Мифология Гражданской ч. 6 Война и наркотики

«Война и наркотики».

«А если спросит кто-нибудь...
Ну, кто бы ни спросил,
Скажи им, что навылет в грудь
Я пулей ранен был;
Что умер честно за царя,
Что плохи наши лекаря,
И что родному краю
Поклон я посылаю».

«Завещание».
М.Ю. Лермонтов


К великому сожалению, медицинское обеспечение в царской армии всегда было плохо организовано. Строчка из стихотворения М.Ю. Лермонтова, приведенного в эпиграфе:  «Что плохи наши лекаря», лишнее тому подтверждение.
О том, какие проблемы с медицинской помощью для наших бойцов в годы Русско-японской и Первой мировой войны можно прочитать в этой серии статей: http://www.proza.ru/2013/01/14/542
Однако есть одна тема, не затронутая там: наркомания в стране и армии в начале ХХ века.
Это очень малоизученный и «непопулярный» вопрос, а между тем данная проблема уже ТОГДА начала проявляться.
Прежде всего, разумеется, наркомания развивалась среди тогдашней «золотой молодежи», «служителей мельпомены»  и их близкого окружения: «дам полусвета»,  поклонников, друзей, прислуги,  и т.п.

Вот что  вспоминал об этом популярнейший артист России той эпохи  Александр Вертинский:
«Продавался кокаин  сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых бочонках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы «Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его уже продавали «с рук» – нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже…
 
Короче говоря, кокаин был проклятием нашей молодости. Им увлекались многие. Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах.
Поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин чаще всего не было денег.
Помню, однажды я выглянул из окна мансарды, где мы жили (окно выходило на крышу), и увидел, что весь скат крыши под моим окном усеян коричневыми пустыми баночками из-под марковского кокаина. Сколько их было? Я начал в ужасе считать. Сколько же я вынюхал за этот год!»

В общем, в столичных  психиатрических лечебницах избытка наркоманов тогда еще не было, хотя первые специализированные койкоместа, для богатых наркозависимых,  в частных клиниках уже оборудовались.
Кто был победнее, и не мог оплачивать свое лечение в частных клиниках,  тихо умирали дома от «передозов»,  или  наркотической ломки. Это явление пока  не вызывало особенного общественного беспокойства.
Дело в том, что русское крестьянство,   в отличие от бедных слоев населения  Китая, или Персии, до Первой мировой войны наркомании практически не знало. Веками выращивали наши предки и мак,  и коноплю,  и не догадывались, что их можно перерабатывать в  различные дурманящие средства.
Отсутствие серьезной  наркомании в широких массах народа  вызывало недальновидное благодушие правящих кругов страны, которые игнорировали  ее постепенный рост.
Некоторые наши учёные даже писали «успокоительные»  статьи. «К большому счастью для нас, русских, – убеждал проф. А.И. Ковалевский – болезненное состояние, известное под именем морфиомания... распространено очень мало. Во много раз сильнее морфиомания распространена во Франции, в Англии, в Италии и далее на Восток, особенно в Константинополе».
Тогдашнее спокойствие и благополучие, в этом вопросе,  основывалось на  огромной доле сельского населения  России, незнакомого с наркотиками. 
А вот среди тогдашней богемы, популярных артистов,  и части «творческой интеллигенции» наркомания уже тогда  расцветала.

Пошли и «первые звоночки»   совершенствования  различных видов преступлений, связанных с  наркотиками.  Так, в сводках полиции стали отмечаться   случаи «угощения» проститутками своих  клиентов «малинкой» – алкоголем с добавлением снотворных препаратов, к примеру,  опиума с последующим их ограблением.  Бывали при этом и летальные (для клиентов) случаи.
И все же, правоохранительные органы России  на организованную преступность, связанную с торговлей и распространением наркотиков, внимания не обращали, – подумаешь,  лекарствами торгуют.

