Мотивы массовой ссылки уральцев в Туркестан

Чтобы читатель понял о чём пойдёт речь, приведу небольшой фрагмент из мемуаров Николая Андреевича Бородина (1861 - 1937), учёного ихтиолога и статиста Уральского казачьего войска (УКВ), который попытался "предать огласке возмутительные факты учинённого над уральцами насилия...":

"В 1874 г. были введены в жизни уральских казаков различные реформы, касающиеся их военной службы и самоуправления, - писал Бородин. - Между прочим, вводилась обязательная для каждого молодого казака военная служба, что изменяло прежний порядок отбывания воинской повинности. Уральские казаки выросли с недоверием к центральной власти и как огня боялись её вмешательства в их внутренние дела.

В 1874 г. чисто пассивное сопротивление казаков введению реформ вызвано было главным образом самими приёмами начальства по введению "нового положения". С большого ума, когда ему стало  известно недовольство казаков и по преимуществу стариков, игравших всегда большую роль среди старообрядческого патриархального населения, оно распорядилось отбирать от всех поголовно "подписку" о принятии нового положения, причём подписываться предлагали на чистых листах.

Вот тут - то заварилась "крутая каша", которую начальству пришлось расхлёбывать в течение десятков лет и в результате которой была массовая  ссылка казаков с семьями в административном порядке на поселение в пустынные части Сырдарьинской и Амударьинской областей Туркестанского края".

Мотивы массовой ссылки уральских казаков - это субъективные источники деяний администраций Оренбургского генерал - губернатора и наказного атамана УКВ, их, так сказать, внутренняя движущая сила.

Однако, чтобы определить мотивы массовой ссылки уральских казаков в Туркестанский край, начавшейся в 1875 году, необходимо заглянуть в историю УКВ на несколько лет назад. С 1 сентября 1857 года "у руля" Уральского войска встал наказной атаман полковник Аркадий Дмитриевич Столыпин (1821 - 1899), которому в 1859 году был пожалован чин генерал - майора. При нём началась эпоха просвещения в УКВ и было открыто большое количество школ. Вместе с тем, А. Д. Столыпин был ревностным гонителем старообрядчества и насильно вводил единоверие. Он закрыл Бударинский и Сергиевский старообрядческие скиты. За совершенные им преобразования его называли "Петром I Уральского войска".

Чтобы осмыслить каким образом А. Д. Столыпин добивался грандиозных успехов в деле преобразования "полуазиатского края в просвещённую уже Россию", приведу небольшой отрывок из статьи петербургского художника и архитектора, уроженца г. Уральска Р. А. Вафеева:

"Внедрение полноценного светского обучения в станичных школах казачьего войска, - пишет Рустам Анильевич, - в массе своей старообрядческого, отличавшегося особым консерватизмом, было непростым делом. Иногда атаману приходилось учить уму - разуму и бородатых казаков - "горынычей", не желавших обучать своих недорослей - казачат. Позже эти случаи в войске пересказывали как анекдоты. Вот одна из таких былей, пересказанная М. Хорошхиным:

"До Аркадия Дмитриевича (1857 года) было в Уральском войске только три народных школы: в Илеке, Гурьеве и ещё где - то - но помню, что только не в Уральске.

Учителями были, большею частию, кончившие курс в Уральском войсковом училище или отставные урядники, которые сами учились - что называется - на медные деньги: из "мастериц" (из - под лестовки), у "мастеров" (из - под плети) и дома.

Аркадий Дмитриевич энергично взялся за это святое дело и в короткое время народные школы были уже во многих (богатых) форпостах. Но как дорого это стоило Аркадию Дмитриевичу, сколько приходилось портить крови, горячиться, вступать в нескончаемые, иногда бесполезные, споры с казаками - "горынычами", не любившими издавна никаких новшеств вообще и особенно в деле просвещения! Самыми упорными были в этом случае (как положим, и во многих других случаях) "низовые" казаки, начиная со Свистуна (Круглоозёрновского форпоста). Мне рассказывали некоторые здешние старожилы, что А. Д. Столыпину приходилось иногда поневоле принимать в этом деле самые репрессивные меры.

Так, например, передавали такой трагикомический случай:

Донесли Аркадию Дмитриевичу, что в Антоновском форпосте, по низовой линии "старики" наотрез отказались "принять школу". Аркадий Дмитриевич призывает полицмейстера (Андрея Ивановича Бородина), приказывает ему для пущего (как после оказалось) эффекта одеться в полную парадную форму; съездить в острог и привезти несколько штук ножных кандалов и наручников, или как называют арестанты - браслетов. Полицмейстер моментально исполнил это странное приказание и, подъезжая к атаманскому дому, увидал у крыльца готовую тройку лошадей.

Через несколько минут атаман с полицмейстером в сопровождении нескольких верховых и вооруженных казаков "городского полка" скакали в бунтующий форпост. Приехали. Вошли в казённый дом. Прежде всего атаман приказал начальнику форпоста немедленно снарядить десятка два - три подвод в одну лошадь и доставить к казённому дому, а затем сюда же созвать всех пожилых казаков.

Когда всё было исполнено, атаман вышел на высокое крыльцо и, обращаясь к собравшейся толпе, крикнул своим сильным голосом:

- Почему вы не хотите "принять школу"?

