За чертой

       
       
      
            
     В инструментальной лаборатории, Нина Ивановна проработала почти двадцать лет и, всегда, была в курсе всех производственных событий. Из года в год, ее избираем профгруппоргом, а кроме того, она была бессменным корреспондентом стенной газеты, для которой писала сатирические стихи о разгильдяях и прогульщиках. Стихи были не ахти какие, но вполне отвечали требованиям стенгазеты и читателей.
   
     Сотрудники, знавшие о её авторстве, не раз говорили шутя --Смотри, подкараулят тебя, как - ни будь, за углом… Нина Николаевна, смеясь, отвечала:
     -Ничего, за меня мой профсоюз вступиться!
    
     Не избегала она и поездок в колхоз, тем более, что была одинока. Само  собой, разумелось, когда вставал вопрос, кого послать на уборку, её, или молодую маму, выбирали всегда её…
   
    Так и катилась жизнь и Нина Ивановна, казалось, даже не думала, что придет время, уходить на пенсию. Но, когда подошли годы, она, вдруг, ощутила, как устала от работы и от всяких нагрузок. Надоело всё, в том числе и езда на электричке. Надоело вечно, куда-то спешить.
   
    Когда Нина Ивановна пришла к начальнику с заявлением, он принялся её уговаривать поработать ещё, хоть пару лет. Причина просить её об этом, у начальника была веская - недавно из ЦИЛ,а  уволилось двое контролеров. Правда, пришла новая сотрудница, но её, надо было еще учить и учить… Хотя Нина Ивановна и понимала начальника, но стояла на своём:
     -Нет, нет и нет! Хватит! Почти сорок лет пилила! Хочу для себя, хоть немножко, пожить! - проговорила она, отрицательно покачав головой.
     -Вы же, с тоски, умрете! - уверял её начальник. -Всю жизнь с людьми, в коллективе, а тут, четыре стены! Уверен, что, минимум, через два месяца, вы придете назад проситься! Я, конечно, приму вас…
     -Ну, почему же четыре стены?! - возразила Нина Ивановна, - буду на концерты ходить, в кино. На дачу поеду! Да и ремонтом пора заняться... Надо наконец  для себя, пожить! - повторила она.
      Начальник хотел что - то возразить, но махнув безнадежно рукой, подписал заявление.
      
      Проводили Нину Ивановну честь по чести. Пришли почти все, кто ее знал, а таких было много. Хотя стояла ранняя весна, Нину Ивановну буквально засыпали цветами. Вспомнили все ее заслуги, веселый нрав и доброту, которой она оделяла всех, с кем приходилось встречаться. И хотя она была рада предстоящей свободе, на глаза невольно набежали слезы - за сорок лет, завод стал для нее родным домом, как это принято говорить, и расставаться с НИМ было грустно.
   
     Отшумело застолье, и Нина Ивановна осталась одна. Убирая со стола посуду, она тихо напевала, радуясь началу новой жизни. Было непривычно думать, что ни завтра, ни послезавтра не надо будет рано вставать, торопиться. И, вообще можно делать все, что только заблагорассудится..
   
    Свою новую жизнь, она начала с ремонта: красила, белила, оклеивала... И хотя дома царил беспорядок, и до головной боли пахло краской, заниматься этим было приятно.
   
    Завершив все генеральной уборкой, Нина Ивановна принялась за подновление одежды. На все на это ушло не больше месяца, после чего настали дни полной свободы и безделья, которые просто пьянили Нину Ивановну.
   
    Как она и собиралась, июль прожила у знакомой на даче, а в августе поехала по горящей путевке в дом отдыха под Лугу, где познакомилась с симпатичной супружеской парой из Новгорода. И вообще все было удивительно хорошо и приятно
   
    Первые признаки тоски и грусти, она ощутила с приходом осени, в длинные, темные вечера. Нина Ивановна и сама не понимала причины своего плохого настроения, ведь всегда была чем - то занята. Дел хватало. Научившись вязать, она с удовольствием принялась объвязывать себя. Много читала, ходила в кино. И, все же, чего-то не хватало. Только теперь, она, вдруг, заметила, что ей никто из сослуживцев, не звонит.Когда работала, только и слышно было:
   
    -Ниночка Ивановна, да Ниночка Ивановна! То помоги, то объясни что-то... Да ещё вечно осаждали ее просьбами. Не проходило и недели, чтобы кому-нибудь не понадобилось написать стихотворное поздравление. Причем, обращались не только свои сотрудники, но и цеховые, где Нина Ивановна раньше работала. Ну, как откажешь? Писала...А теперь получалось по поговорке:"С глаз долой, из сердца вон!»
   
