Мои женщины Июнь 1963 Что будет завтра?

Мои женщины. Июнь 1963. Что будет завтра?

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из открытой сети Интернет.


Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. После рыбалки».


Вечером после ужина 17 июня 1963 года вся наша мужская компания «удачливых рыболовов» отдыхала и нежилась в постелях почти до самого начала кинофильма в нашем летнем кинотеатре дома отдыха «Сосновый бор». Мы даже немного опоздали и почти бегом подходили к битком набитому «кинозалу».

Свободных мест на лавках летнего кинотеатра не было. Наша сломанная лавка валялась невдалеке у дощатой стены сцены «ракушки».

Некоторые догадливые зрители-мужчины пришли со своими стульями, табуретками, ящиками из-под фруктов и теперь чинно усаживали на них своих знакомых «барышень» и «дам».

Вот уже третий день все мужчины-отдыхающие усиленно ухаживали за женщинами-отдыхающими. Скоро наш «заезд» в дом отдыха должен был разъезжаться по домам…

Народ галдел, переговаривался, весело шутил и смеялся. Все гадали, какой же фильм нам сегодня покажут…

Киномеханик, как всегда, «темнил», «мутил воду», «кадил кадило» и «интриговал», молча и загадочно колдуя со своим кинопроектором, круглыми жестяными банками и мотками киноплёнки.

В этом заинтересованном зрительском мире нам, семерым мужикам, места не было, мы опоздали…

Никто на нас не обращал внимания. Никто не предлагал нам «ужаться», потесниться и сесть вместе на шаткие лавки. Никто не сочувствовал нам и все делали вид, что «вас тут не стояло»…

Мало того, кое-кто ехидно и насмешливо поглядывал на нас и зловредно хихикал над нами…

Только «старший» из рыбаков, который тоже пришёл чуть ли не последним, увидев нас, поманил рукой и кивнул головой, мол, «за мной!». Мы пошли…

«Старший» привёл нас за сооружение сцены-ракушки и показал на чудесную садово-парковую скамью с сиденьем и спинкой из нешироких длинных планок. Скамья была недавно покрашена и даже в вечернем сумраке выглядела празднично. Одно только удручало всех – ножки скамьи, сделанные из гнутых водопроводных труб глубоко «вошли» в землю…

Время поджимало, кино вот-вот должно было начаться, а мы всё топтались около скамейки…

Наконец, мой папа крякнул, смело подошёл к торцевому краю скамейки, присел, взялся за трубную перекладину, поднатужился и медленно стал выдёргивать скамейку из земли.

С первого раза у него ничего не получилось…

Тогда он рванул скамейку рывком…

То же самое…

Тогда он выпрямил ноги, откинул голову назад и как-то странно одновременно рывком и потягом потянул скамейку вверх.

- Вы как барон Мюнхаузен, Сергей Иванович, - насмешливо воскликнул «черноволосый», и осёкся… Скамейка поддалась!

Тут уже все мужики облепили «нашу» скамейку со всех сторон и дружными усилиями они вытащили её «на свет божий».

Чуть ли не бегом, спотыкаясь и наступая друг другу на ботинки и сандалии, мы втащили в летний кинотеатр нашу скамейку…

Под удивлённые, восторженные и завистливые возгласы, шутки и прибаутки, мы установили скамейку на то место, где стояла наша лавка и торопливо уселись, тесно прижавшись друг к другу. Из-за тесноты я оказался на коленях моего папы.

Самое замечательное в нашей скамейке было то, что у неё была спинка! Только теперь мы почувствовали, как тяжко нам было сидеть в напряжении на голой доске лавки без опоры на спинку…

Теперь мы просто «кайфовали» и с удовольствием поглядывали на окружающих, которые уже не смеялись над нами, не шутили над нами, не злословили, а завидовали нам.

- Ишь, развалились, как господа сидят! – громко сказал один из наших завистливых недругов.

Мы действительно освоились на нашей скамейке и теперь не просто сидели, строго выпрямив спины, а удобно полулежали, плотно и полностью расслабленно опираясь спиной на решетчатую спинку скамейки.

В это время на экране замелькали первые кадры и начался кинофильм. Это оказалась только что вышедшая на экраны страны кинокомедия Одесской киностудии «Приходите завтра».

Мы, открыв рот, смеясь и грустя, смотрели кино о приключениях простой деревенской девушки Фроси Бурлаковой, которая приехала в Москву, чтобы поступать в консерваторию, потому что обладала уникальным талантом – сильным голосом и музыкальным слухом.

По сибирской традиции дружбы и взаимопомощи, она по наущению завхоза её школы, приехала и обратилась в Москве к совершенно незнакомому человеку, к московскому скульптору, который ваял огромных «пловчих с веслом» и «колхозниц с поросятами».

Фрося явилась к нему неожиданно, без звонка, с кучей своих вещей и припасов из далёкой сибирской деревни. Московский интеллигент-скульптор не просто ошарашен, а шокирован, но и он подпадает под очарование простодушной и талантливой девушки, которая хочет «поступить в институт на певицу».