Выходит из толпы казак и отвечает:

- А так как, ваше превосходительство, мы в этом не нуждаемся, потому, значит, что ежели кому желательно обучить своего сына, то на это у нас есть "мастера", аль "мастерицы"...

- Да ведь ваши сыновья выучатся у мастерицы бегло читать псалмы, каноны, кафизмы и - только, что казаку мало и не так необходимо. Какой же из твоего, старик, сына выйдет будущий грамотный казак, когда он, поступивши на службу, будет знать только кафизмы, а писать по - русски и читать гражданские книги и бумаги не будет уметь?

Много ещё говорил по этому поводу Аркадий Дмитриевич, но бесполезно - бисером метал...

Выходит из толпы другой "Горыныч"; выходит третий, четвёртый, всё то же.

Наконец Аркадий Дмитриевич взволновался:

- Стало быть, вы противитесь моим распоряжениям, которые для ваших детей должны принести впоследствии несомненную и громадную пользу! Стало быть, вы не хотите подчиняться мне, посланному сюда, к вам Нашим обожаемым Монархом, так я с вами строго расправлюсь! Разделитесь на две стороны: кто принимают школу - становится направо, а кто не желает - налево...

И сам быстро повернулся и ушёл в избу.

Толпа начала между собою шуметь переговоры и через несколько времени стала делиться на две неравные стороны: кто "одесную", кто "ошую". Столыпин увидел в окно, что всё готово, опять вышел на крыльцо и приказал:

- Эй, конвой! Заковать сейчас в кандалы вот этих упрямцев (показывает на левую сторону), посадить на телеги и препроводить в острог!

Конвойные (казаки городового полка) засуетились, говоруны приумолкли, а жёны и дети принялись причитать и плакать...

- Отогнать баб! Что за нежные прощания! Теперь уже поздно!..

Сказав это, атаман сел в свой экипаж и уехал. За ним и полицмейстер. Когда привезли "упрямцев" в город, они попросили подвезти их к атаманскому дому, где вылезли из телег, "взмолили" о пощаде их...

Вышёл грозный с виду атаман, сделал им должное внушение и, в конце - концов, дело уладилось: он помиловал упрямых казаков и отпустил их с миром".

А вот, как охарактеризовал А. Д. Столыпина русский офицер и этнограф А. К. Гейнс в дневнике 1866 года, во время своего путешествия в Туркестан, побывавший в Уральске:

"Желая обратить раскольников в православие, - писал Александр Константинович, - он (А. Д. Столыпин - Н. П.), при содействии бывшего епископа Оренбургского, заключил с казаками следующие условия. Казакам - старообрядцам дозволяют строить церкви. Духовными их делами заведует атаман, но нашу иерархию они не приняли и просили своих выборных попов. Столыпин согласился на эти условия, а сам написал архиепископу, что казаки приняли единоверие. Теперь казаки одного прихода в Уральске требуют себе другого попа. Оренбургский архиерей, предполагая, что он имеет право рукополагать, вмешался в это дело; казаки же требуют утверждения попа атаманом, имея на то свои основания".

Сопоставив два вышеизложенных отрывка, у меня невольно, сложилось мнение, что Николай Андреевич Бородин, вполне, мог быть сыном полицмейстера Андрея Ивановича Бородина. Если это действительно так, то ему было известно о той "крутой каше", которая заварилась на берегах Урала в 1874 году, гораздо больше, чем его землякам - студентам. Не этим ли объясняется его активное участие в опубликовании рукописи ссыльных уральцев под названием "Судьбы владычны". Возможно, молодого казака - интеллигента мучили угрызения совести. Много лет спустя, в эмиграции, он выпустил мемуары: "Идеалы и действительность: сорок лет жизни и работы рядового русского интеллигента (1879 - 1919)", где вкратце описал жуткую картину бунта 1874 года.

"Давать "подписку" уральцы решительно отказались, - писал Бородин, - мотивируя свой отказ двумя резонами: во - первых, они не знают, "под чем подписываются" (белые листы), во - вторых, по своим религиозным убеждениям, которые запрещают им давать клятвенные обещания и пр. Этот второй резон, основанный на религиозном суеверии, принял массовый характер - вроде религиозного психоза; угрозы и насильственные меры начальства только усилили пассивное сопротивление, принявшего характер мученичества "за христианскую веру". Женщины (матери и жены) запрещали сыновьям и мужьям "подчиняться новому положению" и "давать подписку", считая это великим грехом, отцы грозили проклятиями сыновьям и первыми пошли под арест. Процессии арестованных почтенных бородатых стариков под конвоем военной стражи только подливали масло на огонь, и арестовывать приходилось чуть не поголовно всех.

Для устрашения решили сослать партии арестованных на поселение в Туркестанский край. Это было уже в 1875 г. Арестованные отказывались идти добровольно по этапу; их приходилось тащить силой, что при сотнях арестованных представляло нелёгкую задачу; конвойные казаки и офицеры озлобились, и ими были пущены в ход нагайки: стариков истязали и затем силой втаскивали в телеги и увозили под конвоем. Вообще картина всего этого насилия осталась в памяти всего местного населения.

Вот эти - то казаки уральские, ушедшие в ссылку, назывались "уходцами". Ссылка была бессрочная. В 1876 г. приказано было выслать в административном порядке на казённый счёт к уже поселённым насильственно в устьях Сырдарьи и Амударьи уральцам их жён и детей".