    Из родни у Нины только двоюродная сестра и ее дочь - стало быть, двоюродная племянница. Жили они в разных концах города, и пока Нина Ивановна работала, встречались не чаще двух раз в год. Для девочки, Нина Ивановн была, конечно, чужим человеком и ее намерения сблизиться, ни к чему не  привели. Нина Ивановна понимала, что виновата в этом сама, и было ей даже стыдно своего невнимания, но исправить ничего не могла.
   
     Были у неё и  знакомые, но, в основном, семейные. К Нине Ивановне они ОТНОСИЛИСЬ хорошо, но замороченные жизнью, и своими проблемами, вспоминали о ней редко.
   
    На работе устраивали разные коллективные походы и Нина Ивановна часто бывала в театре. Теперь же получилось так, что и пойти-то было не с кем. Конечно, коллектив не мог заменить семьи, но работа и всяческие нагрузки, по крайней мере, заполняли собой время. Вечерами же его хватало только на ужин и на телевизор. И вот, настало время, когда она не знала, куда его девать...
     Свобода, которою она так жаждала, стала тяготить ее.
   
    Слушая радио, Нина Ивановна обратила внимание на объявление, что Б Доме Культуры Ленсовета, два раза в неделю проводятся вечера, « для тех, кому за сорок ». Встречи, на этих вечерах предполагали знакомства с возможностью создания семьи. Диктор упомянул, что  несколько пар уже сочетались браком. Ну, что касается брака, то Нина Ивановна давно не думала об этом. Соблазняла возможность общения, и она подумала:
   -Схожу, чем черт не шутит!
   
    Хорошее настроение, с которым она пришла на вечер, улетучилось сразу же, как она вошла в зал. Обстановка, которую увидела Нина Ивановна, удивительно напоминала кадры какого-то знакомого Фильма, название которого она не могла сейчас вспомнить.
   
    Особенно ей не понравились мужчины. Нет, о их внешности она не могла сказать ничего плохого. Не нравилось ей их поведение и выражение лиц. Вряд- ли кто-то из них пришел сюда с целью обрести близкого человека. Приходили, видимо, просто поразвлечься и, при возможности, не упустить случал с кем-то переспать. Да, все было гораздо проще и откровеннее, чем она могла себе представить.
   
    Интуиция не обманула ее, все с кем она танцевала, в первую очередь оценивали возможность более близких отношений, даже не утруждая себя проявлением внимания к даме. Она знала, что молодежь относится к близким отношениям, после первого дня знакомства, как к само - собой разумеющемуся, но никак не ожидала, что люди среднего возраста, почти не уступают им.
   
    Хотя Нине Ивановне стукнуло уже пятьдесят пять, она чувствовала, что могла бы eщe полюбить и даже выйти замуж, но все это должно было развиваться совсем иначе. Охотники за женщинами не вызывали ее симпатии.
    

    Оттанцевав несколько танцев, и выслушав от партнеров уйму пошлостей, которые они, видимо, считали комплиментами, она ушла не дожидаясь конца вечера. Больше ее уже не тянуло на подобные развлечения.
   
    И опять потекли однообразные, похожие друг на друга дни. Не-чего было ждать, некуда стремиться...
      
    Однажды просматривая газету, Нина Ивановна наткнулась на заметку, которая пронзила ее болью. Называлась она "За чертей бедности». Писал физик, которого вынудили уйти с кафедры, так как на его место, претендовал другой. Все его попытки поступить куда-то по специальности, ни к чему не привели и он, чтобы иметь хоть какие-то средства для существования, устроился в охрану, на восемьдесят пять рублей.

     Eщe он писал о своих, расходах и о том, что на питание у него остается, на день, меньше рубля и приводил свое меню, состоящее из бульона, сваренного из костей, которые покупают для собак, и хлеба... Был он холост, сорока пяти лет отроду и не имел ни одной близкой души, кроме безродного Васьки, С которым делил свою скудную еду.
    
     То что он один - одинешенек на всем белом свете, вызывало у Нины Ивановны, не меньше сочувствия, чем его бедность. Правда, сам он замечал, что одиночество, хотя и ужасно, нищета еще страшнее. Нине Ивановне, проработавшей полжизни в цеху, где всегда требовались рабочие руки, было странно слышать, что кто-то не может устроиться на работу. Она все - еще верила, что безработица только там, за бугром, а у нас, каждый имеет право на отдых и на труд. Тем - более квалифицированный.
   