Одной из причин того, что наркомания в то время  не рассматривалась  у нас как страшное социальное зло, было то, что в XIX и  начале XX веков наркотические средства воспринимались, как на Западе, так и в России,  в качестве  всего лишь обычных (хотя и сильнодействующих)  лекарств.
В то время и российские и зарубежные  медики мало  знали  о страшном  эффекте «привыкания»  к наркотикам и не обращали на это особого внимания, считая за «меньшее из зол».
Различными наркотическими средствами в то время  интенсивно лечили обеспеченных людей, страдающих пьянством и алкоголизмом, а также душевнобольных, незаметно порождая  уже наркозависимых больных.
 
И эта практика, порой,  продолжается даже в наше время.  (Судя по всему, именно такое «лечение» алкоголизма В. Высоцкого и обусловило его тяжелейшую наркозависимость…)

К другим  источникам популяризации приема  наркотиков среди образованных слоев населения  в России  можно отнести некоторые произведения иностранных и отечественных писателей. (Вспомним, как «стимулировал» себя наркотиками даже такой всемирно известнейший литературный персонаж, как Шерлок Холмс, к примеру).

В начале ХХ века  на Европейскую часть Российской империи, после прокладки железнодорожных путей, которые соединили Санкт-Петербург и Москву с Туркестанским краем, а затем и Персией, стали  интенсивно  поступать азиатские наркотики.
Уже тогда возникли схемы эффективных  транснациональных перебросок наркотиков  по  железнодорожным  линиям Российской  империи для  переброски гашиша и опиума по направлениям «Азия-Россия-Западная Европа».
В годы Первой мировой войны эти каналы были переориентированы на линию  «Персия –Россия – Манчжурия (КВЖД)».

Очень интересный рассказ об этом имеется в «Дневнике белогвардейца»  А.П. Будберга.
После Октября 1917 года он, вместе с семьей, жил в Петрограде. Благодаря своим связям в Генеральном штабе (который продолжал функционировать и после «Октябрьского переворота») ему (бывшему царскому генерал-лейтенанту и барону, подчеркнем)  удалось получить назначение в резидентуру в Токио. (А Япония, в годы Первой мировой,  была союзницей  России).

Кстати, разрешение на этот выезд А.П. Будбергу (и всей его семье) подписал лично Эфраим Маркович Склянский (тогда комиссар Главного управления Генерального  штаба, а в годы Гражданской - заместитель председателя Реввоенсовета Л.Д. Троцкого), который даже не побеседовал с А.П. Будбергом перед этим назначением.
(Вот такой был «ужасный комиссарский контроль» за генералами и баронами после Октябрьской революции, поначалу).
Разумеется, уже в Харбине А.П. Будберг «подал в отставку» и открыто перешел в стан врагов Советской власти, даже став, впоследствии, военным министром в правительстве адмирала А.В. Колчака.

Так вот, во время поездки из Петрограда в Харбин   (а ехала туда семья Будбергов  с комфортом, в экспрессе,  в отдельном купе) и произошла занятная история, напрямую связанная с подпольным российским наркотрафиком.
А.П. Будберг подробно описал ее в своем дневнике:
«23 января 1918 года.
Тронулись в далекий путь…
Едем прилично; коридоры вагонов заполнены товарищами, которые ведут себя прилично, в купе не лезут и даже стараются услужить, исполняя разные мелкие поручения; объясняется это отчасти пожилым составом едущих (старые солдаты срока службы 1901—2 годов), а также и строгими мерами, принятыми комиссарами, противопоставившими солдатам красную армию и красную милицию», - отмечает А.П. Будберг.
Из уст убежденного антисоветчика и ненавистника большевизма,  такая высокая оценка «строгих мер» комиссаров по наведению порядка на железной дороге, дорогого стоит.
Ведь в результате  полного развала всего народного хозяйства, произошедшего в стране после Февраля 1917 года, на железных дорогах творился неописуемый хаос и «беспредел»:

«На станциях полное безлюдье, так как железнодорожные служащие прячутся от «товарищей», требующих отправки поездов вне всяких правил и творящих при отказе самые жестокие насилия (кладут на рельсы и давят паровозами; засовывают в локомотивные топки и т. п.)…»

Тут надо понимать, что под презрительным термином «товарищи» А.П. Будберг, в данном случае,   имеет ввиду отнюдь не «партейных» большевиков, а  целые эшелоны дезертиров,  которые тогда  бросили фронт и с оружием в руках ехали во внутренние районы России, творя жуткие зверства по дороге.
Распущенность, безвластие и анархия, усугубляемые спиртным, провоцировали, порой,  людей на жуткие злодеяния…

Именно такой эшелон с бандитствующими дезертирами и двигался впереди экспресса,  на котором ехало в Харбин семейство Будбергов:
«Жена спросила одного начальника станции, почему они не пропустят экспресса вперед во время остановки «товарищей» на продовольственных пунктах, на что тот ей ответил: «сударыня, разве охота кому умирать раньше времени и насильственной смертью»?!