До наших дней дошли воспоминания ссыльного уральца Ферапонта Илларионовича Толстова, проживавшего в Антоновском форпосте, в том самом, в котором наказной атаман Столыпин грозился строго расправиться с упрямыми казаками, отказавшимися "принять школу". Видно, "урок" пятнадцатилетней давности не пошёл впрок упрямым "антоновцам". Тогда, видимо обдумав по дороге в Уральск, что им грозит тюрьма за неподчинение наказному атаману, казаки "вымолили" пощаду у него. Теперь же, всё случилось стремительно и трагично как для стариков, так и молодых казаков.

"В первых числах июля (1875 г. - прим. Н. П.) я отправился на полевые работы - степное сенокошение, - писал Толстов, - а по возвращении оттуда около 12 июля я отца не застал дома, он был отправлен в ссылку. Об этом событии мать моя. утопающая в слезах, рассказала следующее: "на днях через наш форпост проезжал атаман отдела полковник А. И. Акутин, он через вестового казака позвал к себе твоего отца и приказал ему в принятии нового положения дать подписку, в которой, говорил отец, от чего - то велели отрекаться и чему - то  подчиняться, а затем Акутин приказал отцу быть депутатом. От подписки, вопреки совести, отец отказался, а относительно поступления в депутаты без выбора общества ответить не успел, как Акутин затопал ногами и приказал его арестовать и за караулом отправить в Уральск.

20 июля 1875 года меня позвали к поселковому атаману уряднику Чапаеву, который обратился ко мне с такими словами: "Толстов! отец твой не подписался к новому положению, и ты, думаю, не подпишешь". Я от подписи отказался и тут же был арестован и отправлен в арестный дом, а 1 августа с прочими односельчанами за караулом отправлен в Сахарную станицу...

1 сентября нам объявили, что мы должны следовать в г. Казалинск. Перед выступлением из Оренбурга приехал к нам генерал Юнош с бумагой, из которой мы узнали, что на основании Высочайшего повеления мы лишены всех заслуженных казачьих прав и привилегий с переименованием нас на местах ссылки в сельские обыватели, вины же не было нам вычитано, за убийство ли генерала Бизянова или другие государственные преступления ссылают нас... Немало пришлось в пути перенести невзгод, особенно старикам. 28 октября, утомлённые тысячевёрстной дорогой, пришли в г. Казалинск..."

В воспоминаниях Ф. И. Толстова, наряду с описанием злоключений выпавших на долю "уходцев", звучат просьбы и мольбы к царю о помиловании. Однако, никакого раскаивания и признания своей вины "уходцами", нет. Видимо, начальство когда решило применить к казакам "методы Столыпина", особо не утруждало себя ожиданием "мольбы" о пощаде. Создаётся впечатление, что списки казаков для выселения заготовили заранее и вопрос о подписки, всего лишь, "пустая" формальность. Уж, не со времён ли атамана Столыпина хранились списки "не согласных" с реформами в УКВ. Ведь, в 1874 году "бунтовали" против "нового положения" в основном "верховые" посёлки, а выслали в Туркестан, преимущественно, "низовских" казаков... Именно, про "низовских" казаков - рыболовов были слова в старинной казачьей песне:

"Мы не воры, не плуты, не разбойнички,
 
 Мы Уральски казаки, рыболовщички"...

Не менее тяжким и опасным было путешествие, к уральцам в Туркестан, их жён и детей.

"Железной дороги тогда не было, - писал Бородин, - так что это небывалое полчище шло походным порядком... Конечно, немало старух и детей перемёрло в пути, а когда их привезли, наконец, после тяжелого путешествия по пустыне, к отцам и мужьям, те, отчасти в припадке изуверства, а больше чтобы насолить начальству, их всячески мучившему, отказались их принять: "Вы - де привезли их без нашего согласия, а потому и содержите их сами"...

Получилось очень тяжелое положение и для женщин с детьми, и для начальства, не знавшего как тут быть. И опять пущены были в ход усмирительные меры дикого характера, стоявшие многим, более слабым, жизни".

Прошло 4 - 5 лет тяжелой жизни на чужбине, когда с "уходцами" впервые встретились  уральские казаки, прибывшие в Петроалександровск из Самарканда для участия в Ахал - Текинской экспедиции генерала М. Д. Скобелева. О времени проведённом вместе с "уходцами" в 1880 году, оставил воспоминания уральский казачий генерал и военный писатель А. Л. Гуляев. Вот, что он поведал о нравах и быте ссыльных уральцев в посёлке Первоначальном (или Уральском) на Аму - Дарье:

"Мы - офицеры зашли напиться чаю в поселковую  казённую квартиру, - писал Гуляев. - Здесь я увидел посемейные списки, метрические книги и прочее, точно в любой станичной канцелярии. Начальник посёлка, урядник Оренбургского полка, объяснил мне, что он теперь не знает фамилий только 8 - ми домохозяев, так как все прочие уже не скрывают своих фамилий, но что сведения о браках, родинах и пр. он добивается уже через расспросы некоторых близких к нему людей, ибо сами поселяне не объявляют ничего, что случается в их семействах... "Народ упрямый" (сказал урядник А. Г. - прим. Н. П.).

