Рower - это постижение, а shape - это способ облег

В школьные годы я сочинял стихи, но никогда их не записывал. Те, которые мне нравились, я помнил. Те, которые не очень нравились, быстро забывал. Однажды, сидя на бульварной скамейке, декламировал я при луне свои стишки девушке по имени Фира, с которой кратковременно встречался. Девушка была очень красивая, но, как мне казалось, не очень умная. Она редко и лениво говорила, выглядела слегка мрачновато, улыбалась как-то неискренне, что не вязалось с её симпатичностью.

Надекламировавшись и радостно обратив внимание на то, что от моей поэзии девушка не мрачнеет, я сообщил ей, что собираюсь поступать на филфак бакинского университета. И тут Фира как-то отстранённо, глядя куда-то вбок, буркнула: "Учиться нужно тому, что не умеешь!" Я сделал стойку мозгами, поскольку глубина высказанной мысли никак не соответствовала сложившимся у меня представлениям о Фире. Я сказал: "А как же люди с природными способностями к пению учатся в консерватории для того, чтобы довести до совершенства свои способности". На что мне моя подруга ответила: "Хорошие поэты пишут для себя, а хорошие певцы поют для других. Ты же сам мне говорил, что не любишь, когда женщины слишком стараются улучшить свою внешность".

С Фирой через неделю мы расстались. Причиной была её патологическая подозрительность и ревнивость. Я об этом жалел, поскольку редкое да меткое философствование Фиры меня сильно к ней расположило. Но ничего поделать я не смог. Польза от Фиры была в том, что я совершенно правильно отказался от мысли поступать на филфак. Кроме того, с событиями ночного разговора на бульваре было связано моё желание поподробнее ознакомиться с теорией поэзии. Я всегда очень любил Валерия Брюсова и многие его стихи декламировал про себя. Прочитав его статьи о поэзии, где он демонстрирует цифру потенциально оригинальных поэтов, пишущих на русском языке, и ничтожно малую долю действительно оригинальных поэтов, я завязал со стихосложением. Начав анализировать сочинённое мною, я вдруг понял, что вот это - Багрицкий, а это - Хармс. Мне стало немного стыдно.

Мне не просто стало стыдно, я перестал читать поэзию. За очень редким исключением. Я почувствовал, что в результате стал гурманом и энофилом в поэзии. Мне всегда казалось, что гурман - это не просто любитель хорошо и вкусно пожрать что-то малодоступное. В моём понимании гурман - это философ, для которого каждый проглоченный кусок - упоительный процесс подтверждения ранее выстроенной философской концепции поглощения еды и напитков. В итоге моих размышлений о поэзии я пришёл к твёрдому выводу, которого придерживаюсь и по сей день.

Для меня поэзия - это интерференция двух кардинальных основ восприятия человеком окружающего его мира: shape и power. Или менее точно по-русски - формы и содержания. Символисты, футуристы, акмеисты и прочие "исты" - это форма. Содержание - это фантастический талант глубокомыслия с использованием предельно малого объёма лексических элементов. Хороший поэт может совершенстоваться как по части  shape, так и по части  power. Великий поэт - это мастер органического владения двумя основными инструментами воздействия на душу и ум человека. Скудость power при богатом shape в не столь далёкие времена в русском языке было принято называть "кривлянием", скудость shape при высоком power принято называть прозой или вообще никак не обозначать, потому что power - это постижение, а shape - это способ облегчить постижение.