А вот дальше произошли следующие интересные события:
«Когда подходили к станции Шарья, то там происходило побоище между прибывшим на станцию эшелоном и местными милиционерами; побоище окончилось восьмью убитыми и несколькими десятками раненых.

26 Января1918 года.

«…на станции рассказывали, что чрезвычайный  комиссар Северной Области сегодня утром он нагнал эшелон, устроивший побоище на ст. Шарья, и расстрелял тут же на полотне всех зачинщиков».
К сожалению, А.П. Будберг не указывает фамилии этого «чрезвычайного  комиссара Северной Области».
А жаль.
То, что  грозный комиссар сумел «привести в чувство»  этот бандитствующий дезертирский эшелон,  и даже добился от них выдачи зачинщиков (которых тут же расстрелял, для вразумления остальных негодяев),  дорогОго стоит.
Не так-то просто было это сделать.
Оружия у всех дезертиров  хватало с избытком (порой они прихватывали и везли с собой,  на продажу, даже пулеметы и легкие орудия). 
«Нагнать страху» и заставить повиноваться  людей, которым, после 3-х лет мировой войны,  и своя, и чужие  жизни были «копейкой», нужно было уметь.

А потом этот чрезвычайный  комиссар Северной Области, ненароком и порушил весь тщательно организованный наркотрафик:

«Увидав в нашем поезде вагон-ресторан грозный комиссар решил, что буржуи могут обойтись и без этого вагона, и перевел его на свой меридиан; нам это все равно, ибо мы им не пользуемся, но зато в отчаянии опиопровозители, составляющие половину пассажиров: оказывается, что у них в стенках вагона-ресторана заделано восемь пудов опиума, стоимостью свыше полумиллиона. Один из них остался в Вятке, очевидно для того, чтобы выручать свой товар».

Представляете, насколько хорошо все было налажено для того, чтобы в военное время, через все границы и таможни, доставить из Персии в Питер ВОСЕМЬ  пудов опиума,  там его запрятать в стенки вагонов экспресса,  и снова вести через все таможни и границы в Харбин?!
Судя по всему, наркотик был упрятан отнюдь не только в стенках этого конфискованного вагона-ресторана, но находился и в стенках других вагонов. Не случайно остался «выручать» свой товар только один из наркокурьеров, а остальные продолжили путь с экспрессом.
Значит, было что охранять и сопровождать, да и работка эта была архиприбыльной:

«1 февраля 1918 г.
«Наши опиоторговцы от Вятки в угнетенном состоянии; едущий с нами владивостокский купец Попов рассказывает, что опиоторговля за последнее время получила прочную организацию и имеет целую сеть контор и агентов; наиболее дорогой опиум везется из Персии и Туркестана в Петроград, там заделывается в стенки экспрессных поездов и переезжает в Харбин.
Главная агентура состоит из очень нарядных, но также очень развязных дам, умеющих в нужных случаях быть дамами, приятными во всех отношениях, для тех агентов власти, кои могут мешать торговле; зарабатывают они по несколько десятков тысяч рублей в рейс и потому швыряют деньгами во всю».

Вот ведь какие разудалые и нарядные (!!!) дамочки, оказывается, разъезжали в то безвластное, лихое и голодное время в экспрессах через всю Россию.