С некоторыми офицерами дивизиона я заходил в дома обывателей посёлка и смотрел их обиход. Дома выстроены из воздушного кирпича и, как казённые, все однообразны. Каждый дом выстроен на 4 семьи. Отделения для каждого семейства с русскими печами и довольно просторны. У некоторых семей заметно было в домах полное довольство; но скота домашнего нет ни у кого. Одежда вообще у всех чистая и опрятная; а многие женщины, вероятно по случаю праздника, были одеты в хорошие сарафаны с галунами.

Многие из офицеров гарнизона рассказывали, что с приходом нашего дивизиона поселенцы заметно приободрились: начали заниматься рыболовством, кое - какой торговлей; а многие пошли в прислугу в укрепление.

Часто разговаривая с нашими ссыльными казаками или уходцами, мы узнали от них некоторые воззрения на свои обстоятельства, которые постараюсь высказать.

Вот что я слышал от них: "Начальство заставляет нас хлеб сеять. А где же земля, которую можно бы было пахать. Да потом ещё многие из нас не сручны к этой работе. Рыбу ловим только на приварок; а если много ловить, - сбывать не куда. Да при том ловить крючьями и вообще в большом количестве, как в войске у нас, здесь нельзя, - рыбу всю изведёшь. Аму - Дарья и Аральское море, вовсе не так богаты рыбой, как наши - Каспийское море и Урал, который кормит всё войско.

Искренно радовались прошедшему слуху, что наш наказной атаман хочет посмотреть наш полк.

"Вот он увидит, говорили они, наше житьё - бытьё до подлинности".

Из воспоминаний Александра Лазаревича Гуляева видно, что среди ссыльных уральцев преобладали "низовые" казаки, для которых рыболовство было основным занятием, а хлебопашеством они никогда раньше не занимались. А фраза "ловить крючьями... как в войске у нас, здесь нельзя, - рыбу изведёшь", наводит на мысль, что среди "уходцев", многие занимались браконьерством на Урале. "Самоловные крючья ни в реке, ни в море не допускаются, - писал Н. А. Бородин в статье "В защиту уральского рыболовства", - запрещён в уральских водах и распорный невод".

Однако, было единственное исключение, по которому дозволялось ставить в Урале крючья. Во время осенней плавни в конце рубежа, который хотят проплавать, ставится в три ряда крючковая снасть, чтобы рыба, уходящая назад, на неё попадала. Пойманная таким образом рыба отдавалась начальнику рыболовства в вознаграждение его трудов. В конце XIX века и это исключение отменили.

Известный учёный Л. Берг написал статью "Аральское море" для словаря Брокгауза и Ефрона, в которой с характеристикой рыбных запасов Арала упомянул и про уральцев:

"Рыбоводством на Аральском море, - писал Берг, - занимаются сосланные в Казалинск и Петроалександровск в 1874 году уральцы, а также киргизы и каракалпаки; предметом промысла служат, главным образом, шип, усач и сазан. затем жерех, судак, щука, сом. В 1900 г. было до 450 лодок, неводов, аханов, ставных сетей и крючьев; добываемая (50 - 70 тыс. пуд.) рыба идёт в Оренбург. Для земледелия берега Аральского моря не пригодны".

Как видно из статьи Льва Берга, как только наладился сбыт пойманной рыбы, то среди орудий лова появились крючья, запрещённые на Урале. Видимо, местные правила рыболовства не запрещали эту снасть, раз о ней написал учёный - гидрограф Берг.

"Но и казаки - рыболовы не сами извлекают главную пользу от разрабатываемого промысла, - писал Сандръ в 1905 году. - За ними стоят казаки - рыбопромыщленники, организующие в широких размерах этот промысел. Они собирают огромное количество лодок, не жалея средств, выписывают из России пряжу, корье, верёвки и другие необходимые в рыбном промысле предметы; снабжают снастями как беднейших рыболов - казаков, так и туземцев и скупают у них вперёд весь их улов. Для хранения запасов рыбы у них на низовьях Аму - Дарьи уже заготовлены ледники".

Кто же были эти богатые казаки - рыбопромышленники?

"Теперь на низовьях Аму - Дарьи поселены уральские казаки, - писал Л. Берг, - которые ввели немало усовершенствований в этом отношении. Есть и русские торговцы, скупающие рыбу у туземцев и имеющие ватаги для приготовления её впрок. В 1885 году, по неполным сведениям, выловлено 38500 штук шипов и до 60000 пудов менее ценной рыбы. Рыба сбывается караванными путями в Оренбург, Ташкент и Мерв, а рыбопромышленники братья Ванюшины возили свою рыбу в залив Мёртвый Култук".

"Крайние неудобства сообщений Хивинского оазиса и невозможность перевозить рыбу на Оренбург заставили братьев Ванюшиных искать более коротких и дешевых путей, - докладывал военному министру генерального штаба полковник Беляевский. - Исследования показали, что путь через Усть - Урт вполне удобен, а залив Цесаревича (залив Мёртвый Култук - прим. Н. П.) доступен во всё время навигации для судов, имеющих осадку в 4 1/2 фута, как о том писал и Карелин в 1832 году" (ЦГВИА. ф. 400. д. 38, 1885 г., л. 10 -70).

