Милый снеговик

Вчера меня вдруг замучила ностальгия по зиме. О зиме моего детства.  Я решил отметить это чем-то и не придумал ничего кроме как бездумно слепить снеговика.  И тогда я  вышел на улицу. Вышел и начал лепить.
Лепилось мне споро. Споро и бездумно. И я отметил для себя, что когда все делаешь бездумно, то все, что ты ни делаешь, получается споро. Нельзя сказать, что хорошо, но что споро – это сказать можно. А я и говорю.
Снеговик получился несуразный. И, положа руку на сердце, совсем уж отвратительный. Правда, это меня не расстроило. У меня часто так получается, что вроде хочу сделать одно, а получается совсем не так. Иногда даже никак. Поэтому, зачастую, я не прогнозирую результат, чтобы не вдарить с разворота ногой по печени своего самолюбия.
Впрочем, вернемся к снеговику. И вот мы стоим и смотрим друг на друга. Я и снеговик. Смотрим и не можем наглядеться. Он – потому, что в первый раз увидел этот мир. Я – потому, что такого снеговика я еще никогда не видел. И пока шла эта затянувшаяся тихая пауза, вокруг тихо шел снег.
И тогда я понял, что зима вдруг наступила.
Пауза была вдруг внезапно и безвозвратно разрушена нежным красивым женским голосом:
«Ой! Какой милый снеговик!».  В гневе я развернулся на этот голос, приготовив к употреблению одну из своих нелицеприятных фраз, напрочь отбивающих охоту со мной общаться.  Просто я не люблю, когда люди врут мне в глаза. Когда льстят – люблю, а когда врут – то нет.
Так вышло, что женщина эта была прекрасна. Просто восхитительна. И я решил временно не говорить ей гадости.  Вместо этого я переспросил: «Вы что, действительно считаете, что этот снеговик милый?»
«Да!» - простодушно, добродушно и искренне сказала женщина, глядя на меня большими и прекрасными как мир глазами.
«Вы мне льстите!» - смешавшись вдруг от чего-то промямлил я, чувствуя свое временное выпадение из окружающей действительности.
«Да я про снеговика говорила. При чем тут Вы?» -  с удивленной улыбкой посмотрела она на меня, дважды моргнув чудесными длинными, слегка тронутыми инеем ресницами.
Я застыл. Так мы и стояли оба. Я и снеговик. Стояли и смотрели, как грациозно и сказочно медленно она заходит в подъезд, напротив стоящего дома. Стояли до тех пор, пока я вдруг не оказался у себя дома на кухне с чашкой горячего чая и напрочь снесенной от чего-то башкой.
Ну, конечно не башкой, так ведь культурные люди не говорят. Но ощущение было именно такое.
Я стоял и смотрел в окно на ночную улицу. На искрящийся в свете фонарей снег. Смотрел и вспоминал её ресницы и чудесный голос.  Я смотрел совершенно бездумно. Смотрел на то, как внизу соседский мальчишка клюшкой радостно сносит голову моего нелепого милого снеговика.
Почему-то мелькнула и пропала мысль о ритуалах вуду. И я понял, что, наверное, я пропал.
А еще я понял, что сейчас действительно наступила наконец зима. Ведь впервые за весь декабрь выпал снег.  И я вылепил первого снеговика. А завтра я снова пойду. Пойду лепить. И после завтра. И послепослезавтра. И буду лепить в надежде услышать слова: «Ой! Какой Вы милый!»
А не какой-то там снеговик!