Насколько это было тогда опасно для дам (не имевших возможности швыряться деньгами, и рискнувших путешествовать самостоятельно), говорит следующий пример из «Дневника белогвардейца» А.П. Будберга:
27 декабря 1917 года он записывает в нем:
«Видел бывшего командира 27 корпуса ген. Кузьмина-Караваева, только что приехавшего из Тифлиса от Главнокомандующего Кавказской армией;
ехать сейчас, по его словам, хуже всякой каторги; он сам видел нескольких пассажиров, в том числе двух дам, которые были втиснуты в разрушенные уборные, завалены там солдатскими вещами, и ехали так 10 дней, покупая дорогой ценой приносимую им товарищами воду».
Думаю, несложно догадаться, что именно скрывалось за словами «покупая дорогой ценой».
Называть такие вещи своими именами тогда не было принято даже в личных дневниках, воспитание не позволяло…

Вернемся к событиям Первой мировой войны, связанными с наркотиками и наркоманией.


Первые же битвы  приобрели   исключительно ожесточенный и кровопролитный характер.  На полях  сражений оставалось  множество раненых и искалеченных людей.
Требовалось срочное создание и массовое применение таких обезболивающих медикаментозных препаратов, которые были способны  погружать раненых на время операций (и тяжелых перевязок)  в глубокий и быстрый сон. Для этого стали использовать опиум, морфий и героин. 
А ведь ранеными, на всех фронтах Первой мировой войны, были миллионы людей…
 
В наиболее сложном положении оказалась царская армия. 
Своей  развитой фармакологической промышленности в России вообще не имелось!
До 1914 года из нашей страны  в Европу, в первую очередь на фабрики в Германии, поставлялось только биологическое и растительное лекарственное сырьё. Причём по очень низким закупочным ценам.
После того как это сырьё германская фармацевтика перерабатывала в готовую продукцию, заказанные Россией медикаментозные товары возвращались обратно, но уже совсем по другой, куда более высокой оптовой стоимости.
 
Как можно было десятилетиями готовиться к войне с Германией и не обратить внимания на эту проблему, понять сложно.
Возможно, власть предержащие  отчего-то предполагали, будто германский император  будет и в годы  войны, поставлять, как в мирное время, наркотикосодержащие лекарства России, а скорее всего, просто «не заморачивались» этим, говоря современным языком.
 
Надо сказать, что торговые отношения между Россией и Германией накануне ПМВ были неравноправными, полуколониальными.
Торговый договор, который правительство Николая Второго заключило с Германией был настолько выгоден для немцев, что тогда было принято считать, будто бы  его выгоды  окупали все расходы по содержанию германской армии в мирное время.

Через некоторое время после начала ПМВ,  запасы наркотиков в медицинских учреждениях русских войск стали заканчиваться.
Хирурги в полевых условиях начали делать операции  «по живому», уже  без всякого обезболивания. Для облегчения мук раненых, по старинке, как в 17 - 19 веках,  использовали алкоголь, однако это помогало слабо.
Из операционных доносились жуткие крики, да и перевязки порой были настоящим мучением, с обмороками и потерями  сознания ранеными  от боли.
Когда стало ясно, что лекарственной помощи ни от  Германии, ни от многочисленных союзников ожидать не приходится, начала «шевелиться» и российская бюрократия.
 
23 октября 1914 года вышел в свет циркуляр  «О содействии общественным установлениям и частным фирмам, нуждающимся в приобретении лекарственных средств». Документом поощрялось развитие фармако-химической промышленности, занятой производством необходимых фронту лекарств.
14 мая 1915 года в Петрограде  состоялось экстренное Межведомственное совещание при Департаменте земледелия МВД Российской империи «Об улучшении производства в России лекарственных растений».
Совещание констатировало: «Переживаемая ныне освободительная война обнаружила тяжёлую зависимость России от германской промышленности, между прочим, и в деле снабжения населения лекарствами».
Признано  целесообразным «возделывание снотворного (опийного) мака – Papaver somniferum – и создание собственной промышленной базы по кустарной и фабричной переработке сырья и производства ассортимента лекарств».
К сожалению, найти официальные российские данные производства и закупки  за рубежом наркотических средств очень сложно. Вполне возможно, что такой статистики, при царе, попросту не велось.
 