Братья Ванюшины - известные и богатейшие уральские купцы. До сих пор в Уральске стоит знаменитый дом купцов Ванюшиных (на снимке), построенный в 70 - е годы XIX века. Было время, когда уральское купечество арендовало этаж в доме братьев Ванюшиных под Коммерческий клуб. Уральские купцы - это в основном старообрядцы, люди строгих нравов. Однако в клубе часто устраивались весёлые пирушки, где "рекой лилось" марочное вино купца Ванюшина. Позже клуб арендовал этаж дома Карева, а дом купцов Ванюшиных оставался "торгово - доходным", вплоть, до революции 1917 года. В нижнем этаже размещался книжный магазин "Знание - сила", организованный на товарищеских началах в 1905 году при финансовой поддержке П. Овчинникова.

Вот, некоторые сведения о купцах Ванюшиных, дошедшие до наших дней и помещенные на сайте "Яик" в разделе "Уральские фамилии":

"Ванюшин Павел - купец 2 гильдии из илецкого городка Горбатовский, благотворитель погорельцам - упомянут в книге Коротина Е. И. "Социально - экономическая и духовная жизнь уральской казачьей общины в XIX веке (со ссылкой на Уральские Войсковые ведомости (УВВ) 1867 - 1906 годов).

Ванюшин Василий Ефимович - 1 -й гильдии купец, директор Гурьевского тюремного отделения - упомянут в Памятной книжке и Адрес - календаре Уральской области на 1898 год (стр. 162).

Ванюшин Георгий Сергеевич - Саратовский купец, директор Областного попечительского о тюрьмах комитета; член Уральского Благотворительного Общества (зав. хоз. лечебницы и начл. дома) - упомянут в Памятной книжке и Адрес - календаре Уральской области на 1898 год (стр. 162, 181).

Ванюшин Константин Алексеевич - купеческий сын, директор Областного попечительного о тюрьмах комитета; член Уральского Благотворительного Общества (казначей); учредитель Уральской народной читальней; старшина Уральского коммерческого клуба - упомянут в Памятной книжке и Адрес календаре Уральской области на 1898 год (стр. 162, 18, 191, 196).

Ванюшин Константин Алексеевич купец г. Уральска действительный член Оренбургского Михаило - Архангельского братства.

1908. Оренбургские Епархиальные ведомости за 1908 год, номера 1 - 52".

Ещё более интересный материал о купцах Ванюшиных был опубликован оренбургским краеведом Татьяной Судоргиной на страницах газеты "Вечерний Оренбург", 2002 г.
Вот, некоторые фрагменты из статьи "Пароходы на Урале":

"Едва ли не первым опытом пароходства (на Урале - Н. П.) надобно считать плавание купцов Ванюшиных. Последние ещё в 1871 году исследовали Урал с точки зрения судоходства от Кизильской станицы до г. Орска и потом до Оренбурга, нашли его русло удобным для плавания небольших судов. В то же время они встретили сочувствие у Н. А. Крыжановского в попытке основать легкопассажирское и буксирное плавание по Уралу.

В 1879 году они приобрели и самый пароход, небольшой, но красивый, названный ими "Николай Крыжановский" - в честь покровителя. Пароход этот направился было вниз по реке с баржами, но дальше Илека казаки уральские его на этот раз не пустили, боясь, что пароходство вредно отразится на рыбном промысле... К тому же уральцам - раскольникам пароходство представлялось по новизне явлением настолько необычным, что внушало даже ужас!

Тем не менее купцы Ванюшины решили добиться давления на уральцев, думая через высшую власть истребовать у них разрешения на свободный проезд по Уралу, по крайне мере до г. Уральска, где находится известный "учуг" (перегородка) для преграждения хода рыбы вверх.

В этих видах Сергеем Ванюшиным был доставлен в С. - Петербургское общество содействия русской промышленности и торговли доклад, читанный 25 сентября 1879 года "О судоходстве по реке Уралу". Общество отнеслось с сочувствием к предприятию Ванюшиных и решило со своей стороны поддержать их своим ходатайством пред высшей властью о разрешении пароходства. В то же время С. - Петербургское общество естествоиспытателей отозвалось, что пароходство по Уралу не может нанести вред рыболовству. Из военного министерства был затем командирован чиновник в Уральскую область для собирания сведений на месте.

Далее цитируется сообщение "Оренбургского листка" за 1880 год:

"Задумав основать пароходство, братья Ванюшины на первый раз пустили в дело лишь небольшой плоскодонный колесный буксирный пароход. К нему изготовлены баржи для грузов, тоже плоскодонные.

Для торжества открытия пароход причалил к каменному спуску или лестнице против дома генерал - губернатора (теперь институт повышения квалификации учителей - Т. С.) и стал на якорь. Никаких предуведомлений, никаких повесток об этом господа Ванюшины не делали. Несмотря на то, к 5 часам вечера весь берег и все возвышенные места бульвара были покрыты народом в буквальном смысле слова.

Когда прибыл на пароход главный начальник края Н. А. Крыжановский, и кафедральный протоиерей Д. Озерецковский с хором архиерейских певчих начал молебное пение, головы ближайших групп публики обнажились, точь - в  - точь, как это бывает в преполовение. Торжественная тишина сбежавшегося народа показала, что на реке пред ним стояла не забава, а важная, великая в народной экономии сила.