    Конечно, - думала она, - работают люди и вахтерами. Но это те, кто не сумел приобрести специальности, или кто живет по лимитной  прописке. Но чтобы физик не мог найти работы в целом городе, верилось с трудом. Его одиночество, тоже удивляло. Как это, прожив сорок пять лет, не обзавестись ни семьей, ни друзьями?!

    О себе, в данный момент, Hина Ивановна, как-то не подумала. У нее возникла только одна мысль - помочь человеку. Конечно, прокормить его на свою пенсию, она не могла, но уделить, хотя бы тарелку супа, или напоить чаем, всегда бы сумела. Вот, только примет ли он ее помощь? А еще ей захотелось, чтобы  ее дом стал для него местом, куда бы он смог придти в трудную минуту. Как все это сложится на самом деле, Нина Ивановна не задумывалась.
   
    Не откладывая в долгий ящик, она присела за стол и написала взволнованное письмо в редакцию, прося дать ей адрес автора заметки. Получив его, она сразу написала письмо. Чтобы не обидеть человека она, главным образом, упирала на  его одиночество, и просила без стеснения приезжать к ней. Естественно, что она упомянула и о своем возрасте и о том, что не имеет в отношении его никакого умысла.
   
    На ее удивление, ответ пришел уже через неделю. Можаев, так звали физика, писал  ей, что очень тронут ее вниманием, и добротой, что он, с большой благодарностью, посетит ее.
   
    Когда Нина Ивановна открыла дверь, и увидела бедного физика, сердце ее дрогнуло и сжалось от боли, до того он был худ, измучен и даже жалок.
   
    Заранее представляя себе их встречу, Нина Ивановна думала, что в начале они познакомятся, поговорят, а потом уж сядут за стол. Однако, взглянув на его изможденное лицо, она поняла, что начинать надо с обеда. Ее опасения, что он, из деликатности, станет отказываться, не оправдались. Видимо он дошел уже до того состояния, когда не стыдно приезжать на обед.
   
    Ел он торопливо, как изголодавшийся человек, глотая, не успев хорошенько прожевать. Нина Ивановна сидела и с сочувствием смотрела на него. Сама она, есть не могла, так как горло ей сдавил спазм.
    
   Зная, что он голодает, она боялась, как бы ему не стало плохо от обильной еды и когда он кончил есть, больше не предлагала.
Увидев, что ее тарелка почти не тронута, он спросил:
    -Вы больше не будете есть?
    -Нет, -ответила она ничего не заподозрив.
    -Можно я доем? - задал он вопрос и не дожидаясь ее ответа, подвинул к себе тарелку.
   
    Ни в тот, ни в другой раз, никакого доверительного разговора у них не получилось. Можаев был все время голоден и ни о чем другом, кроме еды, ни думать, ни говорить не мог.
   
    Когда он уходил, Нина Ивановна каждый раз клала ему в карман пальто какой- ни будь бутерброд и колбасы для Васьки. Впрочем, она сомневалась, что Васька ее получит. Скорее всего, физик съест ее сам.
   
    Подкармливая истощенного физика, Нина Ивановна не забывала и подбодрить и пожурить его. Говорила, что все непременно образуется, и он вновь, займет свое место. Но что он и сам, должен что-то предпринять, а не ждать манны небесной. А журила она его за то, что он, еще молодой мужчина, так опустился и не следит за своей внешностью. - Конечно, - говорила она, - с таким видом трудно найти жену. Женщины любят подтянутых, спортивных мужчин и, чтобы с юмором...
    -Знаете, - сказала она как - то, - привезите ко мне Ваську погостить.
Можаев согласился.
   
    Васька оказался таким же голодным, как и его хозяин, и набросившись не еду стал давиться и кашлять. Заглянув в кухню, и увидев как его Васька ест, Можаев смутился. Видимо и он заметил свое сходство о голодным котом.
   
    Постепенно Нина Ивановна привела в порядок всю одежду Можаева: отгладила брюки, пришила пуговицы. Да и сам он приободрился и стал даже очень симпатичным. В его облике необычным было редкое сочетание темных, почти черных волос и ярко голубых глаз, из которых постепенно уходила безнадежность и тоска.
   
    Заговорил Можаев через месяц, внезапно, будто выплеснул свою беду. Говорил о своей работе, о взаимоотношениях с сотрудниками, о профессорах. Нина Ивановна многого не понимала, так как его жизнь и условия, очень отличались от ее жизни. Но, когда разговор шел еще об отношениях, куда ни шло, дело житейское. Хотяf по совести говоря, ей было совсем не ясно, о чем они спорили и чего добивались. Когда же касалось проблем физики, она чувствовала себя полной дурой. Слушала и хлопала глазами. А говорил он с таким жаром, словно рассказывал об увлекательных, приключениях.
   
