Дурильник

   В сумасшедший дом есть только вход. Выхода оттуда не существует. Неважно, как ты туда попал, – больным, или здоровым, – главное, что оказался ты там не случайно и, отведав казенных харчей с таблетками на десерт, уже не сможешь ощутить более вкус сытной домашней пищи. Теперь ты чувствуешь только привкус, лишь составные части букета жизни, и ощущаешь особенности кухни каждого повара, каждой хозяйки, каждой бывшей жены, сожительницы или любовницы. Теперь ты познал устройство железной дороги, и романтическая магия поездов почти утратила для тебя всякий смысл. Теперь ты больше не пассажир, наивно мечтающий у окна о дальних странах и доме, – ты машинист, и вынужден мотаться по одному и тому же отрезку пути туда-сюда, как член в тесной вагине. Но только там ты чувствуешь себя бодрым и сильным; прочее же время – уныло висишь или мечтаешь, если еще способен на подобную забавную роскошь.
   Это циклодоловый трип, который не кончится никогда; он лишь слегка затихает и становится совершенно осознанным, если ты вновь оказываешься  в стенах дома скорби. Открыть эти двери для тебя отныне так же легко, как выйти в соседнюю комнату и напиться дешевого бренди.
   А там… там все знакомо. Вот – "танцор-топтун" в туалете, с прожженными сигаретами пальцами, выпрашивает покурить, вот "читатель-молчун", глотающий книги, сидя в углу, вот запертый до конца своих дней убийца – вновь получил в качестве наказания изрядную порцию галоперидола, и теперь носится по коридору, тщетно пытаясь унять адский зуд в каждой мышце, в уставшем от дьявольской карусели мыслей мозгу... вот молодые сестрички, – меняются лишь их оболочки, немного – голоса, манеры, характер; демоны внутри всегда те же, – их узнаешь по глазам.