После сего пароход, снявшись с якоря, двинулся вверх по реке, против необычайного сильного течения незадолго пред тем разлившейся и высоко поднявшейся вешней воды и, зайдя за угол рощи ввиду казачьего форштадта, воротился на прежнее место, где генерал - губернатор Крыжановский слез на берег, а пароход через 5 минут ушёл с приглашенными лицами и стал на Банном озере, где было предложено угощение".

В заключении Н. Чернавский (Николай Михайлович Чернавский, исследователь оренбургской истории, которого ранее упоминала в статье Т. С. - Н. П.) делится своими познаниями о развитии событий:

"Пароход этот вскоре с грузом хлеба из Оренбурга направился в Илек и Уральск и даже будто бы согласно решению военного министра, основанного на отзыве генерал - губернатора, спускался вниз по Уралу до Гурьева... По другим версиям, более вероятным, пароход и в 1880 году далее г. Уральска не пошёл. При этом предприниматели Ванюшины встретили на пути враждебное, злобное настроение от уральцев и наслушались таких угроз от казаков, которые в будущем обещались даже стрелять в пароход, что они с глубоким чувством горечи за потерю из рук широко задуманного дела вынуждены были продать пароход и баржи за бесценок".

Торговый дом купцов братьев Ванюшиных занимался разнообразной предпринимательской деятельностью и оставил на память о себе жителям г. Уральска, ещё одно уникальное двухэтажное здание мусульманской школы (инородческого училища), в котором сейчас располагается областной краеведческий музей. Здание это в начале 1880 - х годов построил купец Алексей Ванюшин, всего за 47240 рублей.

"...первые торги на подряд строительства школы, - писал Вячеслав Куликов, - объявленные весной 1878 года по распоряжению министра народного просвещения Дмитрия Толстого, завершились безрезультатно. Не принесли результата и вторые торги - за неявкою лиц, желающих торговаться. Выход из создавшейся ситуации нашёл военный губернатор Уральской области Григорий Голицын, предложивший устроить торги непосредственно в Уральске. И тендер (как сказали бы сейчас) вскоре состоялся. В нём приняли участие купец Фирс Макаров, крестьянин Осип Морозов и купец Алексей Ванюшин. Последний и предложил наиболее низкую цену".

Из вышеизложенного видно, что богатые купцы Ванюшины, в частности, Алексей и Сергей, имели тесные деловые связи, как с генерал - губернатором Н. А. Крыжановским и наказным атаманом УКВ, так и с военным министром, а также со многими другими высшими чиновниками царского правительства. Поэтому можно предположить, что массовая ссылка "низовых" казаков - рыболовов в далёкий Туркестанский край, была заранее спланированной акцией, с целью организации промышленной добычи рыбы в бассейне Аральского моря и впадающих в него реках. К тому же, те же кержаки были самыми яростными противниками организации пароходного сообщения на Урале, поэтому их выселение с берегов Урала было выгодно, и с этой точки зрения, тем же, братьям Ванюшиным. Учитывая высокий уровень коррупции в правительственных кругах того времени, такая версия, вполне, правдоподобна и подлежит дальнейшему рассмотрению.

Так, автор очерка "Уральцы в Туркестанском крае" под псевдонимом "Сандръ" (по моей версии - это писатель В. Г. Короленко и учёный - ихтиолог Н. А. Бородин) поведал о том, кто и какое решение принимал о ссылке казаков, следующее:

"С открытием на Урале действий военного суда по делу о казаках, - писал Сандръ, - оказавших противодействие введению нового Положения, само собой разумеется возник вопрос о том, как поступить с виновными, которых оказалось довольно значительное число(не менее 3000 человек из "верховых" посёлков, многие из которых потом были отпущены по домам; шла осень 1874 г. - Н. П.). Оренбургский генерал - губернатор вошёл с представлением о водворении нежелающих подчиниться новому Положению казаков в киргизской степи, находя в этом удобный случай для начала колонизации этого огромного степного пространства...

Военное министерство высказалось на поселение упорствующих казаков по Аму - Дарье, где они могли бы заниматься привычным и с давних пор излюбленным их промыслом - рыболовством, не говоря уже о том, что водворение казаков во вновь занятом крае имело бы большое государственное значение, так как усилило и укрепило бы русское влияние и положение по Аму - Дарье, создав на ней русские земледельческие и промышленные поселения. Этот проект военного министерства удостоился высочайшего одобрения (и начал осуществляться с июня 1875 г. - Н. П.).

Так как условия жизни в новом месте поселения были совершенно неизвестны выселенным казакам и они, в особенности первое время, могли бы очутиться в затруднительном положении в отношении приискания, а тем более постройки жилищ, и даже в отношении продовольствия на местах ссылки, то предписано было первоначально отправить на Аму - Дарью одних только казаков, а семейства их выслать затем отдельно".