    Кот Васька оказался удивительно смышленым и догадливым. Поняв, что в этом доме его всегда будут хорошо кормить, он не пожелал вернуться домой, и когда Мажаев собираясь уходить взял его не руки, он сердито мяукнув, оттолкнулся от его груди всеми четырьмя лапами и исчез под диваном.
 
       Нина Ивановна уже успела привязаться к коту, но просить оставить его не решалась, так как знала, что Мажаеву он дорог. Помог он сам, сказав:
      -Если вы не против, пусть он еще поживет у вас?
      
      Физик стал бывать у Нины Ивановны довольно часто и чтобы сытно кормить его, Нине Ивановне приходилось в чем-то урезать себя, но она не сетовала на это - для нее, было большой радостью видеть с каким аппетитом ест этот изголодавшейся человек. Однажды Мажаев проговорился, что в феврале месяце у него день рождения.
     Нина Ивановна записала дату, решив сделать  хороший стол. Она долго думала, что бы подарить ему. Перебирая в мыслях всяческие мужские принадлежности вроде бритв, запонок, зажигалок и прочей безделицы, но в конце-концов решила купит ему рубашку. Собираясь на пенсию, Нина Ивановна кое-что отложила себе на черный день и имела возможность сделать небольшую трату.
   
    Сказав о дне рождения, Мажаев, видимо, забыл об этом, так как давно не отмечал его и был очень удивлен, увидев празднично накрытый стол с бутылкой вина и цветами.
   
    Когда он разделся, Нина Ивановна поцеловала его в лоб и глаза, пожелав ему всяких благ.
   -А это моему дорогому и любимому! - сказала она, протягивая сверток.
    Подарок окончательно растрогал Можаева. Целуя ей руки, он  повторял:
    -Ах, Ниночка Ивановна! Ниночка Ивановна! Я так благодарен вам за все! Кажется, я еще никогда не был так счастлив!
-Я тоже счастлива, - сказала она со слезами радости.
   
    В этот момент, с ней что-то случилось и она начисто забыв о десяти годах разницы в их возрасте, ждала, как девочка, что он, ВОТ сейчас, крепко обнимет ее и поцелует в губы, но этого не произошло.
    И все-таки день прошел хорошо. Пообедав, еще до темна, они успели немного погулять в лесопарке, а потом за чаем, долго и очень душевно беседовали.
   
    За последний месяц, Можаев очень изменился, стал более разговорчив  и даже смеялся. Глядя на него, она ловила себя на том, что любуется им.

    Через каких-то знакомых, ему все же удалось устроиться в институт. Правда, пока на должность младшего научного сотрудника, но это было только начало. Можаев надеялся, что в скорости, ему удастся вернуться на кафедру.
      
     Хотя он много рассказывал о своей работе, Нина Ивановна так толком к не поняла, что означает "кафедра". В ее представлении это было чем - то вроде трибуны, с котоой выступают. И она никак не могла понять, как можно на ней работать. Спросить же его, она стеснялась.
     Вообще то, знакомство с Можаевым, вызывало у нее мысли, которые раньше никогда не приходили в голову. Ну вот, например, об интеллигенции. По радио она часто слышала - "Советская интеллигенция, советская интеллигенция"...а какая она, эта интеллигенция, Нина Ивановна толком не знала.
      
      Думала, что это инженеры, те, что приходили к ним в ЦИЛ. Только ведь они ни чем не отличались от нее. А в Можаеве, когда он в себя пришел, она учуяла интеллигента. Он  был, каким-то, совсем другом, таких она еще не встречала в своей жизни. Вел себя всегда сдержанно, говорил негромко, никогда не перебивая. И не разу соленого словца не подкинул, не пошутил с двойным смыслом, как это любили делать в цехе, не говоря уже о том, чтобы давать рукам волю..
   
     Всю жизнь проработав среди работяг, Нина Ивановна, никогда не чувствовала своей неполноценности, так как была, такая же, как все. А вот до Можаева, ей было просто не дотянуться,  как бы ей этого не хотелось. Во-первых, у неё не было высшего образования. Но это, как она считала, для него не могло иметь большого значения. Разделяло их другое - воспитание и восприятие жизни и тут уже, ничего не возможно было изменить. И, все же, Нина Ивановна надеялась, что сумеет до него дотянуться.
    В тот вечер, в день его рождения, она долго не могла уснуть, вспоминая, как он целовал ей руки. Еще и теперь она чувствовала смущение. Ведь никто, даже ее бывший муж, никогда не целовал её рук. Свой брак с Можаевым, она считала  делом решенным. Ведь если бы он не любил ее, разве бы он сказал, что счастлив?! И ведь не удивился он, когда она, подавая ему подарок, сказала - «это моему дорогому и любимому».
   
