На другой день после войны

     Люди, пережившие войну и все тяготы связанные с ней, по - праву считают День Победы светлым праздников. Для нашей семьи, которую конец войны застал в рабочем лагере Австрии, это было освобождением. Но печальные события, последовавшие за этим, так крепко связаны с Днем Победы, что когда он наступает, я вместо радости, испытываю боль.
   
     Когда лагерники узнали о том, что война закончилась, весь лагерь ликовал и шумел не сколько дней. Победа, означала возвращение на Родину. Для нас это был Пушкин, где прошли лучшие годы моего детства.
   
    Даже отдаленно не представляя себе, сколько тысяч узников концлагерей, остарбейтеров и перемещенных лиц, оказалось в Германии и Австрии во время войны, мы наивно полагали, что нас просто посадят в поезд, и отвезут в бывшие места нашего жительства.
    
     Слышала, что в настоящее время, только в Санкт-Петербурге проживает 20 тысяч бывших малолетних узников, и 5 тысяч взрослых. И кто знает, сколько скитальцев разбросанно по всей России и бывшему Союзу.
    
     Наше возвращение на родину, длилось почти полгода. С мая по сентябрь сорок пятого, нас перевозили по Австрии с одного населенного пункта в другой. Неудобства дорожной жизни скрашивала надежда на возвращение в родные места.
    
     Мы узнали, что нам предстоит пройти НКВДшную комиссию, но никто не мог предполагать, что нас ожидает возмездие за несовершенное преступление. Тогда еще никто не знал о том, что всех бывших военнопленных, отправят в ссылку на 25 лет! 0 количестве соотечественников, угнанных в Германию и Австрию, не знали не только мы, но и наше правительство. Такого массового потока беженцев, возвращавшихся на Родину, по - видимому, никто не ожидал, а потому никакого решения по -поводу нашего возвращения, еще не было принято.
    
     Созданные эвакопункты, с большим трудом справлялись с возложенными на них обязанностями. А главное, что eщe было неизвестно куда нас везти и в каком порядке. Вот тогда-то и были созданы комиссии НКВД, которые должны были, решить этот вопрос.  Но, никак не могли решить, отправлять ли нас по старому месту жительства, где мы попали в оккупацию, или по месту рождения? -Совсем уж нелепое решение! Еще сложнее было решить вопрос с русскими немцами, к которым относилась и наша семья.
    
     Остарбейтеры и узники концлагерей, сразу получили направление в родные места. В наших лагерях были не только русские немцы, но и полу эстонцы, полу латыши и полу литовцы. Как ни странно, но этим трем категориям, разрешили вернуться домой. А мы, разделив участь русских немцев, были направлены на поселение в Алтайский Край...
    
    Из-за отсутствия четких указаний, возникало немало абсурдных ситуаций, когда члены одной семьи оказывались разной национальности. Так русской бабушке, разрешали ехать домой. Ее дочка, будучи по отцу, немкой, должна была ехать в ссылку. А ее два сына, русские по отцу, могли ехать домой. Естественно, что бабушка, решила разделить участь дочери и внуков.
   
    У нас была та же история, я могла, ехать домой, тогда как мама и бабушка были сосланы...Конечно же, я, от такой привилегии, отказалась и, тут же, мое направление переделали на Алтайский Край. А потом, как и всех остальных, меня взяли на спецучет...
    
     Не буду утомлять читателей долгим рассказом о нашей ссылке, расскажу лишь о самом ее начале.
   
     Качнувшись в последний раз, поезд остановился. Паровоз отцепили. И наши 4 вагона остались стоять в степи, обдуваемые холодными ветрами. В это время года, а это было первого ноября, в этих местах уже почти зима.
   
     На путях мы простояли целую неделю. Никто не приходил и не интересовался нами. Можно было подумать, что о нашем приезде не знали.
   
     7-го ноября, ради праздника, нам принесли отварной картошки в мундире - ведро на троих, и по кусочку хлеба. За "утонение"мы должны были заплатить. Это нас, так сказать, встретили хлебом - солью. Сколько мы будем тут еще сидеть, никто не знал.
    
     Две, самые решительные женщины, из нашего лагеря, пошли к руководству содокомбината, которое тут выполняло и роль работодателя и администрации поселения. Они узнали, что директор комбината сделал запрос на 600 человек, а прибыла тысяча. И нас, просто - напросто, не хотели принимать. Начальство пообещало запросить Москву. А пока что, нас довезли до станции и велели выгружаться.

    Как выяснилось, нам "предоставили" угольный сарай! Правда, угля там уже не было, но угольной пыли хватало. В сарае мы просидели еще целую неделю, после чего нас, наконец -то, поселили в землянку, в которой, совсем недавно, жили заключенные.

     Кроме сплошных двойных нар, по обе стороны помещения, не было ничего, ни стола, ни табурета. Только посреди, стояла маленькая двух комфорочная плита и печка,  сделанная из бочки из под солярки.  Нас оказалось в землянке 102 человека! Разместились только на нижних нарах. Тех, кто здесь жил до нас, было в два раза больше! Воспоминания об этом периоде времени, кажутся мне теперь страшным сном.
    
     Вышедшие из заключения, не имели права покидать это место, и жили здесь на поселении. Все что у них было, они продали и проели или же сносили и теперь ходили в одинаковых фуфайках, ватных штанах и шапках с ушами, от чего казались совершенно одинаковыми.
      
     Усугублялось это и схожестью выражения их лиц. Они были злыми и ожесточенными. Когда я впервые встретилась с ними в очереди за хлебом, то была страшно напугана их видом и поведением. Не взирая на очередь, они лезли к окошку ларька, нецензурно ругаясь. Когда-то я видела кинофильм "Побег о каторги, он произвел на меня тяжелое впечатление. Раньше казалось, что каторга где-то там, далеко. Теперь она была здесь, совсем рядом...
    
     В Михайловке было несколько соляных и несколько содовых озер. Соду добывали только зимой, когда она с холодом, поднималась к поверхности и замерзала вместе с водой. Чтобы ее добыть, надо было колоть лед ломом. Сюда и направили нас работать. Но у мамы был ревматизм, а я, после гипса  -  у меня был туберкулец коленного сустава, не могла долго находиться на ногах. Эта работа была нам не по силам.  На эту каторжную работу, поставили наших женщин, в основном, интеллигентных, которым и лопату держать, вряд –ли приходилось.
    
     Первое время они работали в своих городских пальтишках, позже им выдали спецодежду: фуфайки, ватные штаны, и чуни - стеганные бурки, на которые надевалось что-то подобное галошам из коровьей кожи. Работали по 10 часов. Морозы там стоят лютые, да еще и с ветрами.
    
     Когда женщины заходили погреться в каптерку, крошки содового льда таяли, пропитывая одежду, которая потом превращалась в панцирь. А греться приходилось часто, так как фуфайки не спасали от пронизывающего ветра.
    
     Когда нас угоняли из Пушкина, мама рассудила, что я росту и не стоит брать все мои платья и предпочла им несколько отрезов. Все это, какое - то время, кормило нас.
    
     Через восемь месяцев, часть репатриантов, в том числе и наша семья, было перевезено в Барнаул, где я, наконец, нашла работу. Но увы, жили мы, практически, в нищете, а продавать было уже нечего.
    
      Всего в ссылке мы пробыли долгих II лет. В Ленинградскую область вернулись только в 1956 году. Сделать это мы смогли только благодаря тому, что получили гонорар за отцовский сборник. На этом наши трудности не закончились, но это уже другой рассказ.
    ---ооОоо---