Роман - эпизод 2-й

                - 2 -

Все семейные пары несчастливы одинаково, а каждый холостяк счастлив по-своему.
Петрыкин в который уж раз перечитывал это предложение и с каждым разом ему всё больше казалось, что это мысль чужая. Будто украденные у кого-то или выведенные чужой рукой слова враждебной шеренгой, сомкнув строй и выставив штыки, ждали команды «Пли». Обвиняли, усмехались над ним, наивным и смешным, ждущим откуда-то помилования. Петрыкин попробовал рассмеяться в ответ. Он хорошо знал это сопротивление материала, этот ненавистный момент, когда только берешься за новую вещь.
   
Нет, мысль своя, выстраданная, долго зрела и просилась на свет. Пришла не сразу, а по частям. Первая часть мелькнула и погасла в тот момент, в котором он впервые увидел Анну. Идя под руку с каким-то седовласым хлыщом, как потом выяснилось, мужем, Анна выглядела несчастной. Нет, не то. Правильнее сказать неудовлетворённой. В скованной, подстраивающейся под ковыляние мужа, походке, в независимом повороте головы и особенно в туго затянутых в пучок волосах слышался крик о свободе. Продолжение мысли о холостяках пришло Петрыкину значительно позднее.

Он заварил кофе. Вполне ожидаемое с утра похмелье никак себя не проявило. Напротив, ощущения были такие, словно заново родился.
Не иначе как знак? Пора!
Знак? И что? Разрешения что ли я от него ждал? На фиг мне чьи-то разрешения.
 
Тело чувствовало себя превосходно, вместо него мучило душевное похмелье.
Отчего ж так хреново? Стыдно отчего? Ах да, Филя. И зачем я вчера всё это наговорил? И кому? Разве он поймёт? Трус, не смог все честно высказать, решил спрятаться за иронию пауз и интонаций. Знал ведь заранее, что так всё и будет. Трус! Трус, вот от этого и всё. Не осмелился ни разу пойти наперекор судьбе. Качусь по наклонной, не бултыхаюсь, на мировую справедливость надеюсь. А нет её для меня. Для кого-то может и есть, но только не для меня.
Но всё равно не надо было так с Филей. Он ведь не причём.

Петрыкин взял чашку, постоял у открытого окна и снова сел. Теперь он слышал приближение вдохновения. Это было как дальний гудок поезда, которого долго ждешь. Ждешь, боишься пропустить, мечешься от перрона к перрону и вдруг замечаешь, как всё приходит в движение, все куда-то бегут. Тебя охватывает сильнейшее волнение, как будто именно в эту минуту решается что-то важное, как будто всё дело не в каких-то там словах, а в собственной судьбе и, опоздав на этот поезд, следующего уже не дождёшься и так и застрянешь на грязном пустом вокзале.

Позвонили в дверь, потом долго не унимался телефон. Петрыкин строчил. Удерживая в прицеле враждебную шеренгу, он вбивал строчку за строчкой, уничтожал сомнения, стирал ухмылки. Он не наивный, он не ждёт помилования ни о кого. Он знает, как преодолеть сопротивление материала. Звоните, ломайте дверь, гасите свет, присылайте подкрепление – он на это не купится. И чем дольше он сможет продержаться в своём окопе, чем глубже проделает брешь, тем легче будет потом.
 
Петрыкин всегда писал от первого лица. Так получается честнее. Потом, при окончательной правке можно везде вместо «я» вставить отстранённое «он», придумать герою имя позвучнее и выкинуть всю эту истории из себя.
Через несколько дней внешнее сопротивление пошло на спад. Перестали звонить и ломиться в дверь, отгуляла где-то над головой свадьба. Даже строители, дружно  долбившие стену в Петрыкинскую квартиру,  куда-то пропали. И в этой навязчивой тишине началось то, чего Петрыкин боялся больше всего. Боялся и готовился.

Сказать, что он с достоинством выдержал это испытание конечно можно. Во всяком случае, ему самому казалось, что на вопросы журналистов он отвечает сухо и односложно. Казалось до тех пор, пока не обнаружил себя на балконе с чайником в руке, которому он с жаром втолковывал значение своего романа для мировой литературы.