    Перейдя на другую работу, Можаев  стал бывать у Нины Ивановны реже, но она не сетовала, понимая, что он теперь больше работает.
   
    Вновь наступила весна. Прошел почти год, как Нина Ивановна вышла на пенсию, а как изменилась ее жизнь! Она даже помолодела от счастья.

    Однажды Можаев позвонил с работы и сказал, что хочет придтик ней вечером чтобы отметить свое повышение.
    -Вы только ничего специально не готовьте, я шампанского принесу и торт. Отметим это событие и еще кое - что, - добавил он загадочно, но Нина Ивановна сразу поняла, что он имел ввиду.
   
    Повесив трубку, она сразу ринулась в магазин, чтобы прикупить что-то к столу. - Надо быть просто нахалкой, чтобы отделаться его тортом! - подумала она.
   
    Когда в дверь позвонили, стол был уже накрыт. Нина Ивановна принаряженная и раскрасневшаяся от кухонного жара, бросилась к дверям. Сердце колотилось так, что даже в висках отдавало.

    Распахнув двери настежь, она радушно пригласила:
    -Входите! - и тут же осеклась. Рядом с Можаевым, стояла симпатичная молодая женщина, с большим букетом махровых нарциссов.
    
     Настроение сразу испортилось. -"Интересно он что, в ее присутствии собирается делать мне предложение?"-удивилась Нина Ивановна.
   
     Принимая у него торт и бутылку, она поцеловала Можаева в щеку к сказала:
    -Ну, поздравляю! - И добавила как-то, совсем невпопад -дальше в лес, больше дров!
    -Вот Оля, познакомься, это моя спасительница Ниночка Ивановна, я ей обязан, можно сказать, вторым рождением и никогда этого не забуду!

    Взяв из рук Нины Ивановны торт и шампанское, Можаев поставил, все это, на тумбочку и, как когда-то, стал целовать её руки, приговаривая:
   -Спасибо вам, Ниночка Ивановна, спасибо, благодетельница моя!

    Его признательность была приятна Нине Ивановне, и все было бы хорошо, если бы не присутствие этой молодой женщины. Как она и подумала, Оля работала вместе с Можаевым.
    -А стол - то какой! - восхищенно воскликнул Можаев, заходя в комнату. -Ты себе представить не можешь, какая Ниночка Ивановна кулинарка - мастерица! -заметил он, обращаясь к  своей спутнице.
   
    Первый тост Можаев предложить поднять за нее, Нину Ивановну, и поклонился ей низко. Тут же принялся рассказывать Олe, o том, как была к нему добра Нина Ивановна, как поддержала его, помогла подняться на ноги, вселила в него надежду.
    -Меня бы ТЫ и не узнала, такой я тогда был страшный! - засмеялся он, оборачиваясь к Оле. -Худюший, бледный и весь, как кисель!
   
    Нине Ивановне его высказывание почему - то показалось обидным.
    Исчерпав все добрые слова и закусив их отменным салатом, Можаев сказал:
   -А теперь давайте выпьем за другое событие...
    -Господи! Да что же это такое?! - с ужасом подумала Нина Ивановна. - Что он делает, зачем? Неужели нельзя было сделать это  без свидетелей?! - Мысли прыгали и путались в голове. -Может быть он собирается теперь выпить за свой успех? -с надеждой подумала Нина Ивановна. - Ну конечно! Первый тост за меня, второй за его удачу.
    -А событие, такое… - Как показалось Нине Ивановне, говорил Можаев страшно медленно, растягивая слова. -Дело в том, что… мы с Олей, решили пожениться! А сегодня у нас, как в старину, помолвка… -В подтверждение своих слов, Можаев поднял Олину руку, на котором блестело, новенько, колечко. - А, так как, у меня нет никого ближе вас, Ниночка Ивановна, пожелайте нам счастья, как сделала бы это добрая мама…
   
    Что было потом, Нина Ивановна плохо помнила, её будто туман окутал. Кажется, она, все - же, поздравила их, что - то, наверное, пожелала… -А в голове, отдаваясь болью, звучали слова, которые произносил Можаев, своим мягким, приятным голосом:
    -Чтобы мы и дальше, дружили с вами, Ниночка Ивановна… и, чтобы всё и у вас, и у нас, хорошо было!...
   
                ---оОо---