть какие-то индивидуальные черты этих женщин, милые подробности общения, добрые слова участия, но, кроме застолий, пьяного угара и мимолетных услад, так ничего и не вспомнил.
    
     На последней странице альбома была фотография его матери, лежащей в гробу. Увидев ее, Георгий Георгиевич словно в первый раз, ощутив утрату, прижался к ней щекой повторяя сквозь прорвавшиеся рыдания:
    -Мама, мамочка! Если бы ты знала, как мне плохо!

                ---оОо---