Визит странной сибирской девушки в Москву для скульптора, его подруги Наташи и его домработницы становится чем-то вроде столичного развлечения, переходящего в серьёзные размышления о таланте, о смысле жизни, о честности в искусстве и в жизни…

В музыкальном институте с Фросей происходят смешные приключения и встречи, особенно с двумя студентами-шалопаями, которые выдают себя за Станиславского и Немировича-Данченко. Они прямо в фойе экзаменуют её умение петь и немного издеваются над ней, пока Фросю не заметил профессор Института имени Гнесиных.

Особенно смешно было, когда Фрося Бурлакова пела для профессора Соколова в зале института под аккомпанемент рояля отрывки из оперных арий и русские народные песни, да ещё при этом для пущего эффекта так «трахнула» по крышке рояля, что женщина концертмейстер подпрыгнула…

Профессор Соколов тоже оказался честным и порядочным советским человеком. Он по достоинству оценил силу, красоту и необычайный тембр голоса малообразованной, но чрезвычайно талантливой сибирской девушки и уговорил руководство Института имени Гнесиных взять Фросю в учёбу в порядке исключения.

Московский скульптор Николай Васильевич, который теперь ваял не по душе, а по коммерческому расчёту, на примере поведения Фроси убеждается, что всея его жизнь и работа – это лишь подделка под настоящее искусство.

Фрося Бурлакова нечаянно роняет одну из его скульптур, ужасается, но Николай Васильевич только благодарен ей за это. Он рушит все с вои «произведения», кроме одного женского бюста, который когда-то был сделан им «действительно для души и для людей».

А Фрося Бурлакова становится студенткой музыкального института, переезжает в общежитие и встречается со своим московским дружком Костей. Увы, ей не суждено было дружиться с ним, потому что он уехал навсегда из Москвы, а она всецело посвятила себя трудной учёбе «на певицу».


Хотя это была кинокомедия, и мы много смеялись и радовались, но общее впечатление от фильма у всех без исключения было хорошим, добрым, сочувствующим. Всем-всем фильм очень понравился и мы, идя домой, в палату, ещё долго вспоминали и обсуждали кадры и события из этого кинофильма.

Неожиданно «толстяк» приятным музыкальным голосом, подражая манере Фроси Бурлаковой, «в лицах» напел знаменитую каватину Розины из оперы «Севильский цирюльник», которую пела Фрося на прослушивании перед профессором.

Все сожалели, что не запомнили имя актрисы, исполнившей главную роль, но наш «очкарик» снова удивил всех своей наблюдательностью, он сказал, что это была Екатерина Савинова.

Мы долго спорили, но потом всё же согласились в том, что все песни и арии в фильме исполняла сама Екатерина, уж больно её голос был необычным и уникальным.

Всем сначала не понравился, а потом понравился скульптор в исполнении Анатолия Папанова, который вначале чуточку издевался над Фросей, важничал, а потом превратился в нормального советского человека и сокрушил все свои «художества», кроме одного душевного произведения.

Мужики смеялись и вспоминали шутников-студентов, но мне один из них, который «галантно» выдавал себя за Станиславского, сразу не понравился и я перестал его вспоминать и смеяться со всеми вместе. Я не простил ему «издевательских шуточек» над Фросей…


По общему мнению, этот фильм «нужно было бы посмотреть всем без исключения, чтобы кое-кто понял, как надо жить по правде и чести».

Я был согласен с моим папой, который сказал эти слова и погасил общий свет в спальне-палате.

Моей последней мыслью было желание поделиться моими ощущениями и чувствами о фильме с мамой…

Вдруг что-то словно толкнуло меня изнутри…

Мама!

Мне почудилось, что это её голос я слышал сегодня в кино…

Это её я видел на экране…

Это она просто и честно говорила мне с экрана что-то такое, отчего я вдруг переставал смеяться и веселиться и мгновенно о чём-то задумывался, глядя на экран…

Я вдруг почувствовал себя тем самым высокомерным студентом-зазнайкой, который обидел и обманул Фросю Бурлакову, воспользовался её простодушием, наивностью и добротой.

Я почувствовал свою вину перед мамой, которая сейчас там, дома, одна, без поддержки и нашей помощи, без моего внимания и участия.

Я, мы, совсем забыли о нашей маме и уже который день не пишем ей обещанные ежедневные письма…

Мне вдруг стало так горько, обидно и грустно за маму, что я потихоньку завыл и заплакал, обливаясь тихими судорожными слезами…

«Прости меня, мамочка», - сказал я мысленно самому себе, стараясь приглушить свои рыдания и хлюпанье в носу. – «Завтра всё будет по-другому. Завтра я обязательно напишу тебе письмо, а после- послезавтра мы обязательно пойдём смотреть с тобой это кино».

С этими «словами» я уткнулся в мокрую подушку и уснул…

«Вот тебе и «приходите завтра», - сказал во мне тихий мужской голос, а чей-то женский голос добавил, - «Завтра, так завтра».

Я ещё успел подумать: «А что будет завтра?».