Возможно, место ссылки уральских казаков на Аму - Дарье было предложено военному министерству самим генерал - губернатором Н. А. Крыжановским по просьбе купцов братьев Ванюшиных, которые имели грандиозные планы на богатое рыбой Аральское море. Ведь, на Урале сильными конкурентами у них были московские купцы, которые платили высокую цену уральским казакам за рыбу на осенней плавне и багренье. А на Арале цена пойманной рыбы была, гораздо, ниже чем на Урале. И рыболовство велось круглогодично, без перерывов для "отдыха" рыбы. Опять же, там не было запрета на крючья. Одним словом, были своего рода, конкурентные преимущества. Поэтому одним из "низменных" мотивов ссылки, именно, "низовых" казаков - рыболовов могла быть корысть купцов братьев Ванюшиных, планирующих приумножить свой капитал, используя "дармовой" труд ссыльных уральцев на рыбной ловле в Аральском море. 

Как видим, всё совершилось строго по установленному плану: сначала выслали "низовых" казаков - рыболовов, для порядка "разбавив" ссыльную массу небольшим процентом "верховых" казаков - хлебопашцев, а затем к поселенцам в Туркестанский край привезли жён и детей.

Из воспоминаний ссыльного уральца Ф. И. Толстова:

"В мае 1875 года начальству было угодно из нас пятерых (братьев - Н. П.) призвать на лагерный сбор одного Павла, - писал Ферапонт Илларионович, - которого потребовали в станицу, а оттуда его препроводили в г. Уральск, вслед за ним поехал туда же и наш отец, из города вернулись оба скоро. Отец был озабочен сборкою и снаряжением Павла, купил ему форменную одежду, исправил амуничные вещи и дал строевую лошадь. У меня, Ферапонта, строевая лошадь, обмундирование и все амуничные вещи были раньше приготовлены, потому что я имел желание поступить в состав кадровой сотни, которая учреждалась по новому положению о воинской повинности, Высочайше утвержденному 9 марта 1874 года, о чём мною было заявлено начальнику Сахарной станицы войсковому старшине Г. Ф. Хорошхину, но его высокоблагородие, по неизвестным причинам, на просьбу мою ответа не дал".

Из рассказа Ферапонта Толстова видно, что семья его отца в принципе то, была не против "нового положения", и сам он даже готовился посвятить себя военной службе на "новых" условиях. Должно быть, семья Толстовых уже была вписана начальством в "чёрные" списки на выселение, поэтому его просьба осталась без ответа. "Низовые" казаки не признавали своей вины, не зная определённо, за что их наказали ссылкой.

Однако, ещё осенью 1874 года уральские казаки, по инициативе начальства, начали делиться на "согласных" и "не согласных", относительно принятия нового положения. Видимо, начальство вспомнило "методы Столыпина" и началось их внедрение в жизнь. Возможно, "не согласные" казаки думали, что их попугают, постращают, самых ярых смутьянов вышлют в Сибирь, и на этом всё закончится. Но, у начальства уже были планы по колонизации Туркестана и нужно было, лишь, найти повод, чтобы отправить на чужбину, в бессрочную ссылку, десяток тысяч людей. Вот тут то, и придумали трюк с "подписями на чистых листах"... Тот же, Ф. Толстов готов был служить, но от "подписки" отказался наотрез, даже, зная что его арестуют и посадят в тюрьму. Вероятно, те кто придумал приём с "подпискою" хорошо разбирались в психологии и, знали нравы и обычаи старообрядцев - беспоповцев. Поэтому, ещё одним мотивом ссылки является вражда между официальной православной церковью и раскольниками, а также месть старообрядцам - беспоповцам за их фанатичную приверженность законам древлеправославия, которую православное духовенство осуществило "руками" того же начальства, в лице оренбургского генерал - губернатора и наказного атамана УКВ.

Интересную характеристику "уходцам" дал русский путешественник польского происхождения, граф В. И. Масальский, побывавший на берегах Сыр - и Аму - Дарьи в конце XIX века:

"Своеобразной частью русского населения Туркестана, - писал Масальский, - являются так называемые уральцы, т. е. уральские казаки, поселённые в 1875 г. в Казалинске и Амударьинском отделе Сырдарьинской области за нежелание подчиниться новому уставу о воинской повинности казаков. Уральцы в первое время состояли на положении ссыльных, но затем быстро освоились с новым положением и приобрели большое значение не только в Амударьинском отделе, но и в соседнем Хивинском ханстве. В настоящее время уральцев в Амударьинском отделе начитывается более 2000 человек, часть которых живёт в особом Уральском (Первоначальном) посёлке, а часть в Петроалександровске и Нукусе. Около 4000 душ уральцев имеется также в Казалинске и Перовске. Уральцы живут до сих пор как временные пришельцы, не покупают земли и чуждаются занятия земледелием и садоводством; они занимаются рыболовством, охотой и различными торговыми делами, успешно конкурируя с русскими и армянскими купцами и всячески эксплуатируя местное население, которое они ссужают деньгами и держат в постоянной кабале. Принадлежа к различным раскольническим сектам, уральцы в домашней жизни чуждаются не только туземцев, но и остальных русских, и представляют, благодаря влиянию своих стариков - начетчиков, сплоченную массу, которая пассивно противится многим распоряжениям администрации. В 1892 году было предложено желающим уральцам возвратиться в войско, а остающимся в отделе приписаться в мещане. Так как на это предложение никто из них не откликнулся, то в 1894 году состоялось распоряжение о приписке всех уральцев к мещанам г. Петроалександровска. Однако уральцы до настоящего времени не верят, что их обратили в мещан, и не признают себя таковыми".

