Измена. Гл. 3

Район Москвы Бирюлёво Восточное в начале 80-х годов прошлого столетия представлял собой сплошную строительную площадку без развитой инфраструктуры.
Получив квартиру, Любочка радовалась, что наконец-то отдельное жильё избавило её от тяготивших общений с бывшим мужем. Он остался в коммуналке один, а она с детьми тут же заселила пустую квартиру. В переезде помогли сестра и зять, проживающие в районе станции метро «Сокол».
О выходе на бывшую работу после отпуска по уходу за ребёнком не могло быть и речи. Завод находился в центре Москвы, а улица Лебедянская, где она теперь проживала с детьми, на южной окраине столицы. Радовал дендропарк почти рядом с домом, и приводила в ужас сплошная грязь вокруг строившихся домов. До автобусной остановки было рукой подать, а до метро «Царицыно» приходилось ехать довольно долго.
Посовещавшись с сестрой, она решила подальше спрятать свой диплом об образовании и устроилась работать нянечкой в рядом расположенный детский сад, определив туда же Серёжу и Ирочку. Так началась её новая жизнь с детьми без поддержки Анатолия. С этого момента он прекратил общение не только с Любочкой, но и с сыном и дочкой.
Серёжа скучал без папы, постоянно спрашивал о нём, хотел съездить к нему в гости. И Любочка уступила просьбам сына.
- Беги к папочке, - сказала она сыну, зайдя в подъезд своего бывшего жилья.
Проследив, когда Серёжа скроется в открытой Толиком двери, сама зашла с дочкой в гости к подруге в том же доме.
А через некоторое время к ним прибежал весь расстроенный сынишка.
- Я больше к нему не пойду,- всхлипывая выдавил мальчик, - там чужая тётенька и папа сказал, что я больше не его сын.
Больше Серёжа никогда не спрашивал об отце, и даже уходил из комнаты, когда кто-то из гостей затевал разговор про Анатолия.
Ирочке было проще. Она просто его не помнила. Годовалый ребёнок тянулся к мамочке и не ощущал отсутствия папы.
Незаметно дети подрастали. Серёжа пошёл в школу, подросла дочка. На лето бабушка с удовольствием забирала внуков к себе в деревню под Загорском.
Любочка  уже не работала в детском саду, а устроилась в бухгалтерию местного хлебокомбината.
Казалось, что все беды супружеской жизни остались позади, но спокойная жизнь мгновенно оборвалась страшным известием об исчезновении сестры Маши.
Через неделю её тело нашли в озере. Так и осталось невыясненной причина её ухода из жизни. На берегу лежали снятое летнее платье, полотенце и часы. А сама Маруся, стройная русская красавица с толстой косой, зацепившись за корягу на дне водоёма, навсегда покинула мужа и своего шестилетнего Павлушу.
В морге при опознании Любаше стало плохо. На мгновение ноги подкосились, и кто-то рядом подхватил её под руки и уложил в соседней комнате на диван.
Похороны, крики мамы, плач пьяного мужа Маруси она помнила с трудом. А потом забрала сынишку сестры к себе в квартиру, и стал он для неё третьим ребёнком.
Отец изредка наведывался к сыну, но не изъявлял желания его забирать, постоянно уходя в длительные запои. Как он жил и за что жил, Любочка не выясняла, так как видела, что помощи просить не у кого.
- Сынок, Павлик, - сиротинушка моя ненаглядная, - тянул пьяный папаша, поглаживая сына по головке,- на конфеток, нету у нас с тобой мамки, слушайся тётю Любу, она хорошая.
Вот так проходило общение любящего папы с сыном.  Потом он исчезал надолго, появляясь всё реже и реже.
А маленький Павлуша через некоторое время стал называть Любочку мамой, хотя она об этом и не просила. Сходство с сестрой у них было разительное, и, наверняка, у ребёнка со временем образ мамы слился с образом тёти.
Большим подспорьем в те годы для Любочки и её детей была деревня и мама с её больными скрюченными пальцами на руках. Всю жизнь отработавшая дояркой в колхозе, она, уйдя на пенсию, продолжала обрабатывать большой огород, держала подсобное хозяйство даже тогда, когда похоронила мужа, отца Любочки.
На выходные часто ездили к бабушке и привозили от неё и молоко, и творог, и яйца, а летом овощи и фрукты. Естественно, помогали бабушке управляться с хозяйством и на приусадебном участке.
- Мама, переезжала бы ты к нам жить, - часто уговаривала Любаша мать.
- Нет, доченька, я со своего дома никуда, только вот к деду рядом под бочок,- всегда отвечала сельская труженица, - машинально поправляя больными пальцами цветастый платок на голове.
Такая и осталась она в памяти внуков и Любочки, всё время куда-то спешащая и проворно управляющаяся возле русской печки.


Продолжение следует: http://www.proza.ru/2014/12/06/510