Переезд Анны к Петрыкину был стремительным. Наконец-то, она была счастлива. Нет, не то. Правильнее будет сказать свободна. Свободной от своего мужа зануды, от навязанных ей условностей, от прошлого и ещё черт знает от чего. Петрыкин собственноручно распустил узел и волосы упали ей на плечи.
Жизнь  забурлила. Всё смешалось. Каждый день стал похож на битву и каждая ночь на подвиг.

По утрам Матвей спрашивал себя: почему так трудно в жизни быть цельной натурой? Все время что-то мешает быть твердым, идти до конца. От отчаяния хочется крикнуть всему миру: нет! Как будто какая-то сила мягко останавливает тебя, а потом твердо подталкивает в другом направлении.  Весь мир пытается доказать тебе, что ты второстепенный персонаж в чужом романе без имени и твое место не в поезде стремительно несущемуся куда-то вдаль, а под колесами этого поезда.

Причины испортить жизнь ближнему есть у  каждого, разница лишь в том, готовы ли вы этим воспользоваться. Анна была создана для этой роли. Все свои сомнения, переживания и страхи она не умела, да и не желала держать в себе. Когда надо было радоваться, она грустила, а когда неплохо было бы помолчать, говорила без умолку. Она все портила. Сожаления об утерянном прошлом, о неизвестном будущем, неумолимой старости,  угрызения совести по любому поводу заражали истерическим настроением всё вокруг. Кажется, что даже холодильник проникся - стал гудеть как-то нервно, временами надрывно.

Откуда в русских женщинах это чувство превосходства? Почему-то если у неё есть вкус, то это непременно значит, что ты его лишён начисто? Чуткость, приписываемая женской натуре, каким-то непостижимым образом уживается с отсутствием деликатности. Откуда берётся эта уверенность в собственной непогрешимости: знание что носить, куда ходить, что покупать, с кем дружить и где что должно лежать?

Самое поразительное, это то, что она обладает знанием как тебе жить?! Ты не знаешь, а она знает. И как только ты решаешься довериться её чуткому руководству, твоя жизнь становится похожей на лагерь. Лагерь всё же скорее пионерский, в котором есть подъём и есть отбой, а между ними постоянный страх наказания за то, что не сделал что-то или неправильно понял указание.
Отчасти Петрыкин объяснял себе это классовой предопределённостью. Чуть ли не каждая вторая знакомая сообщала ему в интимной беседе о своей прабабке княгине или дедуле статском советнике. От знакомых мужского пола, кстати, он ничего подобного не слышал. Так что держать мужика в узде, похоже, обязывало происхождение.

К чести Анны, она не кичилась своим высоким происхождением. Тем не менее, дистанция, которую Анна установила с самого первого дня,  не уменьшалась со временем и грозила стать пропастью. Любой вопрос из ее рта звучал упреком. В любой малозначительной фразе слышалось несогласие с несправедливостью мира, обращенное непосредственно к Петрыкину, который каким-то непостижимым образом был к этому причастен.

Петрыкин, как умел, старался оправдаться, напрягал все силы, чтобы уменьшить эту дистанцию, но выходило только хуже. Порой ему казалось, что их близость живёт лишь в его воображении и если с ним что-то случится, то Анна не будет по этому поводу сильно убиваться. Возможно, Анна даже не заметит, если его вдруг не станет.

Теперь он думал, что какому-нибудь математику или физику жена может и подспорье. Учёные ведь всего лишь пытаются разобраться в чужом творении. А тот, кто творит сам, уже нашёл свою вторую половинку. Нашёл в себе самом. Так на кой ему жена?

Скромные сбережения, которые удалось отложить на чёрный день, таяли. Нужно было что-то делать. Идти на поклон к Никитину? Просить его о какой-нибудь халтуре после того, что наговорил ему на поминках? Нет, этого Петрыкину не позволяла гордость. Перспектива устроится на постоянную работу пугала его ещё больше.

Мужик, оттрубивший смену, кладет себя на диван с чувством выполненного долга.  Полученная зарплата и похвала начальства убаюкивают сознание, точно гипнотизёр нашёптывает: «всё хорошо, твои взаимоотношения с мирозданием урегулированы».

Петрыкин боялся этого ощущение удовлетворенности собой так же, как нормальный человек боится сойти с ума. Его, промаявшегося целый день, диван не принимал. Какая-то невидимая сила тащила за стол, чернота окон давила: «на кой ты здесь?» и он выплескивал на бумагу всё негодование бессмысленностью этого вопроса.

продолжение:http://www.proza.ru/2015/02/04/842