Среди ссыльных уральцев было много бывших "богатых кулугуров - кержаков", которые обладая хорошими предпринимательскими способностями смогли наладить безбедную жизнь для себя и своих "единоверцев" на чужбине. Это были "коноводы" - вожаки за которыми шла остальная масса "уходцев". "То же самое было и в Уральске и по всей линии, - писал В. Правдухин. - Богачи тянули за собою бедных, бессбруйных казаков. Всячески подбивая на борьбу за старинные вольности. Слали тайно ходатаев в Петербург к царю".

Затем в Войске появились "согласные" казаки, на сторону которых встали бедняки и число их быстро выросло. Когда же, богачей - "несогласных" начали арестовывать, бедняки - "согласные" начали тащить у них всё со двора. Тут то, на "лицо" и проявилась явная корысть, так называемой "согласной" части бедных казаков.

"Зорили всех арестованных, - писал В. Правдухин. - Лошадей, овец, верблюдов и даже коров и птицу продавали с молотка. Без всяких торгов тащили телеги, снасти, ружья, трясли сундуки с одеждой. Вот где развернулась широкая казачья натура!"

Вышеизложенное говорит о том, что ещё одним "низменным" мотивом ссылки была человеческая зависть. Бедные казаки завидовали богатым односельчанам, которые и были теми самыми "упрямыми" кержаками, противившимися новому положению. Когда же, поселковые атаманы составляли списки на выселение в Туркестан, туда могли вписать любого человека, запросто, из элементарной человеческой зависти.

К 1874 - 1875 гг. большая часть уральских казаков перешла в "единоверие", посещала церковные службы и с недоверием относилась к старообрядцам - беспоповцам, называя их пренебрежительно "кулугурами". Мол, что с них взять, ведь они кулугуры. Особые нарекания получили "чашечники" - это кулугуры, которые имели свою чашку, не давали свою посуду чужим людям, а дав "чужаку" напиться, выбрасывали кружку, считая её "поганой". Такая щепетильная брезгливость кулугуров была многим не "по душе". Но, особенно, много инсинуаций по поводу кулугуров было связано с их закрытым, от "посторонних глаз", образом жизни. Чужаков они в свой дом, не допускали. Поэтому у части населения уральских посёлков, уже тогда, было пренебрежительно - отрицательное отношение к "беспоповцам", что также послужило мотивом к массовой ссылки в Туркестан "закоренелых" кулугуров и их семей.

"Во 2 - й половине XIX столетия, - писал А. Дубовиков, - всё отчётливее раздаются голоса о том, что уловы (на Урале - Н. П.) неуклонно снижаются и рыболовство утрачивает своё прежнее значение. Казачий писатель Н. Ф. Савичев считал, что "самый старый и важный промысел - рыболовство утрачивает постепенно своё первенствующее значение" и в настоящее время оно уже "не может быть настолько прибыльно, как это бывало в прежнее время" [УВВ. 1872. № 32].

Вероятно, образованная часть казачества умышленно поддерживала миф о падении уловов в целях сохранения запретов, а также для обоснования отказов от расширения общины за счёт приёма иногородних. Менее образованная часть, видимо думала по - другому".

Зимой 1874 - 1875 гг., по мнению донского историка Е. П. Савельева, в Уральском войске произошёл идеологический раскол: "... на Урале произошёл раскол на две партии, - писал Евграф Петрович, - из которых одна, назвавшая себя Старым Войском, упорно стояла за старые порядки и не сдавалась ни на какие предложения и угрозы, другая же, прозванная Новым Войском, соглашалась на требования правительства, стремясь к мирной жизни и благосостоянию".

Источники:

Бородин Н. А. В защиту уральского рыболовства. СПб., 1910.

Бородин Н. А. Идеалы и действительность. М., 2009.

Вафеев Р. А. Лебединая песня атамана Столыпина//Информбиржа News. № 5 - 6. Уральск, 2012.

Гейнс А. К. Собрание литературных трудов. Т. 2/А. К. Гейнс. Дневник 1866 года. Путешествие в Туркестан. - СПб., 1897.

Гуляев А. Л. Поход на Аму - Дарью и в Текинский оазис уральских казаков в 1880 - 81 годах. Уральск, 1888.

Дубовиков А. М. Рыболовство как исторический феномен в повседневной культуре уральского (яицкого) казачьего войска//Вестник СГТУ. № 4(60), вып. 2. Саратов, 2011. С. 273 - 280.

Куликов В. И сея пучина поглотила его в один момент//Экспресс К. 2012. №200.

Масальский В. И. Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная книга. Том XIX. Туркестанский край. - СПб., 1913.

От Гугни до Толстова/Сост. А. Г. Трегубов. - Уральск, 2006.

Правдухин В. П. Яик уходит в море. СПб., 2011.

Савельев Е. П. Уральское казачье Войско. Уральские казаки в XIX в.//Донские областные ведомости " 160/24.07.1913 г. стр. 3 - 4.

Сандръ. Уральцы в Туркестанском крае//Русское богатство. 1905. № 6.

Судоргина Т. Пароходы на Урале//Вечерний Оренбург. 2002.

Толстов Ф. И. Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова//Средняя Азия, 1911, № 7, стр. 69 - 82.

Хорошхин И. П. Краткое описание рыболовств Уральского казачьего войска/И. П. Хорошхин. - СПб., 1902.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 3. - М., 2001.