Рекогносцировка

    


               

 
    Накануне меня предупредили, что завтра едем на рекогносцировку.
    Надо было на местности ознакомиться с маршрутами эвакуации и местами размещения сотрудников завода с семьями  на случай чрезвычайной ситуации. Про атомную войну и её непредсказуемые последствия, в конце восьмидесятых  старались не упоминать, но все планы по-прежнему отрабатывались на развёрнутый, самый жёсткий вариант.

   Выехали поутру.  В автобусе разместилось с десяток начальников отделов и служб, руководители штаба ГО (гражданской обороны) во главе с отставным майором Ореховым и пара объёмистых сумок с выпивкой и закуской. Погода обещала быть солнечной, и пикник намечался нескучный.

   К тому времени я уже совсем потерял вкус к коллективным застольям и был рад, что деревня Гор Бобыли, от которой, согласно плану эвакуации, начинался пеший марш колонны моего отдела, оказалась первой по маршруту.

   Автобус притормозил, и я, без труда убедив своих коллег не волноваться по поводу моего обеда, с выкопировкой - картой в одной руке и компасом в другой остался один на шоссе.

   До Чухонского Загорья предстояло пройти сегодня мне одному, а в час «Х», и моим сотрудникам вместе с малыми детьми и стариками - пенсионерами километра три по лесной дороге. Но дороги, обозначенной на карте пунктиром грунтовки, я не нашёл. Вдоль шоссе лужок, за лужком сплошная стена густого елового подлеска, ни колеи, ни просвета.

   Стукнув в дверь ближайшего дома, получил разъяснение от местного деда.
-  Сынок, дорога там, за лужком, но по ней уже лет пятнадцать никто не ходит.
   Пройдя через лужок, в подлеске я всё-таки углядел что то похожее на две старых заросших колеи. Пошёл дальше, стараясь придерживаться застарелых намятин, но скоро оставил эту затею. Кусты и ёлки на старой дороге росли намного гуще, чем в окружающем чернолесье.

   Решил шагать прямо по азимуту. Через час, подмокший и обожженный крапивой, я вышел на заболоченный луг. Впереди из-за невысокой горки выглядывали чёрные крыши домов и что-то похожее на останки ветряной мельницы.

   Половина домов заброшена. Серые неживые избы, заколоченные, а кое-где и выставленные рамы. Неопрятная деревенская улочка, вдоль которой выстроились старые, заброшенные дома, метров через двести неожиданно вывела на асфальтовое шоссе. Вдоль асфальта дома живые. Некоторые даже и недавно построенные. Прикинул по компасу направление. До ГорБобылей, если по нитке шоссе, километров шесть. Крюк немалый, но уж очень не хочется снова лезть в болото и крапиву.

   Разулся, разделся до трусов, свернул одежду в плотный узел и пошлёпал трусцой босиком по асфальту. Часа не прошло, а я уже замкнул круг маршрута, успев к немалой радости не привыкших к разнообразию местных мужиков завернуть на придорожную совхозную пилораму.

   Спустился к реке, смыть пот и пыль. На середине заросшей ситником тёплой и прозрачной Черёхи что-то мелькнуло на дне. Глубина чуть больше, чем по грудь. Без труда достал топор. Кто-то зимой неудачно рубил прорубь.

   Освежённый, с трофеем, вылез на берег. Времени - вагон. На горке церковь и погост. Всё аккуратно прибрано. Храм закрыт, но, похоже, действует. Прогулка по кладбищу, даже деревенскому - это всегда урок истории.
   Поближе к храму несколько старых могил. Дореволюционные хозяева, священники. Рядом ещё не старые кресты и пирамидки. Послевоенные старики. Срок жизни семьдесят и больше. Современные могилы, уже сытных времён, побогаче. Или стандартный бетон, под мраморную крошку или даже дорогой чёрный камень. Но сроки жизни короче. Много молодёжи. Двадцать пять, тридцать лет. Жизнь кончалась явно не в постели. Среди бьющихся в пьяном виде на дорогах большой процент деревенских, да и мало ли причин.

   Сел под навесом на автобусной остановке. В руках книга, рядом топор.
   Проурчал автобус из города, притормозив напротив остановки, выбросил несколько человек.
- Сын мой. Я словом Божьим грехи отпускаю, а ты топором вознамерился? - Услышав сочный бас, я поднял голову. Рядом стоял человек в рясе. В руках авоська. Кульки, пакеты, сверху с десяток пятикопеечных бубликов.
- Люблю чайку попить. - Батюшка явно заметил мой взгляд, притормозивший на авоське.

   Разговорились. Собеседник оказался интересным. Лет с десяток назад он окончил истфак МГУ. Аспирантура, диссертация. Но, «не в тему», защита не состоялась. Взбрыкнул. Поступил в духовную академию. Обзавёлся матушкой, получил приход, не из богатых. Служит в меру сил.
- А как с диссертацией?
- Суета. У меня как ни день, так защита.
- Отец, - собеседник ненамного старше меня, - вопрос нескромный. Как на счёт личной веры?
- Сын мой. Без Веры никак. Нельзя. - Не уклонился батюшка от обсуждения темы, - Хотя, у некоторых проповедь и от лукавого артистичнее и доходчивее выходит. Вера, она разная бывает.

   Подъехал заводской автобус, и я, попрощавшись с батюшкой, присоединился к весёлой компании. Листок с выправленной выкопировкой и страничкой пояснительной записки скрылся в папке у Орехова. У заводской проходной мы были вовремя.


   Через месяц мне дали для ознакомления раздел откорректированного секретного мобилизационного плана, касающийся моего отдела. Шоссейной асфальтовой дороги, ведущей на Чухонское Загорье, на карте снова не было…

                Василий Овчинников, Псков, 1988, 1998


     2008 год. Рассматривая двухкилометровую карту Псковского района, уже не секретную, нашел знакомые названия: Новая Рыбиха, Гор-Бобыли, Чухонское Загорье и Быстроникольское соединяет толстая коричневая нитка асфальтовой дороги.  Как-то там Батюшка?