Совсем другая картина была тогда на Западном фронте и в армиях Центральных держав.
«Союзные армии и армии их противников скорее уж испытывали перенасыщение поставками медикаментозных препаратов. При этом героин, по причине его большей наркотической активности, использовали чаще, чем морфий и опий. Разумеется, и привыкание к нему наступало быстрее. Не зря на Западе его обозвали «солдатским лекарством».
Большое хождение имел в Европе кокаин.В годы Первой мировой войны Герман Геринг (1893-1946) – будущий рейхсмаршал нацистской Германии, с охотой вдыхал белый порошок, отправляясь в очередной полёт на самолёте-истребителе. Так поступало немало лётчиков. Через 30 лет Геринг превратился в закоренелого наркомана. Во время его ареста американцами в Берхтесгадене при нём нашли 20 тысяч ампул с морфием, этот скромный запасец хранился в двух больших чемоданах, принадлежавших рейхсмаршалу», - отмечал исследователь  Б. Калачев в своей статье «Наркотики в окопах и в тылу Первой мировой».

В статье  Софьи Корниенко «Кокаин для нужд войны» рассказывается о Нидерландах, где во время Первой мировой действовала фабрика по производству кокаина. Она функционировала с 1900 года. Наркотик продавался и государствам Антанты, и государствам Тройственного Союза. Только в 1919 году было легально продано 13 тонн кокаина. В статье С. Корниенко  приведен пример работы немецкой  фирмы Merck в Дармаштадте, которая «произвела в 1912-1914 годы около 21 тонн кокаина, а во время Первой мировой – более полутора тонн в год».
«Историю эту раскопала голландская писательница Конни Браам (Conny Braam). Она утверждает, что кокаин на фронте распределялся военнослужащим через медчасти.
Для удобства его приёма в окопах наркотик изготавливали в форме таблеток под названием «Ускоренный марш». На ёмкости, куда таблетки помещались, имелась этикетка с надписью "Ослабляет чувство голода и усиливает выносливость". Писательница говорит о сотнях тысяч солдат-наркоманов, ставших таковыми благодаря работе узаконенных наркофабрик».

В  русской армии такого размаха наркомании не было, но это зло, постепенно, проникало в широкие слои офицерства, врачей, медперсонала и  близких им людей.
По понятным причинам,  это никогда особенно не афишировалось, однако известно, что даже многие известные люди становились наркоманами.
Кому-то из них чудом удавалось «соскочить» с иглы или кокаина (как, например Александру  Вертинскому, или Михаилу Булгакову), но многим сотням тысяч это сделать не удалось…
Разумеется, и многие офицеры, особенно те, кто был неоднократно ранен, тоже попадали в наркотическую зависимость.

Наиболее яркий пример – знаменитый генерал Яков Слащов- Крымский.
В годы Первой мировой он прошел боевой путь от командира роты лейб-гвардии Финляндского до командира лейб-гвардии Московского полка, получив в боях 5 ранений и 2 тяжелые контузии. 
В результате перенесенных страданий он  и стал кокаинистом-наркоманом.

О своей встрече с Я. Слащовым рассказывал Александр Вертинский.
В 1918 году Вертинский  гастролировал в Одессе, следуя за  частями Белой армией, отступавшей под ударами красных.
Как вспоминает Александр Николаевич, в гостинице, где он остановился, ночью его подняли с постели и привезли в походный вагон генерал-лейтенанта Якова Слащёва.
«Хотите кокаину?» - спросил его Слащов.
Вертинский, сумевший избавиться от пристрастия к кокаину в годы Первой мировой,  вежливо отказался.
Тогда Слащов попросил артиста  исполнить свою любимую  песню «Мальчики», и Вертинский  запел ему знаменитое:

«Я не знаю, зачем, и кому это нужно,
 Кто послал их на смерть не дрожавшей рукой,
 Только так беспощадно, так зло и не нужно,
 Опускали их в вечный покой.

    Осторожные зрители молча кутались в шубы,
    И какая-то женщина с искаженным лицом
    Целовала покойника в посиневшие губы
    И швырнула в священника обручальным кольцом...»

Слащов и его соратники прослушали  легендарную песню в гробовой тишине.
Из этой странной встречи Вертинскому запомнились такие детали:
 «…посредине стола стояла большая круглая табакерка с кокаином… в руках у сидящих были маленькие гусиные перышки-зубочистки. Время от времени гости набирали в них белый порошок и нюхали, загоняя его то в одну, то в другую ноздрю».
Нюхал кокаин, по наблюдениям Вертинского, и сам генерал, крайне бледный и измождённый.

Хорошо знал Слащова и генерал Врангель, посвятивший ему несколько страниц в своих воспоминаниях.
Он тоже подчеркивал пристрастие Якова Слащова к кокаину:
«Неуравновешенный от природы, слабохарактерный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезненному пристрастию к наркотикам и вину, он в атмосфере общего развала окончательно запутался...
…генерал Слащов не мог успокоиться. Убедившись, что я в разговорах с ним тщательно избегаю касаться всего того, что не имеет отношения к вопросам, связанным с его командованием, он стал засыпать меня своими сумбурными рапортами. Рапорты эти столь характерны, что я не могу не привести одного из них.
"5 апреля 1920 года. Секретно в собственные руки.
Главнокомандующему Вооруженными Силами на Юге России. №021.
РАПОРТ.
…
2. …Разрушается моя контрразведка, намечаются новые газеты, когда не хватает бумаги для старых, а мне не высылают орудий и автомобилей.
Интриги на маленькой территории Крыма невероятно растут. Борьба идет с коренными защитниками фронта, до меня включительно, вторгаясь даже в мою частную жизнь (спирт, кокаин)».

Тут интересно упоминание Слащова, что он имел тогда свою ЛИЧНУЮ контрразведку. 
(Впрочем, собственные отделы контрразведки, не подчинявшиеся никому, кроме учредивших их атаманов и полководцев, вообще были  «в порядке вещей» в Белой армии. Мы от этом потом подробнее поговорим).
 
О том,  чем нередко занимались эти «личные» контрразведки, вспоминает барон Врангель:
«Злоупотребляя наркотиками и вином, генерал Слащов окружил себя всякими проходимцами. Мне стало известно из доклада главного военного прокурора об аресте по обвинению в вымогательстве и убийстве ряда лиц с целью грабежа, начальника контр-разведки генерала Слащова военного чиновника Шарова. Последнего генерал Слащов всячески выгораживал, отказываясь выдать судебным властям.
Следствие между прочим обнаружило, что в состоянии невменяемости генералом Слащовым был отдан чиновнику Шарову, по его докладу, приказ расстрелять без суда и следствия полковника Протопопова, как дезертира.
Полковник Протопопов был расстрелян, причем вещи его, два золотых кольца и золотые часы,  присвоил себе чиновник Шаров».

Такие вещи в любой уважающей себя армии мира называются мародерством и караются по законам военного времени…


 После Февраля  1917 года начался распад и разложение русской армии и государства.  С началом Гражданской войны продолжилось  разорение аптек, в которых имелись наркотики, солдатами и матросами как «белых», так и «красных», это  стало обычным явлением.
В это время и появилось жаргонное выражение «Балтийский чай», который представлял из себя  не что иное, как смесь питьевого спирта  с кокаином.
Говорят, что "накоктейлившиеся" бойцы могли не спать сутками, не ведали усталости,  в атаку шли без страха, и при ранении не ощущали боли.
Впрочем, официальная историческая наука на этот счет хранит молчание.

Наш знаменитый хирург Н.Н.  Бурденко, анализируя средства наркоза, применявшиеся  в 1914 году на Северо-Западном фронте, сетовал на отсутствие препаратов, которые не вызывали бы зависимость от них у раненых, настаивал на необходимости в этом плане тщательно готовиться к будущим войнам.
Его призыв актуален и в нынешние дни.
По разным подсчетам  количество  раненых  в царской армии в годы ПМВ  было от 3,2 млн. до 3,8 млн. человек.
Скольких из них удалось бы спасти полевым врачам, будь наркотиков в санитарных частях Русской армии – побольше, а в тылу – поменьше, никто ответит.

В годы Гражданской войны ситуация с анестезией у обеих противоборствующих сторон была просто катастрофической.
О некоторых медицинских проблемах,  в годы Гражданской,  мы и поговорим в следующей главе.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/04/577